Страница 21 из 23
– Скажи, Сэм, – я разом опрокинул в себя полкубка, – кто такой Робин Мастерс?
– Что? Что ты сказал?! – казалось, с деда разом слетел весь хмель. И веселость.
– Робин Мастерс, – реакция меня и пугала, и забавляла. Должно быть, все дело в вине.
– Откуда ты слышал это имя? – Сэмверан сложил могучие руки перед собой.
– Это важно?
– Реши для себя. Если важно – то скажешь и получишь ответ.
– Хорошо. Я случайно увидел, как матушка ходила на могилу… этого человека. Я читал гравировку.
– Ты плохо учился, правнук.
– Прости? – и причем тут моя учеба. Или дед хочет перевести тему?
– Немногие хорошие книги уточняют, что ваша с Феликсом мать носила фамилию Мастерс, – все-таки самые мрачные подозрения оправдались, – Робин Мастерс – друг детства, одногрупник в школе укрощения, один из знаменитой «четверки». Твоя мать – замечательная погонщица.
– И они… любили друг друга? – в горле отчаянно пересохло, я потянулся за бутылкой, а дед не стал останавливать.
– Роб любил мою девочку, да, – немного подумав, дед плеснул и себе, – ее же единственной любовью, которая сняла проклятие со всего эльфийского рода, была любовь к императору Феликсу.
Что-то мне почудилось в этих словах странное – но, возможно, снова вмешалось вино.
И, конечно, я помнил о снятии проклятия – до истории Феликса и Сайероны снарры не могли сочетаться браком со смертными. Или, впрочем, смогли бы, но их избранник прожил бы обычную жизнь, невыносимо короткую по сравнению с эльфийской вечностью.
– Так что не бери дурного в голову, мой мальчик, – Сэм хлопнул по плечу, чуть не вдавив в стол.
– Но она так горевала у могилы…
– А разве нельзя горевать об ушедших друзьях?
Конечно, дед снова был прав, но какая-то мелочь все равно не давала покоя. Не позволяла целиком забыть и отпустить. Внезапно перед глазами расступился кустарник, скрывавший статую юноши, и в голове отчетливо послышался голос матери. «Я боюсь за Ленса».
– Друзья или нет, но они были очень близки. Отец опечалится, если узнает.
– Ваш отец мудр, и неужели ты думал, что хоть один тайный ход можно удержать в секрете от императора?
– Ты тоже знаешь про ход… – я почувствовал себя ни много ни мало дураком.
– Молю Солнце, чтобы ты, мой мальчик, никогда не познал утраты друзей, близких тебе. Постарайся не привязываться к смертным, разделить вечность ты сможешь лишь раз.
– На всех друзей не хватит, – невесело улыбнулся я, отчего—то вспоминая Милораду. А если… а если у нас бы все получилось… когда-нибудь… Возможно, тогда, разделив с ней поровну снартарийское долголетие, я бы мог дать ей тем самым иммунитет от своего проклятия? Ведь можно же, правда, просто пить кровь каждые две декады, соблюдать режим приема «лекарства», и жить… как раньше? Я ведь жил как-то все эти годы и был счастлив.
Хм, а мать с отцом и правда знали, как лучше. И теперь мне стоит последовать их примеру. Молчать, не тревожить понапрасну.
– Не печалься, правнук. Все будет хорошо. Службы твоего отца уже доносят радостную весть, что в столице отметилась будущая Верховная.
– Ты про тот глупый отбор? – на моей памяти еще ни одно испытание младших жриц не принесло результата.
– Глупый-то может и глупый, но во дворец пришло анонимное письмо. Неизвестный указал местоположение беглого каторжника – ровно там, где за ним присматривали законники.
– Возможно, подшутил кто-то из своих, – поверить в то, что наконец появится Верховная Жрица, было чересчур хорошо.
– Или нет. Так или иначе, на все воля Солнца.
Разговор с дедом расставил мысли по местам. Успокоил бушующее море внутри меня – даже на миг подумалось, что задействована некая магия, но я быстро отмел нелепое предположение. Просто так повелось с детства – мать, отец да прадед всегда были оплотом моего спокойствия. Нашего с Фелом, да и всей империи.
Конечно, до сих пор замурованным пленником стучалась мысль, что стоило рассказать все. Хотя бы Сэму, но я гнал ее прочь. Он все равно расскажет отцу, а значит, когда-нибудь узнает и мать… Нет, нет и нет!
А Фелу и вовсе глупо доверять подобную тайну. Только Милорада знала, но общение с ней теперь под запретом, если не хочу ей навредить, а больше и некому… выговориться. Жрицы сдадут отцу, не раздумывая и не оглядываясь на обет. Клятва перед императором всегда выше.
Но до чего же сложно нести тайну в одиночку! Конечно, со временем привыкаешь, а порой это даже приятно будоражит нервы, но иногда просто хочется поговорить.
Я забросил общество благородных писак – не до него, да и банально не хватало времени.
А потом наступил момент, которого я боялся. Приступ начался на сутки раньше, чем прошлый. Казалось бы, ерунда, но что, если так будет продолжаться и дальше?
Поэтому я воспользовался выпавшим выходным и никуда не выходил, ссылаясь на дурное настроение. Нужно лишь немного перетерпеть, а пока занять мысли математическими расчетами или историческим трактатом.
Нет, я все же практически ненавидел себя. Можно обойтись без воды и еды, но противоестественная жажда была сильнее. Плохо помню, как ближе к полудню выполз из своей норы и пошел, натыкаясь на стены. Краем сознания понимал, что надо избегать ниш с големами и обходов стражи, и до обители придворного лекаря оставалось не так много, когда я понял, что за мной следят.
Девица, эльфийка. Дуриэль, или как ее там. А, племянница одного из лордов – Дригерданиэль. Имя необычное для наших краев, и почему я сейчас об этом думаю?
Дождался, пока она поравняется со мной и присядет в поклоне.
Теперь точно вспомнил, с ней братец гулял до нашего… небольшого северного путешествия. По возвращению Фел ее забыл, и девица решила попытать счастья со мной. Старая, набившая оскомину, схема. Не получилось с наследником и магом, сойдет и обычный принц. Бессмертие, как у эльйфики, у нее и так имеется, но почему бы не замахнуться на высокое положение? Почему-то человеческих девушек, которые просто боялись смерти и хотели продлить молодость, я осуждал меньше и почти понимал. А здесь чистый расчет.
На него работал и наряд – излишне откровенный для дневного времени и больше подобающий для ужина. И на ее беду приковывающий взгляд к шее. Нет, нельзя – перед глазами встала страшная картина с Милой, белой и чудом что не бездыханной.
Но у этой девицы и запястья были открыты, как нарочно. Она что-то лопотала и крутилась передо мной, подписывая себе приговор.
На этот раз я был аккуратнее – пил, слабо отмечая, что кровь Милы мне нравилась больше, а девица, на мое счастье, тихо млела и словно пьянела с каждым моим глотком – таков побочный эффект, я уже понял. И когда тень моего сознания стала чуть плотнее, возвращая контроль, я замаскировал содеянное под поцелуй. Мда, так недолго добиться слухов, что младший принц кусает придворных. И признаний деду не понадобится.
Но Дуриэль такая Дуриэль, что ничего не поняла и, все так же улыбаясь, побрела к себе. Попадется стражникам – решат, что добралась до отцовских вин.
А я, слава Солнцу, все-таки добрался до Вейдена.
Несмотря на традиционные арочные окна и широкие балконы, обитель лекаря тонула в полумраке. Тому виной тяжелые портьеры, гобелены и тусклые светильники.
Как объяснял он сам – при прямом свете солнца разрушаются свойства многих зелий. И я сейчас этому порадовался, потому что в придачу к обычным симптомам слезились глаза.
– Ваше Высочество! – о моем прибытии тут же доложила стража, и Вейден выбежал, побросав все дела. Он явно оторвался от котла, судя по характерным запахам, усилившимся для меня в разы.
– Дай лекарство, Рин.
Интересно, а где он так срочно возьмет кровь? Или она заготовлена заранее и хранится под заклятием стазиса? Скорее всего.
И до чего сложно не швырнуть принесенный фиал об стену, под влиянием взбесившихся эмоций. Тем более рядом свежая, терпкая ровно в меру, а приходится довольствоваться безвкусным суррогатом. Я принц, сын Феликса Элвелора, а должен побираться всякой дрянью, как бродяга. Вейден вызывал непередаваемое отвращение, как и его «лекарство». Ненавижу! Впервые настолько сильно ненавижу, хотя осколки разума колют мыслью, что лекарь ни при чем, но отказаться от свежей крови настолько больно…