Тореадор

– Я же говорю! Щенка необходимо схватить, связать и бросить в трюм. Отпустить его можно будет только когда мы выйдем в море. Иначе он сбежит!

–Зачем он тебе? Что ты задумал? Если мальчишка не желает слушаться тебя – убей его, да и дело с концом!

–Он, хоть и сопляк еще, но сильный и изворотливый! К своим пятнадцати годам, он уже прибил троих! Но мне надо другое! Я хочу чтобы именно он убил Хосе Викторио де Васкеса!

– Зачем? Убей сам!

– Говорю же тебе, раз я так хочу, то так и будет! А вы его схватите! Особенно можете с ним не нянчиться! Если он получит несколько лишних синяков, то это ему только на пользу! А за это я вам отдаю двух шлюх! Мать и дочь! Обещаю, вам понравится! Особенно девчонка! Ее еще никто не трогал! Ха-ха-ха! Этот выродок будет за нее драться не на жизнь, а на смерть! Ха-ха-ха! Так ему и надо!– Он уже орал, жестикулируя и брызжа слюной.

Я еле-еле сдержал себя. Умом понимая, что с пятью взрослыми, вооруженными до зубов, мне не справиться. Они громко хохотали, смакуя подробности сделки. А я припустил к нашей лачуге, что было сил, опасаясь опоздать. Я обогнал их минут на десять, не больше. На мою удачу, Лаура вышла на дорогу, высматривая меня. Она всегда встречала меня, каким-то чутьем улавливая мое появление. Я схватил ее за руку, знаком показывая, что надо молчать, и потащил мимо дома в заросли кактусов. Позади нашей лачуги росли два огромных кактуса, выше человеческого роста, с длинными колючими ветками, похожими на змей. Мы спрятались за одним из них. В этот момент раздался нечеловеческий крик, его заглушила отборная ругань и звуки ударов. Потом из лачуги выскочил отец и два громилы. Они стали высматривать нас на дороге. К несчастью на небе взошла луна, стало светло.

–Они не могли далеко убежать! Идти им здесь некуда! Ищите их рядом! Они где-то здесь, говорю вам! Найдете их – девчонка ваша!

Лаура прижалась ко мне, и укусила себя за руку, чтобы не закричать от страха. Я схватил ее за другую руку и потащил, скрываясь за кактусами и тростником, в сторону гор, к церквушке. Про себя я молился, чтобы Падре Пио не ушел к больным. Мне даже в голову не приходило, что он тоже мог прятаться от пиратов. Мы выскочили из зарослей уже у самого подножия холма. Тут они нас заметили, и стали размахивая руками, громко ругаться. "Если священника не окажется на месте, мы погибли! Тогда мы с тобой бросимся в море! Лучше утонуть, чем попасть к ним в руки! Согласна?!"– сказал я Лауре. Она только кивнула в ответ, стараясь изо всех сил, бежать рядом со мной.

Мы подбежали к церкви и стали колотить в дверь. Она была заперта. Я кричал: "Падре Пио! Спасите нас!" Тут сбоку открылась часть деревянной стенки с небольшим окошком. В щель выглядывал Падре:

– Что случилось, Марко?

– Падре, спасите! За нами гонятся пираты!

Он приоткрыл щель чуть шире, мы протиснулись. Он тут же плотно закрыл потайную дверь на три засова. Она опять стала выглядеть как часть стены. Затем, не говоря ни слова, он провел нас в глубь комнаты к шкафам. Открыл одну дверцу, отодвинул в сторону заднюю стенку, и впихнул нас в узкое пространство за ней. Там было так тесно, что нам пришлось буквально вжаться друг в друга, чтобы Падре закрыл за нами тайник. Только он отошел от шкафа, как в дверь церкви замолотили с огромной силой, требуя открыть. Но вокруг уже стояла тишина. Нам было очень хорошо слышны шаги и ругательства пиратов. Один из них предложил поджечь церквушку, но другой, видимо очень суеверный, сказал, что тогда им не будет удачи уже никогда. Они еще долго ругались между собой, а когда им надоело торчать у закрытой двери, отправились назад, вспомнив, что одна добыча у них все же есть.

Лаура беззвучно плакала, уткнувшись мне в грудь. Я чувствовал, как по моей голой груди текут девичьи слезы. В тот момент я четко осознал, что Хосе Игнасио Сантос нам совсем не отец. Отец никогда бы не отдал своих детей на растерзание мерзавцам.

Но не это стало для меня страшным осознанием. Нет, в тот момент случилось самое ужасное! Я вдруг понял, что обнимаю не сестру, не маленькую девочку, которую привык всю жизнь оберегать от невзгод, а красивую, и что самое страшное, желанную девушку! Что я люблю ее, но не как брат любит свою сестру, я люблю ее, как мужчина любит прекрасную, единственную женщину. Как только я это понял, мне показалось, что я падаю в ад! Внутри меня все кипело! Мозг разрывался! Сердце бешено колотилось в груди! Руки стали ледяными. Это была настоящая пытка!

Шло время… Но уйти, убежать, или хотя бы отодвинуться от Лауры, не было никакой возможности. Я закрыл глаза и стал молиться, сам не знаю кому. Хотел что-то сказать вслух и увидел, что Лаура, измученная пережитым страхом, просто уткнулась мне в грудь и уснула. Ее доверие ко мне было безграничным. Мы стояли так тесно, что она не могла упасть или сползти на пол. Места не хватило. Я нежно придержал ее за плечи и талию. И успокоился. Теперь я точно знал, что сам никогда не притронусь к ней, но и никому не позволю подойти к Лауре на расстояние вытянутой руки. Моя любовь и эгоизм сделают сестру несчастной. Мы обречены навсегда быть рядом, но не вместе. Я не мог допустить даже мысли, что кто-то захочет отобрать ее у меня. Любой похотливый взгляд постороннего мужчины на мою сестру вызывал во мне такой гнев, что руки непроизвольно сжимались в кулаки и тянулись к ножу, и мне казалось, что я не всегда смогу справляться со своей жестокой необузданностью.

Сколько времени прошло с момента нашего заточения – не знаю. Падре Пио постучал в перегородку поздней ночью. Он выпустил нас размять ноги и попить воды. Потом опять закрывая нас в тайнике, попросил и дальше хранить молчание. Малейший звук разносился окрест, и мог вызвать у пиратов ненужное любопытство. В этой щели мы провели несколько дней, выбираясь наружу на короткие мгновения, предпринимая при этом большие предосторожности. Потом Падре сообщил нам, что пиратский корабль отчалил, можно выходить. Наш отец ушел на нем в дальний поход к берегам Аргентины. Об этом священнику сообщил один крестьянин, который видел, как мой отец, вместе с другими пиратами, грузил на корабль бочки с пресной водой. Я горячо поблагодарил Падре за наше спасение. Он грустно улыбнулся мне, сжал руку, и сказал чтобы мы крепились. Мы с Лаурой заторопились домой, священник взял с собой холщовую сумку и пошел вместе с нами.

То, что мы обнаружили дома, я никогда не смогу забыть! Кончита, истерзанная до неузнаваемости, вся в крови, скрючилась на полу на циновке. Она была в бессознательном состоянии. Можете себе только представить, что с ней сделали эти звери! Лаура бросилась к матери, но не смогла даже дотронуться до нее. Ей было страшно. Она смотрела на меня огромными глазами, на лице у нее была такая гримаса боли, словно она чувствовала все, что испытывает в этот момент Кончита. Я вышел во двор. Разжег огонь в крошечной печурке и вскипятил в чайнике воду. Падре Пио вместе с Лаурой вымыли Кончиту, насколько это было возможно. Потом Лаура стала маленькими каплями вливать ей в рот воду.

Несколько дней мы дежурили у лежанки матери. Она была очень плоха. В себя она стала приходить только на третий день. Сначала ничего не понимала и не узнавала нас. Потом увидела меня и по ее щеке поползла слеза. Я понял, что память стала к ней возвращаться. Потом она увидела Лауру и разрыдалась в голос. Еще через пару дней она встала. Днем пыталась что-то делать , не выходя из комнаты, а вечером садилась в угол и закрывала голову руками. Смотреть на это было невыносимо. А еще, Кончита стала бояться всех мужчин без исключения. Только мне удается справиться с ней, когда у нее начинаются истерики. Но если бы только на этом закончились все неприятности, выпавшие на долю бедной женщины…

Пришло время решать наше будущее. Денег, которые мне заплатили за жемчужину было достаточно чтобы навсегда уехать из этого места. Вот только куда? Я пошел за советом к Падре Пио. В моей жизни, наконец-то, появился мудрый друг. Я, как всегда, рассказал ему все без утайки. Особенно о своих страхах за жизнь Кончиты и Лауры. Здесь оставаться нам нельзя. В любой день могли вернуться пираты. Наша жизнь висела на волоске. А еще я рассказал о своей любви. Эта ситуация представлялась мне безвыходной. Падре Пио отнесся к ней с большим вниманием.