Аргентина

Еще днем Сергей позвонил ей на сотовый и предупредил, что будет ночевать у Ильи. Вечером он и брат со своей девушкой собрались погулять по центру города, посидеть в кафе. Илья вот уже два месяца снимал небольшую квартиру недалеко от центра, поэтому она за Сергея была спокойна. Верочка  – вот ее боль, и за ее возвращение домой живой, здоровой и невредимой она отдаст все на свете!

Доставая из сумочки сотовый телефон, Людмила коснулась рукой пачки денег и от неожиданности вздрогнула. «Господи! Деньги!» – она совсем забыла про них! Переложив упакованные пачки бумажных купюр из сумки в полиэтиленовый пакет, она зашла в свою комнату и, ни капли не сомневаясь, засунула пакет за иконы, на полку, со словами: «Господи! Спаси и сохрани! Заступись, Царица Небесная! Спаси мою доченьку!»

Немного успокоившись после молитвы, она вышла в прихожую и, услышав лай собак, посмотрела во двор через стекло входной двери. Собаки отрабатывали свой хлеб, дежурно, незлобиво облаивая проходящего по улице мужчину.

«Надо почту проверить!»  – вспомнила она, наткнувшись взглядом на калитку. Людмила вышла из дома и, боясь пропустить телефонный звонок, быстро добежала до почтового ящика, одиноко висевшего рядом с калиткой, над сеткой забора. Все эти долгие месяцы она с фанатичным постоянством по нескольку раз в день открывала дверцу ящика и уже давно перестала закрывать ее на замок. Не доверяя темноте круглых отверстий на боковой стенке ящика, Людмила привычными движениями проверила его содержимое, прощупав дно рукой. Почты не было. Каждый раз она с замиранием сердца открывала дверцу ящика, как окно в неизвестность, в надежде обнаружить здесь хоть какую-нибудь весточку.

Она мысленно представляла себе, что это могло бы быть сложенное в маленький треугольник письмо от Веры или записка на оборванном, грязном клочке бумаги от похитителей, с грубыми, ужасными, корявым почерком написанными словами! Ведь самое ужасное  – это неизвестность! А сегодня она забыла про почту. Вчерашний звонок все переменил и вселил надежду.

Она быстро поднялась по ступенькам, на ходу прислушиваясь, не звонит ли телефон. Войдя в дом, она перетащила из гостиной в прихожую кресло, поставив его к окну, ближе к телефону.

Розовый южный закат прятал солнце за вершинами Анд, и темнота наступила неожиданно и быстро. Людмила сидела у открытого окна, залетал теплый ветер, раздувая и поднимая белые тюлевые шторы. Опустевший дом хранил полное молчание. Лишь изредка с улицы доносился шум от проезжающих машин и редкий, ленивый лай собак.

Телефон молчал. Утренняя уверенность сменилась тревожным чувством  – что-то происходит не так. Еще днем ей показалось, что от банка за ней на небольшом расстоянии постоянно следовала черная машина. Это был «мерседес», который сопровождал ее по городу, но потом, на въезде в коттеджный поселок, «мерседес» пропал, проехав, видимо, дальше по трассе. Несколько раз посмотрев в зеркало заднего вида, она не увидела ни одной машины на всем протяжении своей улицы и списала это кажущееся ей преследование на усталость и проявленную ею элементарную осторожность, связанную с получением крупной суммы денег.

Но сейчас, вспоминая вчерашний телефонный разговор с похитителями, она вспомнила фразу, которой сразу не предала значения: «Когда мы увидим вас выходящей из банка…» «Они следили за мной! Теперь они знают, что я приготовила деньги!»  – сделала она окончательный вывод. Подумав, хорошо это или плохо, Людмила решила, что главное для спасения дочери  – это выполнение всех условий похитителей. Теперь они убедились, что деньги приготовлены и, значит, препятствий для обмена дочери нет! Надо ждать!

Она сидела, откинувшись на спинку кресла, с закрытыми глазами, ощутив внезапно возникшую одышку и учащенное сердцебиение. Спасительный поток свежего воздуха, залетающий порывами в окно, ласково шевелящий волосы, и знакомые запахи сада постепенно вернули ей нормальное дыхание.

Не было сил встать, включить, как обычно, освещение у входа в дом, запереть на ночь входную дверь. Она решила, что сделает это позже. А сейчас ей совсем не хотелось вставать. Ей не нужен был и свет в комнате. Хотелось посидеть в темноте. Она должна отдохнуть, прийти в себя и быть готовой к любым испытаниям завтрашнего дня. Она сильная! Она все выдержит! Она все сделает для спасения Верочки! Главное  – дождаться звонка!

Яркая полная луна через окно освещала стену прихожей с прислонившейся к ней тумбочкой с телефонным аппаратом. Обессилившая, уставшая женщина спала в рядом стоящем кресле.

Бугор с Хуаном вышли из машины на перекрестке кварталов, отправив Жорика на стоянку к супермаркету, где напротив магазина находился полицейский участок. На подходе к дому Чистовых, выделявшемуся в темноте лишь светлым пятном левой стены, освещенной лунным светом, Бугор достал телефон:

– Слышь, братан! Мы тут на подходе. В доме-то нет никого! Ни одно окно не горит! Ты когда нас забирал, ты что сказал? Что баба дома! Одна! Где она, Жора?

– Слышь, Бугор! Дома она! Падлой буду! Давай, я щас подъеду!  – слышалось в ответ.

– Ты че, машину хочешь засветить? Жди, где сказал!  – раздраженно, с угрозой в голосе перебил подельника Бугор. – Копов смотри!  – уже мягче продолжил он.  – Если они поедут на патрулирование в нашу сторону, позвони, чтоб мы на них не напоролись!

Отключив телефон, Бугор шагнул с тротуара на асфальт и, переходя дорогу в направлении дома, пробормотал себе под нос: «Спит она, похоже! Дом придется обшмонать! Деньги она точно сняла и из дома не выходила!»

Они шли к дому не торопясь, с остановками, оглядываясь в начало улицы, осматривая окна и дворы соседних домов, как волки, оценивая степень опасности или легкости предстоящей охоты, высматривая в темноте добычу. Хуан, шаркая подошвами каблуков, шел на полкорпуса сзади, курил зажатую в зубах сигару, делая глубокие затяжки на коротких остановках.

Они подошли к дому. Крыша заслонила луну, тенью накрыв весь двор и прилегающий участок дороги. В темноте огонек сигары Хуана, вспыхивая время от времени, высвечивал в темноте скуластое лицо потомка ацтеков, с узкими раскосыми глазами, широким приплющенным носом. Черные, как смоль, волосы, собранные в хвост, сливались с темнотой ночи.

Добросовестные дворняги, подобранные когда-то детьми Чистовых, отчаянно бросились на непрошенных ночных гостей, кидаясь на сетчатый забор со злобным устрашающим лаем и рычанием.

Две пули в упор, выпущенные Хуаном из «беретты» с глушителем в собачьи головы, установили прежнюю ночную тишину во дворе дома. На встревоженной улице еще некоторое время слышны были отголоски собачьего лая из соседних домов, но вскоре и они затихли.

Сняв калитку с петель, Бугор с Хуаном вошли во двор. Бугор жестом показал Хуану обойти дом с левой стороны, показывая одновременно, что сам обойдет справа.

Осмотрев дом по периметру, вскоре они вернулись к крыльцу.

– Пошли!  – Бугор жестом показал направление движения наверх, в дом.

Людмила не услышала ни яростного, но вдруг захлебнувшегося лая собак, ни звуков тяжелых шагов по ступенькам крыльца, ни скрипа медленно открывающейся входной двери. Слабый луч света от встроенного в сотовый телефон фонарика осветил ее со спины, сидящую в кресле в пол-оборота лицом к окну.

Она проснулась от внезапно навалившейся на нее темной силы, развернувшей и прижавшей ее голову к креслу. Первое, что она почувствовала, окончательно проснувшись, запах табака, исходивший от потной руки, зажимавшей ей рот. Открыв глаза, она увидела в слабом мерцающем голубом свете склонившееся к ней искаженное злобой лицо, с узкими глазницами и темным провалом на месте глаз. Ужас сковал все ее тело. Из груди вырвался крик, прозвучавший мучительным стоном. Хуан всей силой вдавливал ее голову в кресло. Пытаясь перехватить ее руку, вцепившуюся ногтями в его лицо, Хуан на долю секунды ослабил хватку. Мотнув головой в сторону, Людмила получила возможность короткого спасительного вдоха, вырвавшегося следом из ее легких криком ужаса и отчаяния. В следующее мгновение ее открытый рот сомкнулся на руке нападавшего, зубы вошли в мякоть ладони до кости.