Страница 1 из 11

«Господа офицеры». Неизвестная история русской армии

Мухин Юрий

Юрий Мухин

Предисловие

Всю жизнь верховные правители России пытались усовершенствовать армию и даже добивались военных побед, но, как правило, ценой огромных человеческих потерь. Разумеется, трусость и неумение воевать – это всего лишь одна крайность, которой противопоставляются героизм и военное мастерство тех же русских дворян, русских офицеров и генералов, но военное дело таково, что даже один трус и предатель может вызвать поражение и потери огромного количества храбрых воинов. Казалось бы, нужно было выявлять и всячески наказывать кадровых военнослужащих, проявивших в войнах трусость, подлость или тупость.

Но во все времена у руководителей России была проблема – сильная армия была залогом мира, и поэтому не только армия, но и сами руководители считали неправильным, непатриотичным говорить о недостатках армии. Поэтому, какой бы позорной ни была война, но после неё все в России, в том числе и руководители России, говорили не о предателях, вызвавших неоправданные потери, а возводили в герои часто откровенно дутых полководцев, таких, скажем, как Кутузов, пытаясь не только настоящими, но и этими дутыми героями запугать будущего вероятного противника.

Мне кажется, что объяснить эту мысль полезнее на конкретном примере, я воспользуюсь эпизодом из своей художественной книги «210 мгновений эпохи „Отца народа“». Повторю, что это книга художественная, то есть я описал собственный вымысел, однако этот вымысел основан на том, чем руководствуются настоящие государственные деятели, а именно таким деятелем и был И.В. Сталин.

Поздним вечером 26 марта 1945 года Сталин и начальник Генштаба Красной Армии генерал А.И. Антонов сидели за длинным столом с картой Германии; возле Антонова и Сталина на карте лежали различные документы, а перед Антоновым ещё и три папки с документами для доклада Сталину – красная, синяя и зелёная. Сталин, несколько раз скептически усмехнувшись, подписывает последний прочитанный документ и Антонов кладёт его в зелёную папку.

– Итак. – Сталин встаёт, вновь склоняется над картой, берёт в руки линейку, карандаш и возвращается к вопросу, который они обсуждали уже больше часа. – Сколько Генштабу ещё нужно времени, чтобы в деталях проработать план Берлинской операции?

– Дня три, – Антонов понимал, что в данном случае нужно спешить.

– Вызывайте на 1 апреля Жукова и Конева в Москву, в Генштабе детально ознакомьте их с нашим планом, пусть выскажут вам своё мнение, потом они мне доложат планы операций в части действий своих фронтов, и я их планы утвержу. – Сталин положил на карту линейку, установил её положение и удобнее взял карандаш. – Линию разграничения фронтам Жукова и Конева я довожу только до городка Люббен. – Сталин красным карандашом провёл по линейке линию и в её конце обвёл этот город на карте полукругом. – Будем смотреть по ходу операции: если у Жукова не будет получаться операция в плановые сроки, развернём на Берлин и правофланговые армии Конева… Всё, вы свободны.

Антонов собрал бумаги и свернул карту, но потом нерешительно начал.

– Есть вопрос, который напрямую не касается Генштаба, но который мне хотелось бы прояснить, если это возможно.

– Пожалуйста.

– Мы сейчас обсудили план Берлинской операции, в ходе которой 1-й Украинский Конева и 2-й Белорусский Рокоссовского отсекут Берлин от помощи немецких армий извне. Но всё равно наиболее трудная задача ляжет на 1-й Белорусский фронт. Ему надо будет взять Берлин, но перед взятием потребуется уничтожить 9-ю немецкую армию, опирающуюся на хорошо подготовленные оборонительные позиции Зееловских высот. Не заставить 9-ю армию отступить, а задержать и уничтожить, – голосом подчеркнул Антонов сложность задачи, предстоящей 1-му Белорусскому фронту. – И только после этого начать штурм собственно Берлина.

– Да, – подтвердил Сталин, несколько удивлённый повторением того, что они только что обсудили, – обходить 9-ю армию немцев нельзя, иначе она отступит в Берлин и там её уничтожить будет чрезвычайно трудно. При таком развитии событий мы потеряем дополнительно десятки тысяч жизней при штурме собственно Берлина. Нам обязательно надо уничтожать 9-ю армию в поле – на Зееловских высотах.

– Поэтому я и считаю, что с точки зрения командования этой операцией для 1-го Белорусского фронта это очень сложная операция, – начал объяснять свою мысль Антонов, – и хотя разработаем и проработаем её мы – Ставка и Генштаб, – но эта операция потребует большого искусства и самоотверженности от того, кто будет командовать фронтом. Мы здесь, в Москве, не сумеем реагировать на все изменения обстановки под Берлином с достаточной быстротой.

Поэтому, простите, я позволю вмешаться не в своё дело и предложить вернуть в командование 1-м Белорусским фронтом Рокоссовского, – видя, что Сталин нахмурился и задумался, Антонов продолжил торопливо: – Видите ли, маршал Жуков почти всю войну провоевал не командующим войсками, а вашим генерал-адъютантом. А когда Жукову поручались самостоятельные задачи, он командовал очень неубедительно. Кроме того, его сибаритство, совершенно не солдатское стремление к жизненным удобствам на фронте…

– Я вас понял, товарищ Антонов, – Сталин раздражённо остановил Антонова, – не надо продолжать. Мне могут не сообщить об истинном положении на фронте, но о любовницах своих коллег наши генералы сообщают мне обязательно.

Сталин, разумеется, знал, что множество командующих советскими армиями и фронтами, удалившись от жён, завели себе любовниц, мало того, использовали государственные ресурсы для ублажения подруг, в частности, устраивая их на разных штабных должностях и бессовестно награждая. Сталину уже сообщили то, что, возможно, хотел сообщить Антонов, – что любовница Г. Жукова, сопровождавшая его в поездках на фронт в качестве военфельдшера и не перевязавшая за всю войну ни одного раненого, была награждена Жуковым орденами Красного Знамени, Красной Звезды и пятью медалями.

– Извините, – стушевался Антонов.

– Во-первых, не стоило извиняться, – успокоил Антонова Сталин, – вы обязаны высказать мне все свои сомнения по предстоящей операции. Однако должен сказать, что если бы даже у меня не было иных, более важных соображений, то я бы не согласился с вашим предложением и по причинам военного характера. Думаю, вы уже в мыслях весь в предстоящей Берлинской операции и перестали обращать внимание на то, что у нас ещё не закончена Восточно-Померанская операция, в которой задействован 2-й Белорусский фронт. И после окончания этой операции Рокоссовскому придётся перебросить войска фронта на 350 километров к Одеру. Перебросить в условиях разрушенных железных дорог и угнанного подвижного состава. Сколько Генштаб может выделить Рокоссовскому автомобилей? – неожиданно спросил Сталин.

– Около двух тысяч… – Антонов тем был и силён, что помнил всё.

– Две тысячи, – подтвердил Сталин. – Стало быть – ничего. И Рокоссовскому придётся перебрасывать армии фронта к Одеру в основном пешим порядком. А немцы затопили пойму Одера, Одер теперь около 7 километров шириной, и Рокоссовскому придётся эту преграду преодолеть в условиях противодействия сильного противника и не имея времени даже на разведку. Вы как-то недооцениваете задачи, стоящие перед Рокоссовским, товарищ Антонов, а это такие задачи, которые только Рокоссовский и сумеет решить.

Но в данном случае дело не только в этом… – Сталин помолчал. – Товарищ Антонов, я работал с четырьмя начальниками Генерального штаба и должен сказать, что для войны вы выдающийся генштабист. Вы способны пропустить через себя тысячи данных о противнике и предсказать его поведение с исключительной точностью. Начиная с 1943 года во всех наших операциях заложен ваш талант.