Аргентина

За спиной Хуана он перекрестился на иконы, стоящие в верхнем правом углу. Обстановка в комнате напомнила ему далекое детство. Такие же иконы стояли в комнате его бабушки.

Хуан тем временем выдернул из-под стола компьютер. Системный блок, сделав кульбит, вылетел на середину комнаты. Бугор в очередной раз обернулся. Его внимание привлек глухой звук удара тяжелого предмета о металл, раздавшийся изнутри. Мгновенно мелькнула мысль: «В блоке же можно спрятать что угодно! Как он раньше об этом не подумал!»

– Стой!  – Бугор поднял руку в предупреждающем жесте, остановив взлетевшую вверх для удара биту.

– Открой крышку!  – он пальцем указал аргентинцу на заднюю панель.

По стеклянным глазам Хуана Бугор понял, что тот не может сообразить, что от него хочет напарник.

Бугор нагнулся и покачал системный блок руками из стороны в сторону. Громкий стук изнутри железной коробки просветил сознание ацтека.

– Понял? Нет?!

В черных зрачках Хуана промелькнула хищная улыбка, рот растянулся в улыбке, обнажив ряд желтых зубов. Кивнув головой, он хрипло произнес: «О’кей!» – жестом показывая, чтобы Бугор опустил коробку.

Подобрав среди рассыпанных по полу бумаг, карандашей, ручек, скрепок отвертку, Хуан медленными движениями открутил заднюю панель системного блока.

– Ну, что там?  – нетерпеливо спросил Бугор.

В ответ на его вопрос аргентинец молча и многозначительно, чуть поджав губы и качнув головой, оценивая важность находки, достал из блока кожаную кобуру с торчащей из нее рукояткой пистолета, блеснувшей гранями вороненой стали, и передал оружие Бугру. Это был «берса тандер 380», самый популярный на гражданском рынке оружия в Аргентине.

«Чья же это пушка»?  – спросил Бугор самого себя, рассматривая пистолет, удобно лежащий на ладони. Размышляя, что же делать дальше с этой находкой, он подошел к дверному проему и посмотрел в прихожую.

Людмила сидела в кресле. Она тяжело дышала, мотала головой. Глухое рыдание через заткнутый рот доносилось до Бугра тяжкими стонами.

Привычным движением большого пальца он надавил на кнопку выпуска обоймы. Обойма послушно скользнула вниз, и он поймал ее на лету левой рукой. Семь девятимиллиметровых патронов ровным строем желтели в прорези темного металла. Не вставляя обойму, он передернул затвор, проверив канал ствола. Ствол был пустой. Звон разбитого стекла заставил его обернуться.

Опьяневший Хуан продолжал бесноваться. Ударами биты он вмял в стену осколки стекла и бисер вместе с тканью иконы Николая угодника. Деревянная рамка разлетелась в щепки. Следующим ударом был повержен Георгий Победоносец. Затем цветным дождем разлетелись сорванные с белоснежного холста цветные шарики иконы Михаила Архангела. Потайного сейфа в комнате не было. Все разбитые рамки от фотографий икон, расколотые вдребезги, валялись на полу. Вошедший в раж Хуан размахнулся в очередной раз.

– Стой!  – крикнул Бугор, но было поздно. Мощный удар обрушился на треугольную фанерную полку с иконами, закрепленную в правом углу комнаты почти под потолком. Бита не задела иконы, но многослойная фанера, прикрытая белой тканью со свисающими кружевами, отпружинив от удара, подбросила стоящие на ней предметы вверх. Большая деревянная икона с ликом Богородицы в золотом окладе полетела вниз на голову аргентинца, карая его за святотатство.

Хуан, шатаясь, подошел к Бугру, держась левой забинтованной рукой за голову. Из рассеченной кожи сквозь черную смоль волос сочилась кровь.

– Тьфу, блин! Теперь тебя, кретина, перевязывать надо!  – Бугор со злости смачно сплюнул.

– Ком! Бинт доставай!  – он пальцем коснулся бинта на руке аргентинца и следом легко подтолкнул его к выходу из комнаты.

Еще раз окинув комнату взглядом, Бугор вдруг заметил лежавший в самом углу на полке сверток. Подойдя к иконостасу, коснувшись свертка, он сразу понял, что это деньги.

В это время Хуан, тяжело переставляя ноги, бормоча под нос ругательства, волоча по полу биту, вышел в прихожую. Остановившись напротив Людмилы, он отнял забинтованную руку от головы и, увидев на повязке свежее пятно крови, заорал: «А-а-а! Сук-а-а! Убью-ю!»

В пьяном угаре ацтек ударил Людмилу битой по голове, вымещая на беспомощной жертве свою вскипевшую ярость, затем еще и еще несколько раз. Удары биты соскальзывали, попадая на ключицы, дробили их на мелкие кусочки. Шапочка, закрывавшая ее глаза, от скользящих ударов слетела на спинку кресла. Забежавший в прихожую Бугор перехватил поднятую для очередного удара биту и вырвал ее у него. Заломив Хуану руку за спину, он развернул обезумевшего аргентинца в сторону дверей. Толкая его в спину перед собой, придав ускорение сопротивляющемуся и орущему Хуану, он толкнул его к выходу. Толчок был такой силы, что, не удержав равновесия, Хуан головой врезался в нижнюю часть входной двери и затих. Бугор стоял в центре прихожей, смотря на лежащего в неестественной позе напарника, успокаивая дыхание. В наступившей неожиданно тишине был слышен звук капающей из крана воды.

«Почему так тихо?  – мысль прилетела в сознание после странного ощущения необычной ночной тишины и вызванного этим беспокойства. – Он ее грохнул! Точно!»

Брошенная им бита, нарушив тишину, с громким перестуком укатилась по паркету в угол. Бугор подбежал к Людмиле, прикоснулся к ее шее и сразу ощутил нервную строчку пульса под кожей. Он еще успел облегченно вздохнуть, как от неожиданного прикосновения Людмила очнулась, вздрогнула, чуть повернула голову и открыла глаза. Их взгляды встретились. Бугор, увидел расширенные от боли зрачки, замутненные слезами, в тот же миг отшатнулся. Находясь на грани исступления от болевого шока и душевной боли, Людмила взглядом, словно молнией, выпустила в мучителя столько ненависти, что видавший виды Бугор оцепенел. Ни испуга, ни подавленности, ни животного страха, которые, как правило, видел он раньше у своих жертв, не было во всем ее облике. Она попыталась встать, чтобы из последних сил вцепиться мертвой хваткой в горло своего мучителя, но, чуть приподнявшись, лишь застонала от боли и беспомощно откинулась в кресло. Только сейчас ее лицо в подтеках крови, сочившейся из рассеченной кожи на голове, исказила гримаса страдания и боли. Бугор всей своим нутром почувствовал, что в лице этой женщины он приобрел смертельного врага. Холодный пот прошиб его, выступил испариной на лбу и тонкой струйкой побежал между лопаток по спине.

Людмила, закрыв глаза, от бессилия, обреченности и невозможности растерзать на куски человека, сломавшего ее жизнь, отнявшего ребенка, зарыдала, не пытаясь больше подняться. Слезы катились из ее глаз. Она то всхлипывала, то, раскачивая головой из стороны в сторону, кричала в надрыве, срывая голосовые связки, сквозь кляп одно слово: «Не-е-т! Не-е-т! Не-е-т! Не-е-т!»

Бугор попятился от нее и остановился, упершись спиной в противоположную стену. Он лихорадочно соображал: «Оставлять ее нельзя. Теперь она меня опознает в два счета! Нельзя! Нельзя! Вот сука!»

Хуан лежал у дверей. Бугор посмотрел на него, подбросил в руке найденный пистолет, словно взвешивая его значимость, затем подобрал с пола выроненный из рук пакет с деньгами, прошел на кухню и устало сел на стул.

Решение пришло само собой, когда он немного успокоился, допив остатки водки, закурив сигарету. Работая в перчатках, он не боялся, что оставит свои отпечатки в этом доме на посуде и тем более на оружии. Для полиции важно будет  – кто стрелял из этого пистолета!

Слабый стон опять раздался из прихожей. Людмила, уже обессиленная, находилась на грани потери сознания.

«Нет! Ее нельзя оставлять! Русская баба, точно, и в горящую избу войдет. Она ж с меня потом, с живого, шкуру сдерет!» Ему все еще было не по себе. Его опять передернуло при воспоминании о ее пронзительном, леденящем душу взгляде. «Вот сука! Ведьма! Все! Пора с этим кончать!»

Он жадно сделал последнюю затяжку, бросил сигарету в кухонную мойку, встал. Открыв смеситель, Бугор налил полный стакан холодной воды, вышел в прихожую и выплеснул в лицо лежащего Хуана. От холодной воды тот вздрогнул. Дополнительные две легкие пощечины окончательно привели его в чувство.