Страница 95 из 97
ОНА приходила к нему во сне. Ее лицо было испачкано, но он знал, что это она, потому что чувствовал ее запах и слышал ее голос, успокаивающий, зовущий его по имени. Когда он проснулся, дикий зверь внутри него рычал и выл, покинутый, страдающий, и такой одинокий, что он подумал, не сойдет ли он с ума. Поэтому каждое утро он приходил на этот чертов балкон и смотрел на Трясину. Это больше не зависело от него. Все, что он мог сделать, это ждать.
СЕРИЗА подняла лицо от своих рук. Снаружи на Трясину опустилась ночь. Знакомые быстрые шаги бежали вверх по лестнице, ведущей к ее убежищу.
— Можно мне войти? — спросил ее отец с лестницы.
Она кивнула.
Он подошел и сел в кресло напротив нее. Он был худее, чем она помнила. Старее. Он был дома уже почти две недели, а она все еще просыпалась с убеждением, что он пропал.
— Сборы почти закончены, — сказал он. — Мы покидаем Трясину послезавтра.
Она отвела взгляд. Она ничего не собрала.
— Тебе помочь с вещами? — спросил он.
— Я никуда не поеду.
Густав нахмурился, морщины собрались на его лбу.
— Значит, ты собираешься бросить всех нас? Бабушку, кузенов и кузин, меня. Софи.
Сериза взглянула на мягкое кресло, где спала Ларк, свернувшись калачиком.
У нее не было ответа, поэтому она просто отвернулась.
— Расскажи мне, что тебя так расстраивает, — попросил он.
Она покачала головой.
— Нет.
— Ты думаешь, я не пойму? — тихо спросил он. — Они забрали у меня твою маму. Вырвали ее из моих рук. То был последний раз, когда я видел ее, испуганную, в чужих руках. Я знаю, каково это, Сери. Знаю.
Она судорожно сглотнула.
— Он не пришел за мной. Я люблю его. Я думала, что он любит меня, но он не пришел за мной.
— Может быть, тебе стоит самой пойти к нему, — мягко сказал он. — Возможно, он ждет.
Она покачала головой.
— Я разговаривала с людьми «Зеркала». Он опять мне солгал, папа. Он сказал мне, что у него ничего нет, но, по-видимому, он богат. Он в родстве с Маршалом Южных провинций. Это большое дело, судя по тому, что они говорят. Он сказал мне, что он охотник за головами, что у него ничего нет, и я ему поверила. Почему я всегда ему верю? Я что, совсем дура?
— Люди лгут по многим причинам, — сказал Густав. — Возможно, он хотел убедиться, что ты любишь его таким, какой он есть, а не за его деньги.
— Он также говорил, что любит меня. Откуда мне знать, что это не очередная ложь?
Густав вздохнул.
— Этот человек пришел, чтобы вытащить меня из Касиса. Он был не обязан, Сери. Он пришел за мной, потому что я твой отец.
Она покачала головой.
— Он знает, где находится дом. Ему понадобится день, чтобы добраться сюда. Если бы он захотел, то уже был бы здесь. Он передумал, папа. Он решил, что я ему не нужна, а я не собираюсь умолять. Я не появлюсь на его пороге во всей своей трясинной славе, прося его вытащить меня из грязи. У меня еще осталась чертова гордость.
Густав вздохнул.
— Я хочу, чтобы ты начала завтра собираться.
Она не ответила. Да и вообще, какой смысл разговаривать?
Он снова вздохнул и вышел. Сериза подождала, пока он закроет дверь, и тихо заплакала, свернувшись калачиком на стуле.
ЕЩЕ один серый день. С балкона открывался почти такой же вид.
Уильям покачал головой. Она не придет. Ему придется стиснуть зубы и идти дальше.
За его спиной эхом раздались шаги. Один из помощников Деклана, взятый взаймы, пока Уильям не разберется со своими людьми. Он понятия не имел, как это делается.
— М'лорд, здесь Густав Мар.
Отлично.
— Проводите его, пожалуйста.
Через несколько минут Густав присоединился к нему на балконе. Худой, смуглый. Как Сериза. Те же глаза, та же поза.
Густав поклонился.
— Не надо, — сказал ему Уильям. — Присаживайтесь. — Он отодвинул стул от маленького столика для пикника и сам сел на другой стул. — Чем могу быть полезен?
— Я пришел поблагодарить вас за спасение моей семьи. И за то, что помогли Женевьеве и избавили мою дочь от этого бремени. Я не знаю, как правильно выразить это словами, но я хочу, чтобы вы знали, я благодарен. Если я вам понадоблюсь, я буду рядом. Все мы будем.
Уильям кивнул, чувствуя себя неловко.
— Спасибо.
Они посмотрели друг на друга. Молчание затягивалось.
— Выпьете? — спросил Уильям.
Густав выдохнул.
— Да.
Уильям ушел в дом и принес бутылку вина и два бокала. Он наполнил бокалы. Густав отпил.
— Хорошее вино.
— Не такое крепкое, как у вас дома.
— Аааа, ну да. Мне будет его не хватать. Возможно, нам придется совершать набеги в Трясину, чтобы собирать ягоды.
— Лучше берите с собой небольшую армию, — сказал Уильям.
Густав поморщился. Они осушили бокалы, и Уильям снова наполнил их.
— Как продвигается переезд? — спросил Уильям, чтобы заполнить тишину.
— Хорошо, — сказал Густав. — Немного медленно. В живых осталось всего пятнадцать здоровых взрослых, и половина из них ранена. Сериза делает все, что в ее силах. Мы уже должны были закончить. Конец этой недели будет нашим последним ужином в этом доме. Для нас будет честью, если вы присоединитесь к нам. До нас легко отсюда дойти — просто следуйте вдоль реки. Я знаю, что это будет много значить для моей дочери.
— Она не хочет меня видеть, — сказал Уильям.
Густав потер лицо.
— Вы совершенно правы. Она не хочет вас видеть. Вот почему с тех пор, как я вернулся, моя дочь рычит на всех и вся. Она не спит. Она ничего не ест. И давайте не будем забывать о слезах. Она никогда не была плаксой. Даже в детстве.
— О чем вы говорите?
Густав поднялся.
— Я хочу сказать, что моя дочь считает, что вы ее бросили. Она думает, что вы больше не хотите ее, что все кончено, и это разбивает ей сердце. Она слишком горда, чтобы прийти и молить вас, и как я понял, вы тоже слишком горды, чтобы прийти и забрать ее. «Рука» и вражда отобрали у меня мою жену, Уильям. Она была моей жизнью… моим всем. Они почти уничтожили мою семью. Мне горестно видеть, как это проклятое месиво сокрушает мою дочь. Подумайте об этом. Пожалуйста.
И он ушел.
Через десять минут Уильям отправился в Трясину.
КРЫСИНАЯ нора была такой, какой он ее помнил, решил Уильям, встряхнув мохнатыми ушами. Он лег с подветренной стороны дома у корней большой сосны. Он пролежал здесь около часа. Люди «Зеркала», охранявшие дом, заметили его, но не трогали.
Сериза была внутри.
Он все пытался уловить ее запах, но его просто не было.
Если он войдет и она скажет ему уйти… он не был уверен, что сделает это. Он не знал, какого черта ему нужно. Все его планы заканчивались словами: «доберись до дома». Теперь он был около дома и не знал, что делать дальше.
Сетчатая дверь открылась. Ларк сбежала вниз по ступенькам. На ней были джинсы. Ее рубашка была чистой, а волосы причесаны. В руках она держала стопку одежды.
Она повернулась и направилась прямо к нему.
Уильям глубоко погрузился в тень под сосной, стараясь казаться меньше.
Она остановилась в нескольких футах от него.
— Я тебя вижу, ты же знаешь. Ты такой же большой, как лошадь.
Уильям заскулил. Уходи, малышка.
Ларк положила одежду на землю.
— Она во внутреннем дворе. Папа сказал, что ты можешь пройти туда через боковую дверь, так что тебе не придется проходить через все помещение.
Она повернулась и ушла. Уильям вздохнул и втянул дикого зверя глубоко внутрь себя. Боль пронзила его кости, и он снова стал человеком. Он натянул одежду и пошел к боковой двери, через коридор, во внутренний двор.
В маленьком садике у стены все еще цвели цветы. Оружейная стойка была выставлена, и за ней Сериза тренировалась точно так же, как и в то утро четыре недели назад. Не хватало только Кальдара и Гастона, болтающих в сторонке, и бабушки Азы, примостившейся на кирпичной кладке.