Темные ущелья

Но Рингил увидел, как Клитрен подбросил меч этой самой рукой, поймал его обычным хватом и при этом почти не поморщился.

Как будто это не стоило ему никаких усилий.

– Ну? – глумливо спросил наемник. – Это все, на что ты способен?

– Может, спросишь своего приятеля Венжа? – Гил отбросил дурные предчувствия, собрался. – Ты с ним очень скоро встретишься.

На последнем слове он бросился вперед. Друг Воронов взметнулся, приглашая парировать удар, а потом резко рванул вниз, стоило Клитрену заглотить наживку. Он метил в ногу противника. Но наемник каким-то образом опередил Гила и парировал длинным мечом, уведя Друга Воронов острием к брусчатке. Клинки скрестились, и кириатская сталь застряла.

Короткий меч взметнулся, атакуя на высоте головы.

Гил скорее почувствовал это, чем увидел. Ему оставалось лишь опустить подбородок и положиться на судьбу.

Клинок нанес ему свирепый удар по верхушке шлема, почти снес его с головы, потом соскользнул с металлического изгиба – и Рингил споткнулся, в голове зазвенело, шлем перекосился и сделался бесполезным, а рука едва не выпустила Друга Воронов.

Все, на что ему хватило сил, – это удержаться на ногах.

Раздался триумфальный возглас Клитрена, и внезапно Рингил почувствовал, как холодная рука мальчишки схватила его за плечо и потянула в сторону. Он поддался и услышал, как длинный меч наемника со свистом рассек воздух в том месте, где он только что стоял. Пошатнулся, восстановил равновесие, но мальчишка тут же дернул его снова, на этот раз повалив на мостовую. Он грохнулся на булыжники во весь рост, ударился головой. Почувствовал, как слетел с головы шлем, услышал, как он откатился со звоном, – и в тот же миг понял, что призрачная рука Джерина вцепилась в Друга Воронов, вынуждая его разжать хватку…

Он обессиленно перекатился на спину, щит немыслимой тяжестью придавил его левую руку, а правая была пуста. Клитрен приблизился и заслонил небо, как будто высокий, торжествующий бог, которого он умудрился разозлить. Он почувствовал, как острие меча вонзилось под подбородок, надавило и снова отпрянуло. Там, где оно коснулось кожи, потекла струйка крови.

Наверное, ему перерезали горло – просто удивительно, что он почти не почувствовал боли.

Клитрен присел на корточки, сунул пальцы левой руки в то место, куда воткнулось острие меча, а затем снова поднял их, вымазанные кровью Рингила. Недоуменно посмотрел на кровь, потом снова поднялся на ноги.

Плюнул Рингилу в лицо.

– Сраный герой. – В его голосе не было никаких эмоций. – Банду Серебряного Листа было сложней завалить, чем тебя.

Рингил, запоздало сообразивший, что горло ему все-таки не перерезали, не смог разобрать слов. Он знал лишь одно: призрачная холодная ладонь Джерина лежала у него на лбу, а другие руки, покрупней, но такие же холодные, тянули его куда-то, словно торопя уйти прочь в направлении, лежащем под каким-то невозможным углом к остальному миру.

Клитрен отвернулся, но потом ему пришла в голову какая-то другая мысль. Он широко шагнул вперед, снова приблизился и с размаху ударил колоссальным, божественного размера сапогом Рингилу в висок.

Небо погасло, словно кто-то задул все свечи.

Глава семнадцатая

Временами он чувствует себя не более чем фигуркой, вытканной на гобелене.

Он двигается, он действует как всегда, но каждый поступок как будто пробуждает эхо в голове, и можно просто стоять в сторонке и наблюдать за собой, не будучи по-настоящему вовлеченным в происходящее. Несколько раз за время путешествия на север он делал это осознанно – позволял рукам справляться с делом без него. Глядел на них сверху вниз, как будто они принадлежали совсем другому человеку, а он сам мог бы встать и уйти прочь от собственного тела, не сомневаясь, что ему по плечу любые возложенные обязанности.

Его мутит от отстраненности, которая постоянно маячит где-то на краю поля зрения. Он ведь, как ни крути, солдат – а что такое солдат, если не человек решительных действий. Пусть чернильные души и седобородые мудрецы бултыхаются в колодце глубокомыслия, им ведь за такие вещи щедро платят. А вот он в последний раз брал перо в руки, когда его попросили оставить отметку на приказе о зачислении на военную службу. С той поры его правая рука занята другим делом, и запятнали ее отнюдь не чернила. Он не клерк. Инструменты, избранные им, – меч, топор и щит, немые стальные свидетели жизни, им для самого себя высеченной, и чужих жизней, которые он по ходу дела превратил в багряные руины. В его памяти хранятся воспоминания о кровавых бойнях в полудюжине разных мест по всей Империи, но он нечасто к ним обращается. А зачем? Чтобы доказать, что он там был, есть награды и шрамы. Есть тело, сердце и мозг солдата, и все, что ему нужно, – это простой душевный покой в придачу.

Неужели он так много просит?

Нельзя сказать, что до недавнего времени он плохо справлялся – ему достался почетный пост под командованием личной советницы Императора, последней кириатки, оставшейся в целом мире. Он вспоминает, как наполнился чувством глубокого удовлетворения наутро после этой новости, когда проснулся и вспомнил, кем его назначили. Служба на борту речного фрегата – не то, чем мог бы похвастать морской пехотинец, ведь в Ихельтете битвы на реках ценят невысоко; эти самые реки, конечно, имеют стратегическую важность и время от времени нужно следить за соблюдением порядка на них, как и во всей прочей Империи, но еще ни разу Блистающему Трону не угрожали всерьез с реки. Однако этот конкретный речной фрегат, специально предназначенный для перевозки госпожи Арчет Индаманинармал к дому ее предков в Ан-Монале и обратно – о, это совсем другое дело. Он сам только не понимает, почему, но с самого начала казалось, что это правильное назначение. Судьбоносное. Госпожа Арчет казалась важной, и по-прежнему кажется таковой, хоть его грубый солдатский прагматизм и не в состоянии постичь, почему.

Он знает лишь одно: ему необходимо быть рядом с нею.

Он ничуть не удивился, когда пришло известие, что она возглавит поход на север. Но он помнит то сокрушительное беспокойство, которое испытывал, думая, что может не оказаться среди тех, кто будет в конце концов отобран в ее сопровождающие, а затем облегчение и радость, когда пришел приказ, положивший конец сомнениям. Он обменялся назначением с товарищем, пусть это и означало менее важный пост, чтобы служить на борту «Дочери орлана» и быть ближе к госпоже Арчет. Всякий раз во время ночной вахты он стерег ее каюту и, когда она отправлялась на берег во время плавания вокруг мыса, делал все возможное, чтобы попасть в число ее охранников. Он действовал инстинктивно, почти не пытаясь разобраться в собственных побуждениях. Стоило задуматься об этом, усомниться в том, что им двигало, как подступало нехорошее ощущение. Оно отдаляло его от комфорта, который приносила солдатская служба, и временами как будто вновь вызывало то самое проклятое чувство отстраненности.

Кириаты построили Империю, их магия и знания поддерживали ее даже сейчас. Вот, точно. Служение последней из их рода могло быть лишь наиболее почетным служением самой Империи и всем ее народам.

Ну, как-то так.

И теперь все пошло псу под хвост, повсюду гребаная кутерьма, и он ничегошеньки не может с этим поделать. Орнли захватило пиратское отребье из Лиги, госпожу Арчет взяли в плен и увезли на корабле куда-то, скорее всего на юг, в Трелейн. Господин Рингил потерпел поражение, невзирая на темные искусства и смертоносное, мастерское владение сталью. Низвергнут обычным наемником в тот момент, когда победа казалась так близка. Имперские войска рассеяны: кого-то уже заковали в цепи вместе с госпожой Арчет, а кого-то ожидает та же участь. Они заперты в городской тюрьме или, как он сам, брошены небольшими группами в темные сырые и вонючие подвалы по всему Орнли.