Страница 7 из 15
– Приступим к молитве, господа офицеры! Кто искренне чтит Бога, тот за правду стоит.
Молитва длилась не меньше получаса. Великий князь сам, лично читал псалмы, а офицеры хором вторили ему. Наконец всем разрешили сесть за стол. Лакеи внесли и расставили перед каждым простые приборы: оловянные тарелки, железные вилки и ножи. Панин удивлённо пожал плечами и шепнул мне, чтобы никто не услышал:
– Как в придорожной харчевне.
Потом появились блюда, от которых Панин пришёл в полное недоумение: тушёная капуста с луком и варёные колбаски. В кувшинах оказался клюквенный морс.
Мой товарищ плохо смок скрыть удивление столь скромному угощению. Он привык к хорошему столу. Даже в походах кормили лучше. А тут…. От внимания наследника не ускользнуло брезгливое выражение лица Панина.
– Никита Петрович, вы не любите капусту или баварские колбаски?
– Как же, Вше Высочество, – сконфузился Панин, не зная, что ответить. – Очень люблю.
– Я могу вас понять. Вы приехали в гости к наследнику Российского престола, а тут – капуста. Но, видите ли, дело в том, – объяснял Павел Петрович, – мне матушка, Ея Величество выделяет скудные средства. Приходится на всем экономить, чтобы хоть как-то содержать армию, госпиталь, офицерскую школу, конюшни…. Вот, не знаю, как замок отапливать нынешней зимой. Большую часть комнат придётся закрыть. Вино у меня есть, но вина я не подаю на стол, потому что мало кто из нынешних офицеров знает норму. А пьяниц я не переношу. Морс – он полезней.
– Полностью с вами согласен! – поспешил заверить его Панин.
Железные вилки и ножи противно скрежетали по олову.
– Позвольте задать вопрос. Семён Иванович, кажется? – обратился наследник ко мне.
Я невольно вздрогнул, отложил приборы и хотел вскочить, но чуткий Аракчеев, сидевший рядом, схватил меня за плечо и не дал подняться. Прошипел в самое ухо:
– За столом не вскакивают. Дозволено разговаривать сидя.
– Так точно, Ваше Высочество, – ответил я. – Добров Семён Иванович.
– Давайте посмотрим на юное поколение будущих офицеров из провинции, будущую гвардию, надёжу и опору нашего отечества. Вы владеете языками?
– Моя маменька из шотландских дворян. Она обучала меня французскому и английскому. Свободно общаюсь, пишу и читаю.
– Отлично! – был вынужден согласиться наследник.
– Наш местный лекарь, немец по происхождение, обучал меня немецкому и латыни?
– Латыни? – встрепенулся наследник. – И каковы ваши успехи в латыни? – поманил лакея. – Подай юноше мою любимую книгу. Неужели провинциальный лекарь, пусть даже – немец, может преподавать латынь?
Лакей принёс увесистый том в потёртом кожаном переплёте и бережно передал его мне. Я вытер руки о салфетку, раскрыл книгу. Пожелтевшие страницы и тщательно выведенная готическая вязь, говорили о том, что книга была очень старая, из какого-нибудь европейского монастыря. Наверное, над ней не меньше года трудился монах переписчик, терпеливо выводя букву за буквой, слово за словом….
– Знакомо ли вам это сочинение? – спросил Наследник.
Я пробежался по первым строкам.
– Приходилось читать, – вспомнил я. Именно по такой же книге наш лекарь и учил меня латыни.
– Вот, как? – У Павла Петровича явно поднялось настроение. Он прекратил жевать и отложил вилку с ножом. – Ну, и что у вас в руках?
– Сочинение аббата Рене-Обер де Верто «История рыцарей святого ордена Иоана Иерусалимского».
– Ну, читайте, читайте, – заёрзал на стуле Павел Петрович. – А лучше сразу переводите.
– «Я, имярек, рыцарь ордена, клянусь, моему господину и повелителю, и преемнику князя апостолов, и его наследникам в постоянной верности и послушании. Клянусь, что я не только словом, но и оружием, всеми своими силами буду защищать таинства веры…. Обещаю также повиноваться великому магистру ордена и быть послушным, как того требуют уставы…. В любое время дня и ночи, когда будет получен приказ, клянусь переплыть все море, чтобы сражаться против неверных королей и князей…»
– Клятва! Клятва рыцарей! – Лицо наследника сияло радостью и неземным блаженством. – Каков слог! Какие возвышенные слова! Вот, были же времена, благородные времена, где правила рыцарская честь, где вместо длинных, заковыристых договоров достаточно было только клятвы. Ох, господа, куда катится мир? Что нынче за нравы? Нет, надобно возрождать рыцарство. Не знаю как, но в наше нелёгкое время ох, как не хватает бесстрашных, бескорыстных, благородных воинов, у коих сердце пылает отвагой. В одной руке карающий меч, но в другой – библия, на устах слово божье. – И обратился ко мне: – Достаточно, молодой человек. Я вижу, вы образованы не хуже своих сверстников из столицы. Не правда ли, Никита Петрович?
– Согласен с вами, – тут же кивнул Панин. – Меня хоть и обучали латыни лучшие гувернёры, но, вот так, сходу перевести, признаюсь, не смог бы.
– А арифметику кто вам преподавал? – продолжил мой допрос Великий князь.
– Французский учитель, – ответил я. – Наш сосед, граф
Корин, приютил дворянина, бежавшего от революции. Раньше месье де Пурпо преподавал в Парижской военной школе. У него я брал уроки.
– Грифельную доску и уголь, – потребовал наследник. – Я вам, юноша, задам задачку, а вы, будьте добры, решите её. – Лакей сунул мне в руки небольшую прямоугольную доску для письма, загрунтованную белой краской, огрызок угольного карандаша и линейку с делениями в дюймах. – Рассчитайте площадь этой досочки, отталкиваясь от условия, что короткая ея сторона в два раза меньше длинной. А измерить я вам разрешу только диагональ. Все уяснили? Решайте. И давайте, объясняйте ход своих мыслей, – потребовал наследник Российского престола.
Сначала я растерялся, но собрался, поразмыслил и понял в чем хитрость.
– Диагональ делит данную дощечку на два равных треугольника с прямым углом. Она же, эта диагональ, является для них гипотенузой, – уверенно начал я.
– Так! – одобрительно кивнул Павел Петрович.
– А, исходя из теории греческого математика Пифагора, следует, что квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов. Вычисляем квадрат гипотенузы. Зная из условий, что маленькая сторона короче длинной в два раза, вычисляем соответственные квадраты, извлекаем, перемножаем, получаем площадь.
– Сообразил! – Павел Петрович с силой швырнул вилку на стол. – Аракчеев, он сообразил.
– Ответ верен, – согласился Аракчеев. Видать не раз уже задавали эту каверзную задачку начинающим офицерам.
– Панин, вы поняли? – обратился наследник к Никите Петровичу.
Панин с усилием проглотил кусок колбаски и сказал немного растеряно:
– Понять, то – понял, но я бы вот так, с ходу не сообразил.
– Вот что, отрок, – решительно сказал Павел. – Вскоре прибудет вюртембергская осадная батарея. Я вас назначаю командиром.
Панин подавился, зашёлся кашлем. Аракчеев звонко хлопнул его ладонью по спине.
– Никита Петрович, вы так удивились? – усмехнулся наследник.
– Весьма, Ваше Величество, – ответил Панин. – О такой быстрой карьере даже я не смею мечтать.
– А потому что вы, Панин, при всем моем уважении к вам, – балбес. Да, балбес, – развеселился Павел Петрович. – Вот, захотели бы – и стали министром. А вы – ленитесь. Вот, вас матушка наша Екатерина Алексеевна и выперла в Ровно. Выперла, потому что таких балбесов у неё целый двор. Отец ваш, Пётр Иванович, вот это – человечище! А дядюшка ваш, Никита Иванович, мой наставник? Да таких людей в России было: раз, два – и обчёлся! Сколько в детстве и в отрочестве мы с вашим дядюшкой бесед провели: о русском народе, о полководцах великих, о деяниях святых…. Что за человек! Что за светлая голова!
– Стараюсь во всем походить на отца и дядюшку, – заверил наследника Панин.
– Стараетесь? Да как-то вам все не удаётся. Лень-матушка вперёд вас родилась. – Павел заметил, как Аракчеев насупился. – Что-то не так Алексей Андреевич?
– Позвольте возразить, Ваше Высочество, – резко сказал полковник.
– Слушаю, – разрешил Павел Петрович.