Страница 28 из 69
— Это круто, очень круто… Я вас не осуждаю, Босс-Леди.
***
Я прилетела в Мэн в канун Рождества, хотя у меня оставалось всего три дня на этот визит. За все пять лет нашего брака мы с Барри ни разу не проводили Рождество в штате Мэн, и я чувствовала, что должна родителям еще как минимум пять рождественских праздников, чтобы компенсировать это. Кроме того, мысль о том, чтобы провести Рождество в одиночестве в Бозмене, просто угнетала. А моя безумная идея провести Рождество в отеле Западного Йеллоустона, надеясь, что сны вернут меня к Вали, была даже хуже, чем удручающей.
Отец встретил меня в аэропорту Бангора. Он стоял на тротуаре возле пункта выдачи багажа, рядом со своим старым пикапом «Шевроле» с деревянной стойкой для каноэ на крыше, и от его дыхания над головой поднимался пар. Он обнял меня одной рукой, а другой подхватил чемодан.
— Спасибо, что заехал за мной, — сказала я, садясь в машину. В ней было тепло и слегка пахло табаком и моторным маслом — запахи, которые всегда ассоциировались у меня с отцом и теми днями, которые я проводила в детстве в его автомобильной мастерской.
— Ага. — Он кивнул, когда двигатель с ревом завелся. — Я не хотел, чтобы тебе пришлось брать напрокат машину.
Я улыбнулась. Мы с Барри приезжали в Мэн всего несколько раз, и он никогда не понимал, почему мои родители так настойчиво экономили наши деньги на аренде машины. Он был потрясен, когда папа подъехал к Бостонскому аэропорту Логан с бензопилой и кучей свернутой ржавой проволоки в кузове своего пикапа, и все его лицо стало свекольно-красным, когда папа хлопнул по новенькому кожаному чемодану Барри. Барри гребаный Ричардсон, подумала я, был бы дерьмовым мейнером9.
Неожиданно в моем сознании всплыл Вали. Высокие скулы и длинные волосы. Его сладкий животный запах, нежные прикосновения и голодные глаза…
— Ты в порядке? — спросил папа.
— А?
— Ты ужасно молчалива, — сказал он.
Я рассмеялась. Это прозвучало неловко и принужденно.
— Да, я в полном порядке. Просто это был долгий семестр.
Отец кивнул в угасающем декабрьском свете.
— Ну вот, теперь ты дома. Можешь поспать, если тебе это нужно.
Я зевнула и откинулась на подголовник, окутанная теплом, покачиванием кабины и глухим и отдаленным шипением шин на шоссе между штатами. Мои глаза закрылись.
***
Мне снился Йеллоустон. Сернистый запах геотермальных источников низко и тяжело висел над снегом, а голые осины отбрасывали длинные тени в вечернем свете. Я огляделась вокруг, пытаясь сориентироваться. Сера в воздухе означала, что я, должно быть, нахожусь в кальдере — в сердце огромного супервулкана Йеллоустона, но я не узнавала склонившиеся холмы вдалеке. Они были окрашены в красный цвет заходящим солнцем, как далеким огнем. Я вздрогнула. Под серой и кружащимся снегом чувствовался еще один запах. Далекий, едкий дым.
Позади меня по снегу зашуршали шаги. Я обернулась и увидела Вали. Я попыталась окликнуть его, но не издала ни звука. Его глаза скользнули по мне, сосредоточившись на далеких красноватых холмах. Он шел быстро, и огромный черный плащ развевался позади него. Я последовала за ним, молчаливо и отстраненно. Когда он повернулся, я увидел ножны огромного палаша, прикрепленные к его спине, под волнами темных волос.
Вали остановился перед огромным зияющим черным входом в огромную пещеру. От его дыхания в вечернем небе поднимался пар. Этот едкий запах гари был здесь сильнее, такой сильный, что я чуть не задохнулась. Последние лучи дневного света мерцали красным и золотым на снегу, окружавшем пещеру.
Здесь что-то не так, подумала я, чувствуя, как сердце колотится в груди. Что-то здесь очень не так.
Вали вытащил меч из ножен, висевших у него на спине. Огромный клинок мерцал синим в угасающем свете. Он закрутил его в большой петле над головой, и тот зашипел в холодном воздухе. Мой желудок яростно сжался. Внезапный порыв ветра закружил замерзшие кристаллы вокруг Вали, поднимая его волосы с затылка, наполняя воздух между нами.
Я попыталась закричать, но слова застряли у меня в горле. Вали шагнул в темноту пещеры, выпрямив спину и высоко подняв голову. Он даже не оглянулся.
***
Я вздрогнула, когда чья-то рука легла мне на плечо.
— Ты в порядке? — спросил папа.
— Да, — пробормотала я, борясь с приливом адреналина, захлестнувшим тело. — Прости. Я заснула.
Папа бросил на меня странный, оценивающий взгляд. Машина остановилась, и я увидела сквозь ветровое стекло металлические стены авторемонта «Макдоналд». В желтом свете прожектора за гаражом отец выглядел старым и усталым. Я улыбнулась, чтобы показать ему, что я в порядке, но все мое тело было холодным, а руки дрожали.
— Это был всего лишь сон, — сказала я почти про себя.
Но ведь с Вали это никогда не было просто сном, не так ли? Я нащупала щеколду на двери. Холодный воздух хлынул внутрь машины, обжигая щеки.
— Давай войдем, — сказала я, пытаясь одарить отца широкой, ободряющей улыбкой.
Вместе мы поднялись по скользкой ото льда подъездной дорожке от папиной мастерской к дому. Рождественские огни мерцали вдоль перил крыльца родителей. Было так холодно, что снег скрипел под нашими сапогами. Папа придержал для меня дверь. В доме пахло точно так же, как я помнила, пьянящая смесь древесного дыма и жареного лося, и часть панического страха от сна начала исчезать из тела.
— Ужин будет готов, когда ты переоденешься, — сказала мама, выходя из кухни, чтобы обнять меня. — Лось, картошка с огорода, а печенье из магазина.
Я глубоко, прерывисто вздохнула, пытаясь забыть высокое, изящное тело Вали, размахивающее сверкающим синим мечом над головой. И исчезновение его в зияющей черной пасти пещеры.
— Спасибо, — слабо сказала я. — Звучит восхитительно.
После ужина я долго принимала горячий душ и спустилась вниз, чтобы присоединиться к родителям и выпить стакан скотча на диване рядом со сверкающими огнями рождественской елки. Мама развесила по каминной полке и вокруг своего огромного позолоченного герба в виде Флер-де-Лис древние нити многоцветных огней с большими выпуклостями. Папа — шотландец, правнук Макдональда из Хайленда, а мама — француженка.
Когда я росла, мама сказала мне, что ее бабушка Клэр происходила из королевского ветви Орлеана, которая бежала из Францию во время Революции. Я никогда ей особо не верила: наша маленькая бревенчатая хижина в глубине лесов штата Мэн была чертовски далека от Версаля. Но на моем первом свидании со знаменитым профессором литературы Барри Ричардсоном, после того как мы открыли вторую бутылку вина, я рассказала ему, что происхожу из королевской французской семьи Орлеан. Похоже, он был впечатлен. По крайней мере, он был достаточно впечатлен, чтобы пригласить меня к себе домой в тот вечер.
Когда год спустя я познакомилась с семьей Барри в их огромном белом доме с видом на Атлантический океан, Барри представил меня как Карен Макдональд, родственницу королевской Орлеанской семьи Франции. Как будто это могло компенсировать бревенчатую хижину, акцент Мэна, тот факт, что я могла управляться с бензопилой и менять масло в пикапе. На его родителей я не произвела особого впечатления. Ни тогда, ни в последующие годы.
Я покачала головой и сделала большой глоток виски, чтобы избавиться от Барри Ричардсона.
— Мама, — сказала я, — ты можешь наполнить носки.
Мама сидела у мигающих угольков костра и вязала. Она потрясенно посмотрела на меня.
— Ты же знаешь, что Санта не придет, пока ты не заснешь!
Я рассмеялась.
— Мама, мне тридцать семь лет!
Она улыбнулась, но не двинулась с места.
— Итак, дорогая, ты встречаешься с кем-то особенным там, в Монтане?
Мне удалось подавить стон еще одним глотком виски. По крайней мере, она дождалась окончания ужина, чтобы заговорить об этом.
— Э-э, нет, не совсем так.