Страница 2 из 22
– Где все? – неожиданно спросил Генрих. Этот вопрос вывел Людвига из оцепенения, это был тот самый спасательный круг, который хоть и на время, но вытянул его из неукротимых вод мыслей.
– Мать ушла к колодцу за водой, Анна, наверное, спит, я её ещё не видел этим утром. Можешь проверить? – Людвиг с трудом собрался с мыслями, от резкой смены обстановки. Но смог выдать ответ, и заодно, нашел способ на время занял сына.
Генрих развернулся и пошел обратно наверх по старой деревянной лестнице, каждая ступень которой скрипела под его весом. Но самый запоминающийся звук издавала последняя ступень, при нажатии на неё помимо скрипа было слышно как трясутся гвозди, что были ненадежно в неё забиты. Была ли это лень отца при обустройстве дома или же это последствие долгого и неуважительного использования, они оставались на своём прежнем месте, создавая приятный антураж всему строению. Поднявшись, юноша смотрел вдаль коридора на закрытую дверь, она была на пару голов выше Генриха. Имела бурый древесный цвет по бокам и в самой двери, в щели досок были заложены цветы: лилии, ромашки и орхидеи. На втором этаже дома, эта дверь сильно выделялась, она не выглядела как дверь ни в одно из помещений здания, а как дверь в другой мир. И казалось, что если её открыть, за ней можно увидеть красивый сад, где летают пчелы, опыляя растущие там цветы, и бабочки перепархивают с одного цветка на другой, в поисках сладкого нектара. Даже слабо ощущаемый запах цветов, продолжал играть воображении, уже рисуя где-то вдали красивый водопад.
Эти приятные мысли покинули голову Генриха, они были уничтожены противным звуком движения металлических петель, создавая лёгкий, но неприятный скрип. Магия цветов улетучилась и её заменила полутемная комната, легко освещённая синим цветом, что излучали шторы, которые закрывают окно от яркого света. Теперь это уже был не сад, а одно сплошное океанское дно.
“Ну да, работники давно проснулись, не просыпаются только те, кто не работает” – подумал Генрих, слегка закатывая глаза в бок, и медленно продвигаясь ближе к окну. Осторожно ступая по полу в надежде ничего не пнуть и не сломать, Генрих всё же что-то задел, он наступил на что-то маленькое и хрупкое, что под его весом захрустело. Замерев на секунду, он не понимал, что лежало под его ногой, что это было и что оно делало на полу. Особенно в полутьме, где ничего не видно, а легкий синий цвет уходил вниз и становился сплошным чёрным. Убрав ногу в сторону, а так же надеясь, что это был последний сюрприз от сестры, Генрих продолжил путь к окну. Подойдя вплотную и крепко сжав грубую ткань в руках, он резко раздвинул шторы в разные стороны и солнечный свет моментально наполнил всю комнату, сильно ослепив молодого человека. Поморщившись с закрытыми глазами, он уже представлял события, что происходят за его спиной. Ориентируясь по знакомым звукам, он создавал в своём воображении подробную картину происходящего.
Медленное и неловкое движение в кровати, звук трения одеяла о наволочку говорили о том, что Анна повернулась к окну или наоборот отвернулась от него. Но учитывая звуки негодования, которые она издавала, скорее всего, отвернулась. Генрих давно заметил, что если дать его сестре волю, и не разбудить её окончательно, то она будет спать еще дольше и начнёт не реагировать на окружающие раздражители, что сильно будет мешать в дальнейших ее пробуждениях. Взяв двумя руками тяжелое одеяло, под которым укрылась Анна, он одним ловких движением смог его поднять и откинуть в сторону. Под одеялом лежало тело маленькой девочки, согнув колени и положив кисти рук под щеку, она лежала на кровати, закрыв глаза. Темно-зеленая пижама и черные распущенные волосы создавали вид того, что вместо хрупкой маленькой девочки на кровати лежит очень большой цветок, словно королева своего сада. Мягкие очертания лица, карие глаза что она унаследовала от матери и хрупкое телосложение вызывало умиление у всех, кто смотрел на Анну, еще сильнее оно возникало, когда она наряжалась в своё платье, которое у неё было только одно. Его специально купили Анне на день рождения, тогда Генрих поехал с матерью в город, чтобы ей помочь по “особым делам”.
Анна уже пару минут дальше лежала без движения. “Уснула?” – удивился Генрих, и стоило ему сделать только шаг к кровати, как в него с изголовья сразу же полетела одна из подушек.
– Что я тебе сделала, Генрих?! – Анна была шокирована такой наглостью со стороны родного брата, что её так грубо разбудил. – Убирайся прочь! – кричала она, вслед уже летели и другие подушки. Несмотря на небольшие размеры, и слабую физическую силу, девочка превосходная сконцентрировала все свои параметры, для сильных и метких бросков.
Генрих не собирался просто стоять под градом из постельной принадлежности. Ибо стоя как статуя на одном месте, он казался глупым и слабым, не способным на “громкий” ответ. Вытянув руки вперед, он ждал начало своего хода, как в шахматах, главное выбрать правильное время для совершения важного стратегического манёвра, идеально сочетая атаку и защиту. Такое действие будет неожиданным для противника, потому что он не будет ждать действий, которые его оппонент ранее не совершал. Летит следующая подушка, укутанная в белую наволочку, с вышитыми рисунками листьев. Как грубо Анна относится к тому, что делала её мать для всей семьи. Вот и пришло время для хода Генриха. Поймав летящую подушку в руки, он заводит её через голову за спину, принимает стойкое положение ног, и концентрирует точки опоры чтобы не упасть, и уже сосредоточившись на мишени в виде головы своей сестры, приготовился отпустить крепкую хватку сжавшую бедную ткань. Юноша резко замер. Его отвлёк пронзительный хлопок со стороны двери.
Тишина и неловкость заполнила всю комнату, полностью уничтожив прежнюю атмосферу. Людвиг стоял на пороге комнаты, уперевшись рукой о дверную раму, полусогнувшись, он переводил дыхание. Анна и Генрих замерли и пристально смотрели на отца. Мужчина стоял неподвижно в дверном проеме и сверлил взглядом своего сына. Всем было понятно, что сейчас будет долгий разговор на не самые приятные темы. “Нельзя потакать детскому поведение сестры, ты так поощряешь маленькую девочку, а не воспитываешь её.” – уже прозвучал голос отца в голове Генриха, осознавая, что именно так всё и будет.
– Пойдем вниз. – сказал грубым голосом Людвиг. По его тону было понятно, что он уже не собирается быть столь добрым и ласковым, каким он был около пять минут назад на кухне. Опустив подушку на пол и стиснув зубы, Генрих пошел вслед за отцом, он не боялся его, а любил и уважал, но когда его самого ругали – это создавало сильное и жгущее чувство собственной вины. Но нужно терпеть, и идти к трудностям с высоко поставленной головой. Если ты проявляешь грубое поведение по отношению к любимым или же нарушаешь правила, то надо платить за свои поступки. Эта простая истина была известна Генриху, это было еще давно, когда ему было лень поливать огород, и половина растительности погибла под палящим Солнцем. Тогда им приходилось есть меньше, это было ужасно, но хуже было то, что от этих действий, семья страдала больше, чем Генрих, сильнее всего доставалось матери. Петра не могла смотреть как её чадо голодало, поэтому половину своей порции отдавала сыну. Из-за чего сильно не доедала, а потом болела – именно этот урок стал для Генриха самым главным. Но иногда эмоции брали верх над логикой, как сейчас, когда он баловался с Анной мамиными подушками. Уже зная заранее, о чем пойдёт речь. Как только они спустили вниз, решив не затягивать, Генрих начал говорить раньше отца, пытаясь сгладить свою вину.
– Я опять всё порчу, да? – поднимая взгляд с пола на отца, Генрих смотрел прямо в его голубые глаза.
– Если ты уже понимаешь, что натворил, то всё не так уж и плохо. Главное, чтобы ты это помнил. – как лекцию в учебном классе, начал причитать Людвиг. – Что у вас стряслось? – пытаясь уже загладить своё любопытство, мужчина начал менять тему. Потому что не каждое утро он мог услышать крик собственной дочери.