Страница 9 из 16
Вопрос о преподавании отечественного языка в наших гимназиях тесно связан с вопросами о русской национальности, о централизации и сепаратизме, которыми особенно заинтересована публицистика нашего времени. <…> Господствующий правительственный язык законно и прочно преобладает над местными наречиями провинций не потому, что на нем преподаются все предметы гимназического учения, а потому что самая литература его имеет обязательную силу, заставляющую всякого образованного человека эту литературу ведать. <…> …в программе русского языка, будет ли то для реальных или классических гимназий, должно быть заявлено полное уважение к русской национальности в лице ее лучших писателей…69.
В этом направлении властями немало делалось для пропаганды русского языка и русской классики на «национальных окраинах», в частности в Польше и в Прибалтике. Там выходило, например, много хрестоматий по русской литературе, рассчитанных на местных учащихся70. С другой стороны, хотя в России издавалась масса переводных книг, произведения других (не русских) литератур народов Российской империи (например, грузинской и армянской) на русский практически не переводились (если не считать переводов с польского, но в Российскую империю входила лишь часть Польши, и польская литература воспринималась как иностранная). Характерно, что армянских поэтов и прозаиков начали переводить в России только с конца XIX в., а переводы шедевра Шоты Руставели «Витязь в тигровой шкуре» вышли на польском и немецком еще во второй половине XIX в., на английском – в 1912 г., а полный русский перевод появился только в 1933 г.
Помимо создания корпуса классиков, необходимо было иметь механизм его поддержания (то есть механизм памяти). Главную роль в этом играли средние и начальные школы, число которых в стране быстро росло в последней трети XIX – начале XX в., особенно в сельской местности. Поскольку быстро повышался уровень грамотности населения и увеличивалось число получивших хотя бы начальное образование, то часть их становились читателями и в той или иной степени знакомились с произведениями классиков и с их именами. Этому способствовали выпускаемые с 1870-х гг. разного рода благотворительными организациями (Санкт-Петербургский комитет грамотности, Московский комитет грамотности и др.) и издателями-просветителями многочисленные дешевые издания книг классиков71. Упомянем также регулярно печатавшиеся заметки о классических писателях и их портреты в выходивших большим тиражом иллюстрированных журналах и дешевых газетах72.
Сохранению памяти о классиках способствовали также празднования юбилеев, установка памятников, создание мемориальных музеев, переиздание произведений и особенно собраний сочинений и т. д., вплоть до портретов классиков на школьных тетрадях и обертках конфет.
В России первые памятники были сооружены М. В. Ломоносову в Архангельске (1832), Н. М. Карамзину в Симбирске (ныне Ульяновск) (1845) и Г. Р. Державину в Казани (1847). В 1855 г. в Петербурге был открыт памятник И. А. Крылову, в Воронеже в 1868 г. – А. В. Кольцову. Но большинство памятников в дореволюционный период было установлено в последней четверти XIX – начале XX в. Открытие памятника А. С. Пушкину, состоявшееся в 1880 г. в Москве, стало большим общественным событием, позднее ему были открыты памятники в Петербурге (1884), Царском Селе (1900), Туле (1901), Вологде (1904) и др. Были поставлены также памятники Жуковскому в Петербурге (1887), Лермонтову в Пятигорске (1889 и 1915), Пензе (1892) и Петербурге (1896 и 1916), Гоголю в Нежине (1881), Петербурге (1896), Могилеве-Подольском (1898), Москве и Харькове (1909), Царицыне (ныне Волгоград) и селе Большие Сорочинцы (1910).
Первый писательский юбилей (Крылова) праздновался на государственном уровне в 1839 г., но широкие масштабы подобная практика приняла после Пушкинского праздника 1880 г., в конце XIX – начале XX в., когда часто отмечались как юбилеи писателей, так и годовщины их смерти73. У Лермонтова отмечались 40 лет со дня смерти в 1881 г., 50 лет – в 1891 г., 60 лет – в 1901 г., 100 лет со дня рождения в 1914 г.; у Гоголя – 50 лет со дня первой постановки «Ревизора» – в 1886 г., 50 лет со дня смерти – в 1902 г. и 100 лет со дня рождения – в 1909 г.; у Державина 100 лет со дня смерти – в 1916 г.74
Существенное значение имели публикация биографий классиков отдельными книгами75 и выпуск полных собраний сочинений. В конце XIX – начале XX в. были изданы подготовленные академиками или известными историками литературы собрания сочинений академического типа Г. Р. Державина (1864–1883), М. В. Ломоносова (1891–1902), Н. В. Гоголя (1889–1896), И. А. Крылова (1904–1905), А. Н. Островского (1904–1909), А. В. Кольцова (1909), А. С. Грибоедова (1911–1917), Е. А. Боратынского (1915), М. Ю. Лермонтова (1916) и Н. М. Карамзина (1917).
Любопытно отметить, что государственная цензура не вмешивалась ни в процесс формирования классики, ни в деятельность по поддержанию классического канона. Зато важную роль играла внутрицеховая цензура литературных критиков и литературоведов; попытки подвергнуть критике авторов, уже попавших в состав канона, всячески пресекались как редакциями периодических изданий, так и педагогическим сообществом. Только в моменты резких социальных и идеологических перемен в стране (как, например, в 1860-х гг.) эти цензурные нормы ослабевали и появлялись публикации, в которых содержались резкие выпады против классических авторов, как, например, в статьях Писарева.
Как видим, создание русской классики – это достаточно долгий и сложный процесс, в котором принимали участие представители различных ролей в рамках литературы как социального института. Вначале (в XVIII в.) роль классиков выполняли античные и французские писатели, затем, когда в конце XVIII – начале XIX в. литература стала автономизироваться от государства, возникла потребность в отечественной классике и в статьях, рецензиях и кружковых обсуждениях начал формироваться классицистский канон. Он был вскоре существенно модифицирован под влиянием вошедшего в моду сентиментализма, а затем (в период 1820–1830-х гг.) подорван романтизмом, который отвергал классицистское наследие как ложное и не имеющее художественной ценности и вообще отрицал необходимость в существовании классики. В эти годы в спорах критиков, которые получили постоянную трибуну в журналах (Полевого, Булгарина, Надеждина, Сенковского, Шевырева и др.), постепенно формируется набор наиболее авторитетных литераторов, который в 1840-х гг. был (в отредактированном виде) популяризирован Белинским. Подготовленный критиками список (завершающийся Лермонтовым и Гоголем) был положен педагогами в основу хрестоматий, а затем и учебных программ средних учебных заведений, которые стали основой для обучения во второй половине XIX в. Государство в XIX в. долгое время настороженно относилось к русской литературе, но с ростом ее популярности стало прилагать усилия к использованию ее в своих целях, как одной из опор режима. Помимо введения в учебные программы этому способствовали установка памятников, празднование юбилеев и т. д. С другой стороны, интеллигенция прилагала немалые усилия для популяризации классики, издавая большими тиражами дешевые книги классиков, устраивая чтения вслух, всячески пропагандируя их в рассчитанных на низового читателя журналах и газетах и т. д.
Соединение усилий различных социальных сил дало к началу XX в. ощутимый эффект – русская классика стала известна значительной части населения страны и приобрела большой моральный авторитет как источник мудрости, нравственных ценностей и т. п. После того как в гимназическую программу в 1905 г. были включены писатели второй половины XIX в. (Тургенев, Гончаров, Островский, Некрасов, Достоевский, Л. Толстой), растянувшийся почти на век процесс создания классики по сути завершился: не только был сформирован корпус классиков, но, главное, в обществе было укоренено представление, что литературная классика – квинтэссенция национальной мудрости, одна из основ русской идентичности.
69
Буслаев Ф. И. Указ. соч. С. 95.
70
См.: Вдовин А., Лейбов Р. Хрестоматийные тексты: русская поэзия и школьная практика XIX столетия. С. 20–25; Сенькина А. Указ. соч. С. 41–42.
71
Подробнее см.: Каидзава Х. Распространение чтения художественной литературы среди народа и формирование национальной идентичности в России (1870-е – 1917) // Beyond the Empire: Images of Russia in the Eurasian Cultural Context / Ed. N. Mochizuki. Sapporo, 2008. С. 189–213; Агафонова Я. Классика для народа в адаптациях Постоянной комиссии по устройству народных чтений // Новое литературное обозрение. 2019. № 156. С. 77–93.
72
См.: Brooks J. Op. cit. P. 324–330.
73
См.: Вдовин А. Годовщина смерти литератора как праздник: к истории традиции в России (1850–1900-е гг.) // Festkultur in der russischen Literatur (18. bis 21. Jahrhundert) / Культура праздника в русской литературе XVIII–XXI вв. Muenchen, 2010. С. 81–93.
74
О преподавании литературы в гимназиях и о мерах государства по повышению престижа классиков см. подробнее: Kaizawa H. «The Period of Stagnation» Fostered by Publishing: The Popularization, Nationalization and Internationalization of Russian Literature in the 1880s // Publishing in Tsarist Russia: A History of Print Media from Enlightenment to Revolution / Ed. Y. Tatsumi, T. Tsurumi. L.; N. Y., 2020. P. 69–91.
75
См., например: Вяземский П. А. Фон-Визин. СПб., 1848; Кулиш П. А. Опыт биографии Н. В. Гоголя. СПб., 1854; Серчевский Е. Н. Краткий очерк политической и литературной жизни А. С. Грибоедова. СПб., 1854; Анненков П. В. Александр Сергеевич Пушкин в Александровскую эпоху. 1799–1826 гг. СПб., 1874; Грот Я. К. Жизнь Державина по его сочинениям и письмам и по историческим документам: В 2 т. СПб., 1880–1883; Аксаков И. С. Биография Федора Ивановича Тютчева. М., 1886; Висковатов П. А. Михаил Юрьевич Лермонтов: Жизнь и творчество. М., 1891.