Идиотентест

– Эх, топлива мало, – удручённо произнёс мой старпом. Он огляделся вокруг, как будто бы надеясь увидеть, что-то алкогольное. Его явно озадачивало отсутствие бухла, хотя мы были изрядно заряжены, и это ещё мягко сказано.

– Бля, чувак, не обламывай кайф. Наслаждайся моментом триумфа; будем потом в обезьяннике вспоминать, – кричал я сквозь хохот.

– Всему своё время, друг мой, – проговорил пьянчужка, заплетающимся языком. – Давай-ка осмотримся и подумаем, что делать дальше.

– Ишь ты какой! «Подумаем». Ты чё думать сюда приехал или косорезить? Хорош мозги пудрить, – заливался я безумным смехом; чердак мне сорвало конкретно, и я понимал, что дело кончится чем-то особенно жёстким.

Скорее всего, Лё-шик тоже это понимал, но виду не показывал, а наоборот, старался выступать в качестве разумного противовеса моим психо-закидонам. И тут мы увидели мост, который лежал на пути нашего следования, но прикол в том, что арка моста была очевидно ниже, чем высота каркаса нашего «корабля». Ситуация приобретала опасный оттенок и грозила вылиться в реальную катастрофу. Нужно было быстро принимать решение. Спасаться вплавь, откровенно говоря, очень уж очень не хотелось.

– Давай к берегу, – крикнул я и схватил импровизированное весло, выводя своего спутника из минутного оцепенения. Мы остервенело начали грести и очень быстро приблизились к набережной, благо канал был весьма неширок. Но возникла следующая проблема: набережная канала была достаточно высокой, плюс чугунный заборчик тянулся вдоль всей её протяженности, нужно было лишь подпрыгнуть, чтобы зацепиться руками за его верх. Лё-шик схватил канат, точнее его часть, и зачем-то сунул его в рюкзак.

– Давай, дядь, прыгаем, – крикнул он. И мы прыгнули и повисли на заборе, а платформа, стукнувшись о камни и слегка развернувшись, поплыла себе дальше на встречу со своей судьбой в виде невысокого моста. Не без труда мы выбрались на набережную; малочисленные прохожие, которые находились неподалёку, были весьма озадачены нашим неожиданным появлением. Мы вроде как вылезли из реки, но при этом были сухие; странно это, наверное, выглядело. Интересно, что подумали эти люди в тот момент? Хотя нас-то в то время это как раз совершенно не заботило; мы торопились покинуть место преступления и, несмотря на мои уговоры посмотреть, как кафешка врежется в мост, Лё-шик увлёк меня в первый попавшийся подъезд, а точнее, парадняк, как говорят в Питере. Парадное оказалось сквозным, и мы вышли во двор-колодец – классический вариант для этого города. Поблуждав немного в каменном лабиринте и ещё раз подивившись обшарпанности и убитости, царившими внутри, мы выползли на какую-то улицу и там, как ни в чем не бывало, пошли прогулочным шагом куда глаза глядят.

– Ну чё, какие планы? – поинтересовался Лё-шик. – Есть идеи, окромя покупки топлива?

– Пойдём в зоопарк, – неожиданно предложил я, – ну или в Кунсткамеру.

– Неплохо, как раз тебя там оставлю, – улыбнулся мой добродушный огр.

– Ха-ха, только вначале давай пожрём что-нибудь, а то как-то голодно. Ну и выжрем, конечно же.

На жратву решили не тратиться, так как деньги начинали кончаться, благо можно было похавать на халяву.

В то время имелось одно местечко почти в центре, где бесплатно, я так понимаю, в благотворительных целях, кормили людей. Там обычно тусовались всяческие маргинальные личности, но в основном неформалы, а реальных бомжей почти не было, видимо их периодически прогоняли оттуда. Нашли мы эту тему ещё тогда, когда оказались там в первый раз с Кирой и Обжорой. Нам его присоветовали какие-то хиппари, которые ехали автостопом через Питер. Так что мы спокойненько нашли это самое место. Располагалось оно в глубине самого обычного питерского двора. На заборе рядом со входом сидела небольшая, но довольно-таки разношёрстная компания; кто-то играл на гитаре, кто-то пел, пахло травой; ну, в общем-то, царила атмосфера классического сквота. Мне показалось, что высокий парень, который пел громче всех, мой знакомый и прозвище его было Грин. Я хотел было подойти, но Лё-шик потянул меня за рукав и затащил внутрь плохо освещённого помещения. Странно, но внутри народу оказалось меньше, чем снаружи. Мы взяли пластиковые тарелки и ложки и направились к стойке. За ней стояла девушка, как мне показалось в тот момент, необычайной красоты. Она явно была толкинисткой, её выдавал хайратник и татуировка на запястье. Эльфийские руны, наколотые кустарным способом, опоясывали её руку чуть ниже локтя. Она большим половником разливала похлёбку страждущим. Когда пришла моя очередь и я дождался, чтобы похлёбка оказалась в моей тарелке, я слегка склонил голову и улыбнулся.

– О Элберет Гилтониэль, с небес глядящая насквозь… – продекламировал я.

– Открой ворота облаков, в сиянье синих звёздных слёз! – пропела она красивым и высоким голосом. Вы знаете, многие толкинисты, и вправду, очень хорошо поют, особенно всяческие эльфийские баллады. Но она пела просто божественно; если бы я был под дурью, то, наверное, поверил бы, что она эльф, ну или хотя бы наполовину; по-моему, полукровки называются «эльфинитами». Вообще, толкинисты народ особый, к ним и подход нужен соответствующий. Они в основном делятся на несколько видов. Не скрою, что прочитал наверное все произведения профессора Толкиена и, конечно же, тоже подпал под литературные чары мастера, и до сих пор считаю, что его серия книг, посвящённых Средиземью, – одно из самых интересных и захватывающих чтив, что мне приходилось читать в жизни. Просто шикарная вещь! Совсем не то, что вы читаете в данный момент. Ну да ладно, не буду вдаваться в долгие хвалебные речи, просто всем советую ознакомиться. Ах да, вернёмся к классификации «толчков». Как я уже говорил, книги настолько захватывающие, что многим особенно впечатлительным крышу сносит на раз-два. А в той среде, особенно впечатлительных, как раз большинство. Ну так вот, именно по степени сноса крыш я их и квалифицирую, так сказать, по шкале от «мне просто интересно, а чё тут такое?» и до «да вы что, я реально Эльронд». Девочка была где-то чуть выше середины по той шкале и жила скорее в пригороде Гондора, чем Питера, да и к реальности относилась, скорее всего, как к телепередаче. Знавал я таких немало. Это обычно милые и безобидные люди, очень приятные в общении интеллектуалы, начитанные и весёлые. В общем-то, мне они нравились и не только девчонки, но и парни были нормальными, ну в смысле выпить с ними эля или чего покрепче. Мы как-то на Эгладоре в Нескучном саду впряглись за них и схлестнулись с местными гопниками, которые повадились было тиранить беззащитных ботанов и были весьма удивлены, встретив вдруг ожесточённое сопротивление. «…и были они обращены в бегство, бросив раненых на поле брани». Помню, как Саша Моррисон сломал мой тубус о голову кого-то из того стада быков, а тубус, между прочим, классный был, советский, от родителей достался. Ну и я кому-то перемкнул хорошенько гриндером по хребту. Там даже скорую пришлось вызывать, благо больница рядом была, и менты приезжали, но их мы дожидаться, конечно же, не стали. Ну, короче, с толкинутыми отношения у меня были супер: я любил, понимал и уважал их, а они отвечали мне взаимностью, потому как люди они сенсорно-восприимчивые и такие вещи всегда чувствуют. Самое главное – никогда не стебаться над их убеждениями, по крайней мере в глаза, потому как за глаза, иногда волей-неволей проскакивает, особенно над их верой в то, что они живут в лучших и волшебных мирах, а не в Подмосковье конца 90-х – начале нулевых. Честно говоря, я бы и сам был не против переехать в уютный коттедж под Ривенделлом или в просторную двушку в центре Минас Тирита и в командировки гонять в Изенгард, а в отпуск – на курорт Серебристая гавань. Но, сука, нет, придётся всё же жить в нашем дерьмовом мире и барахтаться, как и все остальные, в этом грёбаном муравейнике.

– Я – Кендр, – просто сказала она.

– Я – Джин из Чертогов Мандоса, – представился я своим толкинистским именем. Не удивляйтесь такому странному имени; просто перед тем как покреститься на Мандосе, мы с одним чуваком, по-моему с Савой, конкретно убрались джином с тоником (помните, продавали такой напиток в полуторалитровых баклажках и пойло было то ещё). И, придя в царицынский лесопарк в состоянии полного аута, на вопрос духовника о том, какими именами нас наречь, мы хором ответили по сути единственное, что могли выговорить в тот момент, а было это «Джин-Тоник», и с тех самых пор так и звались. Я – Джином, а Сава – Тоником; правда, Саву я с тех пор, по-моему, и не видел. Итак вернемся в город на Неве. И вот я, глядя ей прямо в глаза своим разноцветным взглядом, так как глаза у меня с детства разных цветов, и положа правую ладонь на сердце, склонил голову так, чтобы прядь длинных волос, заплетённая в косичку выскочила из-за правого уха, куда я её обычно заправлял, и повисла сбоку; уж не знаю почему, но этот приём всегда срабатывал с девочками из толкинистской тусовки. Наверное, я в этот момент был похож на Дунадана – странствующего рыцаря из древнего Нуменорского рода. Не исключено, что это было именно так. Она была впечатлена и улыбнулась мне широкой, искренней улыбкой.