Страница 31 из 37
– Рядовому читателю трудно сориентироваться в море литературы. Что Вы посоветуете?
– «Литературная газета» даёт всю палитру сегодняшней литературы. В отличие от журналов «Новый мир», «Знамя» или «Наш современник», которые говорят только о своих. Мы даём весь спектр. Литературы – море. И надо понять, что стоит читать, а на что не стоит тратить время. Человек живёт где-то 20 тысяч дней. На чтение хорошей книги уходит два-три-четыре дня. Допустим, человек читает 15 тысяч дней. Получается, за всю жизнь мы в лучшем случае можем прочесть 3-4 тысячи книг. Не так много, если учесть, что ежедневно только в нашей стране в свет выходят сотни томов! Потратить время на чтение лабуды, которую рекомендуют глянцевые журналы или телепередача «Про чтение» на телеканале «Россия-24», обидно. Надо помнить, что плохая книга делает человека хуже, и выбирать только хорошую литературу. А для этого надо читать «ЛГ».
– Сегодня главная болевая точка – это Украина. Как Вы воспринимаете трагические события, которые там разворачиваются?
– Сначала разберёмся, что там происходит. На Украине идёт бурный этногенез, формирование новой нации вокруг галицийского ядра, в которое ещё при Австро-Венгрии была заложена идейная русофобия как способ самоидентификации. Этногенез всегда агрессивен к той части сограждан, которые отказываются от навязываемой новой самоидентификации. А на Украине это, увы, приняло и вообще фашистские или квазифашистские формы. В России, к сожалению, привыкли общественные движения анализировать с политической и экономической точек зрения. Но законы этнического противостояния не менее, а, может быть, и более суровы и важны. Этногенез – это как природное явление, как извержение. Об этом говорил Лев Гумилёв. При этногенезе новая нация, чтобы самоосознаться, противопоставляет себя кому-то другому. В науке это называются «конституирующий чужой». И вот молодой украинский этнос таким «конституирующим чужим» выбрал себе русских, Россию и тех русских, которые оказались на территории Украины – образования искусственного и волюнтаристски скроенного. При советской власти в него «до кучи» были включены губернии, населённые людьми, считающими себя русскими. Впрочем, до XX века таковыми считали себя и те, кто нынче именуются украинцами. Перечитайте Гоголя! Так вот, именно они подверглись угрозе уничтожения или жёстокой ассимиляции. И восстали. Был вариант закрыть глаза на то, что миллионы людей на Украине будут уничтожены или превращены в людей третьего сорта. Слава Богу, такой ошибки не совершили, иначе в Крыму сейчас проходило бы то же самое, что и в Новороссии. И вот поставьте себя на место нашей власти. Могла она не заметить, что на Украине начался этноцид русских? Что наша соседка и родственница превращается в сателлита НАТО? Что мы получаем враждебную страну у своих границ и порабощение русского населения на этой территории? Нет, не могла. И любые санкции против нас, даже военное столкновение – зло гораздо меньшее. Вот каков был выбор. Мы могли поступить только так. Иначе – следующий майдан на Красной площади. А революция, когда именно русские стали объектом гонений, у нас уже была. Об этом теперь стыдливо помалкивают потомки комиссаров-русофобов, когда с экрана повествуют об ужасах Октября. И те люди, которые говорят: «Мы должны дистанцироваться, Украина сама разберётся» – это те, кого в давние времена называли ёмким словом «врагоугодники». У Льва Гумилёва есть такое понятие – зигзаг истории. Разрушение Советского Союза по административным границам – это именно зигзаг истории. Если бы в 1990-е у нас у власти были не болтун и пьяница, а нормальный руководитель, он мог бы отстоять такой сценарий: «Да, Советский Союз распадается. Жаль, что ж поделаешь: ни одна империя не вечна. Но тогда республики выходят из СССР в тех границах, в которых вошли в него, а принадлежность территорий, прирезанных в административном порядке, определяется плебисцитом. Как скажет население, которое там живёт, так и будет». И вот представьте, что в Беловежской пуще был бы принят такой план. И таких проблем сегодня не было бы почти нигде на постсоветском пространстве. Тогда бы и Крым, и Донбасс, и Одесса, проголосовав, воссоединились бы с Россией. Но этого не сделали, заложили геополитические мины, которые рвутся в Приднестровье, Карабахе, Абхазии, а теперь и на Украине. Там распрямляется зигзаг истории, стихийно проходят отложенные плебисциты, к сожалению, кровавые. Почему на Украине стали уничтожать русских и морально, и культурно, и физически? Об этом я писал, начиная с конца 80‐х. Сейчас, к юбилею, выходит двухтомник моих интервью. Первый том называется «Государственная недостаточность», туда вошли беседы 1986—2005 годов. Во второй том включены интервью 2006—2014 годов. Он называется «Созидательный реванш». В отличие от многих моих коллег, я могу позволить себе роскошь перепечатывать интервью, которые давал много лет назад – и при советской власти, и в ельцинскую, и в путинскую эпоху. Мне таить нечего. Люди не стыдятся искренних ошибок, людям стыдно за своё неловкое враньё и приспособленчество, ставшее со временем очевидным. Недавно я дискутировал на ТВ с литератором Д. Драгунским, и он заявил, что человеку вообще свойственно регулярно менять свои взгляды. Да, некоторым женщинам свойственно часто менять мужчин, но таких женщин обычно характеризуют кратким и ёмким словом.
– До каких пределов могут простираться границы сатиры? Вот в одной из пьес у Вас есть довольно-таки сатирический персонаж – священник. Допустима ли ирония в отношении церкви?
– В церкви такие же люди, как и мы с вами, и у них такие же слабости. До сих пор многим батюшкам не нравятся «Мелочи архиерейской жизни» Лескова. Они считают, писатель слишком ироничен в отношении клира. Но ирония это ведь не сатанизм и не лукавое инославие. Однажды меня пригласили на телепередачу, посвящённую проблемам религиозного сознания, но разговор почему-то свёлся к обсуждению дорогих часов и ремонта квартиры Святейшего. Я выступил против такого поворота, сказав, что у мусульман, иудеев и католиков тоже немало проблем, но почему-то внутриконфессиональные нелады принято у нас в телестудиях рассматривать исключительно на православных примерах. А зря! Давайте побеседуем, например, о педофилии у католиков. Больше всех во время эфира резвилась одна ведущая девица. Когда всё закончилось, редактор её даже упрекнул, мол, не слишком ты на Патриарха наезжала? Она ответила: «А мне по барабану. Я – католичка». Вот это уже безобразие, когда под видом борьбы за гуманизм, атеизм, общечеловеческие ценности, просто-напросто бьются за общинные или конфессиональные интересы. Что же касается моего персонажа отца Михаила Тяблова из «Одноклассницы», с успехом идущей по стране, – он отнюдь не сатирический. Когда писал пьесу, между прочим, советовался со знакомыми священниками, в частности с другом моей поэтической юности, замечательным поэтом Владимиром Неждановым. Он стал батюшкой, у него приход в Зеленограде. Они мне давали советы, я что-то убрал, что-то добавил. В пьесе показан обычный современный российский священник. И был смешной случай. Одним из первых пьесу поставил Владикавказский русский театр. Перед премьерой вдруг раздаётся звонок: «Это отец такой-то из Владикавказа. Мы только что посмотрели прогон спектакля. Если вы православный человек, вы должны снять этот спектакль из репертуара.
Не может быть таким пастырь. Почему он на прихожанок заглядывается? Почему он потратил на себя деньги, выделенные на строительства храма?» В общем, раздраконил… Я перезвонил сразу директору театра: «Владимир Иванович, мне сейчас звонил отец имярек. Ругался… Что делать?» Он ответил: «Забудь! Он у нас был раньше заведующим отделом пропаганды и агитации обкома комсомола. И тоже всех ругал!»
– Недавно Вы достаточно жёстко прошлись по Солженицыну. А ведь для многих это культовая фигура, причём с положительным знаком. За что Вы его так?
– По Солженицыну прошлась газета «Культура», именно вы дали, сократив до выпада, мой комментарий, вызвавший такую бурю в прессе и в Интернете. В чём суть? Я всего-навсего напомнил, что юбилей Солженицына будет только в 2018 году, а уже сейчас принято постановление о праздновании и ведётся активная работа. Но у нас же есть и другие писатели. Например, почему-то совсем забыли о 100-летии Константина Симонова. На мой взгляд, по меньшей мере он фигура равновеликая. Грядут юбилеи Тургенева и Горького. О них вообще ни гу-гу. Они разве менее значительны, нежели Солженицын? Они гораздо выше. Думаю, что даже самый лютый гулагоман спорить с этим не станет. Получается непонятный перекос. Те писатели, которые серьёзно скандалили со своей страной, почему-то имеют странные преимущества перед теми, кто не ругался всемирно со своим Отечеством. Мы не заметили 100-летие Леонова, Катаева, Твардовского… Шолоховский юбилей прошёл как-то между делом. У нас что, люстрация? Принят закон, по которому мы выбираем для увековечивания только «сварливых» деятелей культуры? Мы ставим памятник Ростроповичу через 5 лет после его смерти. А где памятник Свиридову? Да, он не отъезжал из страны, не бегал с автоматом по Белому Дому, но он писал великую музыку. Со дня его смерти прошло пятнадцать лет. Где памятник? Кстати, в гневных отповедях, особенно в «Российской газете», занявшей позицию какого-то мелкого правозащитного бюллетеня, больше всего нажимали на то, что Солженицын не «уехал», как я сказал, а его «выслали». Во-первых, человек, которого высылают, как раз и уезжает. Разве не так? Вот, если бы его запаковали и отправили малой скоростью, тогда сказать «уехал» нельзя, а только «выслали». Во-вторых, Сноуден, высказавший о США соображения, не понравившиеся тамошней власти, может только мечтать о высылке, которой подвергся автор «Ракового корпуса». Однако он сидит у нас взаперти, зная, что на родине его ждёт пожизненный срок или электрический стул. Что с чем сравнивать?