Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 37 из 39

Брэзен снова посмотрел на деревню. Крики не прекращались. Жалобно, жители стенали о пощаде на своем языке. Никто их не слышал — был приказ. Брэзену оставалось только стоять и наблюдать. Он был не в силах хоть что-то изменить.

Внезапно воздух прорезал свист. Постепенно нарастая, он разразился взрывом, на месте которого тут же взметнулись клочья земли, образовывая глубокую воронку. Почва завибрировала, а уши заложило. Выстрел пушки пришелся недалеко от деревни. За ним последовал еще один, и еще. Вскоре на горизонте замаячили фигуры в синей форме — солдаты Люмье. Жалобные крики стихли. Им на смену пришли другие — воинственные, с ними солдаты Королевства шли в бой. Гул выстрелов многократно усилился. Стало очевидно: враги уже здесь и сражение началось.

Еще какое-то время Брэзен смотрел на открывающуюся ему картину. Видно было плохо — над деревенькой повис дым от непрекращающейся стрельбы. Выстрелы пушек разного калибра бомбардировали пространство вокруг деревни, пытаясь оттеснить солдат Червены назад. Многие из них били по виноградникам, ломая насаждения и подрывая землю.

Звуки снова переменились. Воодушевление сошло на нет. Теперь повсюду витали хрипы и крики о помощи. Солдаты нуждались во врачах.

Пора.

========== Глава 28 ==========

Немного замешкавшись, Брэзен последовал за остальными медиками, которые уже спешили на зов. Несмотря на громкие слова, которые он себе говорил, его сердце сомневалось. Эти люди, которые сейчас корчатся от боли, убивали. Они без тени сомнения отправляли на смерть. Не колеблющиеся ни секунды орудия. Если их починить, они, без всякого сомнения, будут убивать снова. Одно дело — бравурные речи о том, что все люди равны и все заслуживают спасения, но другое дело — пересилить себя.

Направляясь к деревне, Брэзен все никак не мог побороть отвращение к тем, кого долг велит спасать. Этому в университете не учат. Еще бы. Мозг — удивительная вещь. Почему-то всегда представляет все идеальным. Море? Конечно, это песчаный пляж, прозрачная вода, сквозь которую проступает дно, перистые облака, лениво проплывающие вдали, теплое солнце. Друг? Преданный человек, который поддержит тебя, несмотря ни на что, который будет рядом и не покинет тебя. Все это блажь. Пострадавший? Это непременно уважаемый человек, получивший ранение вследствие каких-то трагических причин. Он обязательно будет следовать рекомендациям и будет сердечно благодарен за свое спасение. Глупый идеалистичный мир. Почему никто не говорит, что делать, если ты должен помочь человеку, который тебе до омерзения противен? Дилемма сложная, но времени на раздумья нет.

Прямо перед Брэзеном уже были виноградники, правда, от них почти ничего не осталось. Сейчас они больше походили на вспаханное поле, из которого кое-где еще торчали ветви. Находиться здесь было опасно: не знаешь, с какой стороны может раздасться взрыв. Ориентироваться приходилось на свист. Иногда сквозь череду различных звуков доносился он — тонкий, едва различимый. Брэзен весь превращался в слух. Нить звука сворачивала вправо, значит, нужно что есть силы бежать в противоположную сторону. От слуха зависела жизнь. Каждый такой взрыв мог быть смертелен.

Зрение тоже подводило. Снаряд, взрываясь, поднимал с собой столб земли и дыма. Но покрытый землей с головы до ног Брэзен мастерски среди них маневрировал.

Среди очередной кучи рыхлой земли послышался хрип. Обернувшись, Брэзен заметил какое-то движение. Подошел ближе: не было сомнений, что там был кто-то, погребённый землей. Упав на колени, Брэзен начал рыть землю руками. Она легко поддавалась, и уже спустя пару мгновений показались голова и часть туловища. Серая шинель. Свой. Однако в следующее мгновение солдат, заметивший наконец Брэзена, крепко схватил его. В обессилевших до этого руках внезапно появилась мощь. Раненый чувствовал спасение. Больно хватая Брэзена за грудки, он начал орать, видимо, не очень понимая обстановку. Шоковое состояние не давало ясно мыслить.

— Спаси! Спаси меня! Давай! Сделай же что-нибудь.

Его дикие, вытаращенные глаза, ужасали. Брэзен не мог отвести от них взгляд, пока не почувствовал тепло, только тогда, оторвавшись, Брэзен заметил, что его чувствуют руки, которыми он все еще держал солдата. Грязная серая шинель становилась темнее — ее пропитывала кровь. Еще теплая, она грела руки. В ужасе Брэзен отскочил.





— Стой, куда ты?!

Скованный страхом, Брэзен взглянул на свои руки. Они были выпачканы бурой жижей. Тошнота дала о себе знать. Конечно, кровь он видел несчетное количество раз, но обратил внимание на это он только сейчас. Скольких солдат он спас? А сколькие из спасенных убивали? Да он же тоже убийца. Ничуть не лучше всех остальных. Будучи врачом, он только и делал, что спасал одних, чтобы те убивали других. Совсем не этого он хотел. Он изменился? Нет, его вынудили.

— Ненавижу…

Из оцепенения его вывел еще один взрыв, раздавшийся неподалеку. Развернувшись, Брэзен сделал несколько шагов прочь.

«Нет, — эта мысль вонзилась в него, словно стрела. На секунду он остановился. — Этот мир давно прогнил, и в нем я врачом быть не хочу. Но врач никогда не выбирает, кого спасать, а кого — нет… И пока еще я…»

Не тратясь больше на слова, он повернул назад. Опустившись около солдата, осмотрел его. Тот больше не пытался кричать и уж тем более применять силу — вся оставшаяся энергия ушла на один отчаянный рывок. Ранение было тяжелым. Обработав рану, Брэзен взвалил солдата на плечо. Нужно было его вытащить. Идти с таким грузом по открытой местности, когда в любой момент рядом мог взорваться очередной снаряд, было страшно, но Брэзен этого не чувствовал. Нужно как можно быстрее покинуть зону поражения. Солдат был тяжелым, а утепленная шинель добавляла веса. Едва переставляя ноги, Брэзен шел. Время от времени, обессилев, клал солдата на землю и тащил так. Главным было уйти.

Доставив солдата с поля, он снова вернулся. За первым солдатом был второй, за ним — третий. Вскоре Брэзен сбился со счета. Сколько их было? Он не помнил. Сколько прошло времени, он тоже не знал. За завесой туч солнца не видно, поэтому сложно было сказать, сколько сейчас времени. Обед? Или уже скоро ночь? Единственное, что Брэзен мог сказать наверняка, — сражение уже скоро закончится. Звуки выстрелов стали существенно реже. Крики людей тоже заметно утихли. Основной бой был окончен, и только одиночные перестрелки продолжались. Силы обеих сторон были истощены. Небольшие остатки выживших пытались вырвать победу у врага. Немногочисленные солдаты Червены засели в домах, соорудив из тех укрытия, отстреливались. Солдат Королевства было больше, но им никак не удавалось взять эти небольшие оплоты сопротивления. Итог битвы должен был решиться с минуты на минуту.

Но Брэзену было не время расслабляться. Не имело значения, кто победит, его задачей была помощь тем, кто все еще был жив, лежал, молил о помощи. Переведя дух, Брэзен снова направился туда.

Пушки стреляли уже не так часто — видимо, некоторые из них удалось вывести из строя, но, тем не менее, взрывы бороздили поле, погребая тех, кого еще можно было спасти. Перебегая от одного тела к другому, Брэзен пытался найти тех, кому еще нужна была помощь. Таких было немного. В поисках он начал проверять дома, стараясь держаться вдали от выстрелов.

Заходя в каждый дом, он видел их — жителей. Их одежда контрастно отличалась от серых шинелей солдат. Иногда встречались и синие костюмы неприятелей. Но все были мертвы. Наклоняясь к каждому, Брэзен пытался уловить хотя бы слабые признаки жизни. Попытки были тщетны.

Не прекращая поисков, Брэзен заходил в каждый дом без исключения. Он уже повернул в сторону одного из череды таких же, когда тихий скрип заставил его остановиться. Обернувшись на звук, Брэзен замер. Перед ним стояла она — девочка, еще совсем юная. Едва ли ей было хотя бы двенадцать. Одежда ничем не отличалась от платья взрослых: та же светлая рубаха, коричневая юбка ниже колена, поверх которой был надет зеленый передник из грубого сукна. Все сверху укрывала шубка, отделанная мехом. Светлая рубаха была сильно испачкана, как и заплаканное лицо. Волосы растрепались. Даже в отсутствии солнца они блестели и переливались золотом, однако часть из них была перепачкана чем-то бордовым. Она была одна, из взрослых с ней не было никого.