Асафетида

Когда от разоренных соседей стало известно, в каком направлении двинулось грозное воинство, Псков замер, объятый ужасом. Летопись сообщает, что лишь вмешательство святого Микулы по прозвищу Салос, что по-гречески буквально означает "юродивый", спасло город от гибели.

В день государева явления столы, расставленные вдоль главных улиц, ломились от угощений. Иван Васильевич был верхом и устал с дороги. Запив кулебяки и расстегаи медом двенадцатилетней выдержки и закусив особой псковской рыбкой снетком, он заметил, что низкое мартовское солнце уже клонится к западу. Успев казнить наскоро и без изысков людей сорок из местной знати, Иван Грозный, сытый, довольный и чуточку пьяный, отправился почивать.

Следующим утром возле одного из домов к самодержцу выступил странный человек. Он был совершенно наг, а в руке сжимал кусок сырого мяса. Приблизившись, он прицельно швырнул его царю в лицо и выкрикнул приблизительно такие слова: «На, съешь, ты же питаешься мясом человеческим!». Доверенные людишки нашептали, что перед государем – юродивый Микула и что в Пскове он почитаем не меньше, чем в столице – Василий Блаженный, и, подобно ему, разгуливает по улицам в “божьем наряде” зимою и летом. Милость царя к нищим духом была у всех на слуху: велев страже отпустить Микулу, он тем же днем покинул город вместе со своими “кромешниками”. Псковичи не забыли Микулиного подвига: после смерти он был причислен к лику святых и упокоен в Свято-Троицком соборе в кремле.

Маг Бомелиус пережил Салоса на три года. В 1579 году, обличенный в шпионаже, немчин был подвергнут пыткам, затем жестоко казнен: зажарив на вертеле до состояния полуживого, его бросили “доходить” в темницу. Смерти несчастному ждать пришлось еще два дня. Подозревали, что за волхвом, наложившим на царя свирепство против собственного народа, стоял сам император Максимилиан II: целью его было не допустить распространения греческой веры на исконно немецких землях.

После казни Бомелия к царю вернулась болезнь. Не помогали ни ртутные мази с порошками, ни знахари со знахарками, которых ежедневно и еженощно свозили ко двору. Зрение померкло вместе с рассудком, припадки безумия стали регулярны.

Утратив способность ходить, Иван Васильевич перемещался по дворцу на носилках. Последний год царствия был отмечен особенным даже для средневековья злосмердием, что, не сразу развеявшись, еще несколько дней напоминало о новопреставленном государе в кремлевских палатах.

– Есть версия, что Микула был не столько святой, сколько колдун, – справа, из гущи голов, тянет руку очкарик с пушком над верхней губой.

Велесов соглашается, что действительно есть: Джером Гарсей, англичанин, называет его именно так, и это неожиданно, учитывая, что сочинитель знаменитого “Путешествия” прожил на Руси двадцать лет и сумел досконально изучить верования и обычаи “московитов”. Такую характеристику, наверное, можно связать с одним малоизвестным свидетельством. Автор его утверждает, что, хоть сам Микула и не практиковал магии, мясо, заговоренное особым способом, было получено им от известного колдуна. Отнюдь не метафора про человечину, весьма остроумная для той эпохи, но неведомый страх, вдруг обуявший самодержца, заставил его бежать из проклятого Пскова.

Колдун проживал за сотню верст от Пскова, во Вреве, одном из городов бывшей Псковской вечевой республики, который еще в позднем средневековье сжался по неизвестным причинам до размера деревеньки. Экспедиция, снаряженная местными боярами, добиралась до кудесника три дня и три ночи, и на обратном пути только чудом опередила надвигающееся на Псков опричное войско.

– А это из какого источника? – Интересуется “историк”.

– Из фольклорных записей Сергея Малиновского. Он был наш студент. Не слышали про такого? – Очкарик отрицательно мотает головой. – Предания, собранные им, не встречаются в других источниках, и содержат ряд деталей, впоследствии подтвержденных археологами. Подобная точность, вообще говоря, не характерна для народных жанров.

Доцент добавил, что записи передала в институт сестра Малиновского еще в 1924 году, но в одном из текстов, к примеру, детально описано расположение пятнадцати храмов Довмонтова города. В те годы сам факт существования этих церквей ставился учеными под вопрос, но раскопки послевоенных лет показали правоту описаний.

Хотя информация о сокровищах, спрятанных на третьем ярусе Гремячей башни, равно как и в палисаде дома Карамышева на теперешней улице Советской не подтвердилась, в 1959 г. на территории Кутузовского сквера при земляных работах был обнаружен клад, число монет в котором – 6769 – совпало до единицы с тем, что указано в тексте.

Согласно преданию, деньги принадлежали купцу Авдею Прокопьевичу Собакину, жившему в Пскове в XVII веке. В феврале 1650 года, когда из-за резкого роста цен на хлеб в городе начались волнения, он захоронил часть своего состояние в серебре на Новом Торгу, площадь которого в наше время занимают несколько зданий улиц Ленина и Некрасова и Кутузовский сквер. Скоро начались грабежи, и Собакин, оказавший сопротивление банде мятежных стрельцов, был убит вместе с семьей. Город перешел в руки бунтовщиков. После трехмесячной осады войсками царского воеводы Хованского Псковское восстание было подавлено, а серебро купца Собакина, о котором больше не ведала ни одна живая душа, так и осталось лежать в земле.

– Так откуда она про аборт выяснила? – Снова доносится сзади.

– А ты в Изборске была? Там все всё знают – в нем, кроме крепости, одна улица.

– Отвечать ей будешь?

Викуша молчит. Мнения позади разделяются: одни считают, что ответить надо, другие – что нет. Аудиторию потихоньку заполняет щебет девичьей массы. Оля демонстративно прислушивается к Велесову, склонив голову набок и выставив вперед миниатюрное ушко.

Тот же, взглянув на часы, торопливо сообщает, что “формы глаголов настоящего времени образовывались в древнерусском языке от основ настоящего времени с помощью личных окончаний”. На доске под мягкое шуршание мела появляются словоформы:

Глаголати – Глаголе – Глаголеши – Глаголет

Плакати – Плаче – Плачеши – Плачет

Хотети – Хоче – Хочеши – Хочет

Девочки, утихомирившись, перерисовывают буквы с доски.

Стоит мне на короткий миг прикрыть глаза, как в ухо, копируя округлый певучий говор лектора, раздается шепот:

– Хочеши мя, Иван?

Я пытаюсь сказать решительно “нет”, но губы как будто слиплись.

– Хочеши мя?

Не дождавшись ответа, снизу на бедро мне ложится ладонь и без прелюдий шершаво скользит выше. Когда ей удается совладать с “молнией”, я вздрагиваю от ледяного прикосновения, но скоро сам подаюсь навстречу ласкам.

Уже почти на пределе я открываю глаза и, глядя на руку ублажательницы, покрытую черным струпьями и сочащуюся сукровицей, содрогаюсь от омерзения. Поняв на ощупь, что продолжать бесполезно, она сползает вниз, напоследок нежно проведя вдоль по коже коричневыми ноготками.

Проснувшись до конца, я хватаюсь за ширинку: убедиться, что джинсы застегнуты.

– Ваня! Ну не на лекции! – Гаркает Светка, перевесившись через стол и обнаружив, что именно я сжимаю в кулаке.

От неожиданности я раскусил и не успел заметить, как проглотил зубочистку.

Велесов, будто догадавшись, о чем речь, подозрительно глядит сквозь очки. Сбоку Оля старательно выводит определение плюсквамперфекта, и, дописав, одаривает меня очередным полным сочувствия взглядом.

3. Покойник

– Бабы – огонь. Расслабься и получай удовольствие, – посоветовал мне Костя. – Тебе Лерка все равно не даст. Даже за корову твою. Не любят они, когда мужик ниже ростом. Да и девственников тоже не очень.

Речь шла о подарке, даже скорей сувенире, что я приобрел в магазине игрушек через дорогу. Лера увязалась за родителями в Гамбург на немецкие рождественские каникулы, которые неудачно совпадали с нашей зачетной неделей. Случайно узнав, что она договаривается с преподавателями, я решил вручить корову на последней лекции. Плюшевый символ грядущего года при нажатии на живот запевал детским хором “Happy New Year!”.