Страница 14 из 22
Долго ждать не пришлось. Другие грузовики приходили на свою остановку быстро, и также не сбавляя темп выходили другие солдаты. И когда прибыл последний, на крышу поезда залез человек, одетый так же, как был одет Манфрэд, но это был не он. Это был человек, которого Генрих никогда не видел. После осмотра площади, которую заполонили новобранцы, этот человек поднял палку и несколько раз ударил по крыше поезда. Эти удары были громкими и разносились по всей станции. Их услышали все, кому они предназначались. Этот человек откинул палку в сторону и начал громко говорить с толпой:
– Слушайте внимательно! Повторять не буду! Садитесь в вагоны по сорок девять человек в каждый. К каждому такому вагону будет привязан смотритель, который будет следить за вами! По прибытию, вы будете сформированы в отряды и будете представлены своим офицерам! Дальнейшие приказы и обучение будут проходить в лагере! Сейчас идите на посадку! Те, кто откажется садиться, будет отправлен в штаб для разъяснительной беседы!
Его громкая речь была четкой и слаженной. Предложения были легки и понятны для восприятия. Они казались заранее заученными. Либо их обладатель имел сильную харизму. По окончании его слов, двери вагонов поезда открылись, и в них начали заходить новобранцы. Генрих рассматривая потоки людей, пытался найти Вольфганга, чтобы попробовать пробраться к нему, дабы поместиться в одном вагоне. Мимо него ходили люди, толкая его плечами. Вольфганг так и не появился в поле зрения. Поняв бессмысленность всех надежд, что оставались у Генриха, он молча пошел к ближайшему вагону.
Поднимаясь по лестнице, он увидел смотрителя, что провожал его взглядом. Проходя между рядами сидений, Генрих нашел место рядом с окном. Он впервые находился в поезде и надеялся, что это поездка будет красивой и запомнится ему надолго. Разместившись на сиденье, он смотрел в окно, то и дело замечая боковым зрением, что рядом садились другие пассажиры. В окне он видел как толпа на улице медленно уменьшалась. Люди заходили внутрь поезда, и искали себе места. Вагон набрал свой предел. Генрих понял это, когда услышал звуки закрывающейся двери. Никто не отказался от предложения войти в вагоны, и после того как все поместились, смотритель несколько раз ходил вдоль сидений, наблюдая за новобранцами. Генриху оставалось только ждать, когда поезд тронется.
Тогда он снова остался наедине с ожиданием. В последние дни, это был его верный спутник, который был рядом, когда он так нуждался в знакомых лицах. Он и вечность, что струилась своими необузданными потоками мимо него.
Поезд тронулся.
Это был первый раз, когда Генрих ехал за стальным локомотивом. Ранее никогда ему не доводилось этого делать. Для него это было тоже самое, что и на машине, только машина была менее вместительна, и сиденья у неё более удобные. Картина за окном пролетала быстро. Невозможно было что-то разглядеть и оставалось только смотреть в небо, то есть единственное что оставалось неподвижным. Солнце скрывалось от глаз Генриха. Его прикрывали горы и леса. Когда же свету ничего не мешало, оно попадало в глаза Генрих, и этот ослепляющий свет напоминал о том дне, когда он будил Анну. Как раздвигая шторы впускал свет в её комнату. Только если он прислушается сейчас к тому, что происходит вокруг, он не услышит шелест одеяла, не услышит как кто-то сзади переворачивается. Стук колес и голоса людей вокруг сливались в единый оглушающий шум. Люди болтали, им было о чем говорить, но только не Генриху. Даже его соседи по сидениям молча уставились в различные точки.
Несколько раз посмотрев на лица рядом сидящих людей, и окинув взглядом вагон, Генрих не нашел, кого хотел. Он надеялся что просто проглядел своих друзей, но не смог никого увидеть. Эти действия были бессмысленными, но слабая надежда по прежнему оставалась в груди юноши.
Можно было вспомнить утро, когда они все собирались выезжать. Тогда было сложно ориентироваться. Организм не мог толком отдохнуть во сне, а события вокруг происходили быстро. Они с Вольфгангом не понимали, что происходит, а другие ребята наоборот прекрасно всё понимали и знали, что делать. Наверное, просто городские. Потом прибыл Манфрэд. Да, это лицо было знакомо Генриху. Он был одет иначе, да и ввёл себя не так как раньше. Сейчас он был более груб и холоден. Сложно было думать, что можно быть более грубым и холодным, чем при их ранних встречах. Оказывается, можно.
Его любезность и дружелюбие улетучились. “Были ли они вообще? Может весь этот фарс был только для того, чтобы вынудить забрать меня в армию? Использовать как солдата на поле боя, как ресурс для великой машины-войны?” – в голове Генриха появилась небольшая мысль, что его надули. Как дурака. Как глупого фермера из глубинки. “Глупый, глупый я”.
С другой стороны, ему была предоставлена возможность вернуть отца в родной дом. Восстановить идиллию счастливой семьи. Всего лишь в обмен на примерку маски клоуна, он станет героем. Грош для великой цели. Ибо никто кроме него, не смог бы пойти на такое.
Была еще неприятная одежда, что пыталась рвать кожу своего хозяина. Ранее это сводило с ума, пока Генрих не прибыл к поезду. Сейчас же он ничего не ощущает. Мозг увлечен другими процессами, ему некогда реагировать на физические раздражители и окружение.
– Что ты здесь забыл, приятель? Ты не похож на солдата, у тебя внешность, как у какого-то артиста! – эти слова принадлежали взрослому мужчине, что сидел напротив Генриха. На вид он был старше его раза в два. У него были уставшие глаза и обожженные брови. Можно было подумать, что он был работником завода. Его дерзкий, грубый и слишком взрослый взгляд проходил сквозь Генрих. Было ощущение, что его хозяин был не в трезвом состоянии.
– Какая вам разница, как я выгляжу? Мы с вами едем в одно и то же место, где от внешности ничего не будет зависеть. – Генрих отвечал резко, показывая незаинтересованность в общении.
– Кем бы ты там не был, твоё смазливое личико не поможет тебе. – мужчина уже начал раздраженно повышать свой голос, показывая сильную жестикуляцию при общении.
Генрих решил уже просто игнорировать своего собеседника, в надежде, что тот, будучи уставшим, просто отстанет от него, и найдёт себе занятие поинтересней.
Генрих продолжал смотреть в окно своего вагона. Теперь он не видел за стеклом красивые пейзажи. Его взгляд приковало отражение того мужчины, что медленно поднимался со своего сидения.
Перенаправив свой взгляд на своего былого собеседника, Генрих заметил что тот тянет к нему свою руку. Эта рука была уже довольно близко к шее Генрих. Не желая иметь никакой физический контакт с таким грубым человеком, юноша отдернул руку мужчины от себя.
Не ожидая таких резких действий, мужчина потерял равновесие и рухнул грудью на стол. В следующую же секунду, он хлопнув ладонями по деревянной поверхности возвысился над нею. Его глаза исторгали внеземную злобу, невозможно было понять, о чем думает этот человек. Его тяжелое дыхание, что с сильным шумом разносилось из увеличивающихся и уменьшающихся ноздрей, демонстрировали сильный прилив адреналина.
Резкими движениями мужчина схватил Генриха за воротник его легкого мундира и начал тянуть к себе. Эта крепкая хватка, эти резкие движения вывели Генрих из состояния физического и эмоционального спокойствия. После этого действия неудобная одежда на Генрихе с новой силой начала впиваться в кожу. Лица Генриха и мужчины находились так близко друг к другу, что можно было почуять неприятный запах изо рта незнакомца. Генрих его не осуждал за это, у него и самого не было утром времени на личную гигиену.
– Ты бесишь меня, парень! Самодовольные молокососы! Жизни не видели, но ставите себя выше других! – незнакомца трясло от злости, говоря сквозь плотно стиснутые зубы, он плевался во все стороны.
Генриху было не по себе. Он впервые мог оказаться в драке с другим человеком. С человеком, что гораздо крупнее него. Он мог бы показать свой страх, если бы не события прошедших дней, которые изрядно его утомили. Именно поэтому Генрих молча смотрел в глаза своему собеседнику, ожидая дальнейших действий. Появилось легкое чувство раздражительности, в голове Генрих всплыла мысль: “Можно плюнуть ему в лицо, тогда он начнёт вести себя более агрессивно, и точно будет по уши в проблемах”. Эта мысль родила невинную улыбку на лице юноши.