Страница 2 из 51
И еще, Вы давно полюбили эту страну, то бишь Латвию, а я ее, увы, разлюбила и проклинаю тот день и час, когда по направлению Министерства согласилась поехать сюда работать. Основную долю разочарования в этой стране внесли (по Вашему заявлению)... "лучшие люди народа - его ученые, поэты, художники..."
Так вот, я предлагаю Вам обменяться странами. Вам здесь легче будет бороться с большевиками, а мне, члену КПСС, будет легче жить в Советской Стране.
Вашу статью "Я влюбился в эту страну", напечатанную в "Атмоде", я посылаю в газету "Известия" с просьбой ее поместить. Мне кажется, она будет небезынтересна широкому читателю Страны. Мой адрес..." Далее адрес и подпись: Головина З. В.
Здесь так спокойно, даже чересчур, хотя тишина эта обманчивая, судя по письму, да мы и обманываться готовы. Хочется отчего-то верить, что мир не сошел уж совсем с ума.
А что касается плаката, который я на себя тут вешал, то было это давно, года два прошло, когда вышли "зеленые" к исполкому протестовать против Слокского целлюлозного комбината, отравившего всю здешнюю природу, и воду, и воздух... Так что и жить тут, и даже отдыхать стало вредно.
А первой, вообще-то, надела этот плакат моя жена, когда гуляла у исполкома с Машенькой, я-то уж потом стал вешать на шею плакат и выходить по утрам дежурить. А однажды подъехало здешнее телевидение, сняло репортаж с моей женой. Они спросили: "Зачем вы тут стоите?" А она ответила: "Хочу, чтобы Дубулты оставались чистыми и для моего ребенка". И так это передали в последних новостях... И нас стали узнавать на улице, и люди, указывая пальцем, говорили: а это муж той самой женщины, которая защищает природу.
Но не только поздравляли, мы получили и несколько свирепых писем от рабочих Слокского комбината, которым мы, как они писали, "встали поперек судьбы".
И правда, их привезли из России, на работу, так называемых лимитчиков (лимита!), они только устроились, начали обвыкать, налаживаться с жильем, что же, теперь снова сворачива-ться и куда-то ехать? Они ничего особенного не хотели, лишь работать, и видели во мне и в таких, как я, препятствие к своему благополучию и нормальной жизни.
А то, что все кругом отравлено и отравляется еще более, так им как бы все едино, а разве там, где они прежде жили, было лучше? И ничего, живут, не ропщут, привыкли. И здесь привыкнут.
Вот только некому спросить, а сами они себе вопрос этот не зададут, а если зададут, то слишком поздно: а что же они оставят здесь своим детям, если они приехали и хотят жить здесь навсегда? Не новый ли Чернобыль готовят они для своих потомков собственными руками?
А пока здесь тихо.
Здесь и в курортное время стало тихо, а теперь тем более.
Я видывал этот пляж и в более суровые времена, когда море расшумится, разбушуется и будет заливать волной всю широкую полосу пляжа, не оставляя сухого пятачка, чтобы к нему спуститься. А под свирепыми порывами ветра всю ночь гремят и вздрагивают в доме стекла и сами собой распахиваются двери. Интересно, где в это время ночуют чайки?
Но утро обычно приносит тишину и спокойствие. За широкой поймой реки будто из теплого гнезда выныривает желторотый птенец-солнышко, а серые облака отодвигаются за край моря. А во всю длину пляжа, ровно по кромке прибоя чернеет грядочка вынесенных водорослей и всякого мусора, который море, самоочищаясь, возвращает обратно человеку.
И чайки откуда-то появляются, реют белыми лоскутками на серо-сизом небе. Да вдруг откуда ни возьмись лебеди, прямо низко над морем прошумят, просвистят огромными крыльями, и глаз в это время от них не оторвешь, такие чудо-красавцы, откуда они здесь?
Не так давно, с десяток лет назад, их и правда тут не было.
Потом появилась пара, привела на следующий год молодняк, а те в свою очередь еще привели. Зимы, вот как нынешняя, стояли подряд теплые, и море и берег не замерзали. Но потом случилась суровая зима, до горизонта забило залив льдами, и те немногие полыньи, что оставались, быстро затянуло ледком. Лебеди замерзали. Я сам видел, как приходили люди с самодельными сетками, их накидывали на птиц, которые хоть и были малоподвижны, но пытались бежать по гладкому льду и громко на весь берег кричали от страха. Птиц, которых удавалось поймать, оттаскивали в сарайчики, другие теплые помещения, их спасли.
Вот и о лебедях надо написать.
И о ежиках, и о лебедях...
- Вы слышали новость: омоновцы захватили Дом печати в Риге... Есть, говорят, раненые...
Про омоновцев пишут: наследники матроса Железняка. Скоро, видать, появятся и наследники "латышских стрелков".
Лидер партии коммунистов Альфред Рубикс в интервью произнес такие слова: "...А вдруг правительство (имея в виду правительство Годманиса. - А. П.), сегодня отнимающее имущес-тво у политической организации, которая достаточно сильна (не то слово: могущественна! - А. П.), завтра захочет отнять имущество, скажем, у крестьянина?"
И это говорят люди, обобравшие от имени большевиков до нитки самого крестьянина, лишив его не только имущества, но и принадлежавшей ему земли. Побойтесь Бога, господин Рубикс, а впрочем, может, и не господин, а товарищ, не мне, не мне! И не тому крестьянину... Уголовники, вот ваши настоящие дружки. Надо было дождаться, пока вам народ не даст коленом под зад, чтобы вы вдруг якобы осознали свою ответственность за жизнь этого народа... Да впрочем, не ему, а себе, в который раз, присвоили вы не принадлежащее вам имущество.
Грабили некогда поезда, грабили накопленное церквями и самодержавием... И теперь грабите.
А вот что говорит один из омоновцев, некий А. Кузьмин: "Скажу откровенно. Годманис и его правительство для меня ничего не значат. Сейчас я - не человек, а солдат-профессионал. Мы будем выполнять приказ до конца".
Другой омоновец заявил еще прямей: "Понадобится, мы так же войдем в парламент!"
Депутат Алкснис (он же полковник) посетил Дом печати и поздравил омоновцев с заслуженной победой. Пишут, что его видели, как он обнимался с главарем омоновцев, неужели лишь для этого летел из Москвы?
Честно говоря, до сих пор об ОМОНе были у меня представления абстрактные, но я как-то сразу заподозрил, что дело с ними не чисто. А потом попалась мне статейка в газете, там исповедь одного омоновца по фамилии Котельников, я даже выписал для себя кой-какие его откровения. Вплоть до деталей быта.