Двойка по поведению

К вечеру душа Аркадия Михайловича совершенно иззуделась, он уже взял трубку телефона, чтобы позвонить майору, но трубка вдруг залилась трелью.

– Казик! Вы опять ищите приключения на собственную задницу?

– Ой! – обрадовался Казик. Ключевую фразу про шнобель Орехов, похоже, решил заменить, но не слишком преуспел в своих фантазиях – всего лишь переключился на иную часть тела. – Я рад! Очень рад вас слышать!

– А уж как я рад!.. Прямо на седьмом небе, – съехидничал майор. – Читаю дело по Двадцатой гимназии, ба! Знакомый персонаж. В нужное время в нужном месте! Ну что у вашего шнобеля за нюх?

Нет, все-таки могучий нос Казика продолжал будоражить воображение курносого Орехова, и Аркадий Михайлович хихикнул в ответ:

– Каков размер, таков и масштаб нюха. А разве этим делом занимаетесь вы? Вроде бы приезжали из райотдела. Или вы, обнаружив знакомый персонаж, тоже решили поискать приключения?

– Куда там! – досадливо хмыкнул майор. – Оно меня само нашло.

– Тогда есть предложение. Вы сейчас приедете ко мне на ужин.

– Хотите за мой счет налопаться? – вновь хмыкнул, но уже без всякой досады Орехов. – Рассчитываете, что ваша дражайшая сестрица по случаю возникновения гостя выделит вам не только свекольную запеканку и тертую морковку, но и что-нибудь посущественнее?

– А вот и нет! Совсем даже нет! – возликовал Казик. – Моя Софочка вчера отбыла в Германию. На целых три недели! И я теперь сам хозяин своему желудку!

– Да ну?.. – поразился майор. – Уехала и оставила вас без присмотра? И не залепила вам рот пластырем?

– Свиные отбивные с жареной картошечкой, помидорчики с огурчиками, соленая семга и торт вас устроят?

Вместо ответа в трубке явственно послышался звук сглатываемой слюны.

Ели они не спеша, с удовольствием и почти молча. Если не считать редких реплик майора по поводу райской жизни, которую устроил себе Казик за спиной сестры, но за которую ему придется горько расплачиваться.

– Придется, придется… – соглашался Аркадий Михайлович без особой, впрочем, печали.

Расплачиваться придется через три недели, а отбивные, картошечка, жирная семга и торт – они здесь и сейчас.

– Ух, и голодный же я был! – признался Орехов, отваливаясь от стола и вытирая пышные светлые усы, отрощенные, похоже, назло почти совершенно лысой голове. – Я очень уважаю Софью Михайловну, но спасибо, что она не моя сестра.

И он погладил себя по упитанному животу.

– Каждому свое, – многозначительно изрек Казик и тоже погладил себя по животу, еще более объемному, нежели у Орехова. – Поговорим о делах на кухне или предпочитаете в комнате? – спросил он.

– Да ну их, эти церемонии! – отмахнулся майор. – Здесь потолкуем. Опять же, – он оглядел тарелки с остатками еды, – может, еще что в рот положить захочется. – После чего стал совершенно серьезным и продолжил: – Значит, дело Пироговой из райотдела нам передали. На радость мужикам районным…

– Это потому, что гимназия такая… очень известная?

– Это много почему. Конечно, сама гимназия!.. Элита наикрутейшая! Есть элитные коровы, а есть элитные детишки… Особенно если родители за это хорошо доплачивать готовы. Так что сама гимназия – это, во-первых. Во-вторых… Уж поверьте мне, Казик, не один год в полиции служу, но никогда такого не было, чтобы прямо в школе учителя пристукнули до смерти. Скандал, конечно, на весь город, а то и на всю страну! Ну и, в-третьих… Пирогова эта не просто учительница… Это очень даже особый человек!

Орехов пошевелил усами, поиграл бровями, прицокнул языком. Получилось довольно забавно, и Казик не удержался от подкола:

– Она что, разведчик-нелегал, внедренный в элитную гимназию, дабы разведать тайны воспитания элитных детей?

– Вам бы все хохмить! – неожиданно нахмурился майор и произнес укоризненно: – Она сестра бывшего замначальника областной ГИБДД. Вот так.

– Бывшего? – уточнил Аркадий Михайлович.

– Николай Антонович Пирогов скоропостижно умер нынешним летом. Причем тоже при исполнении. – Орехов перехватил заинтересованный взгляд Казика и еще больше нахмурился. – Да не ищите вы здесь никаких тайн! Инфаркт у него случился. Прямо за рабочим столом. Мужику еще полтинник не справили, а мужик хороший был… правильный… его все уважали. Даже автомобилисты. Представляете?

– Н-да… – протянул Казик. Что б еще и автомобилисты уважали? Прямо диво-дивное.

– Его летом схоронили, а сестру вот, пожалуйте, в сентябре хоронить придется. Сестра с братом, говорят, сильно дружили. Уж так она по нему убивалась!.. Так вот коллеги наши дорожные как узнали, что Пирогову кто-то на тот свет отправил, тут же на дыбы поднялись. И все наше руководство на дыбы подняли. Вроде как дело чести. Ну а мы что? У нас эта самая… корпоративная… солидарность тоже имеется. Поэтому дело быстро нам, в город, передали. Хотя ребята районные хорошо поработали, по первому слою основательно порыли… Все бы да всегда бы так…

– Там довольно любопытный следователь был… Горбунов, – заметил Аркадий Михайлович.

– Семен Семеныч? У него прозвище – «Бриллиантовая рука». По виду человек не шибко серьезный, некоторые на это попадаются, а на самом деле рука у него пусть не бриллиантовая, но точная, а вот глаз – и впрямь алмаз. Все, что можно разглядеть, – разглядит и на свет белый вытащит. Я его протоколы внимательно прочитал, да еще с ним пообщался. Несколько версий вырисовываются.

– Самая бесперспективная для вас, но самая привлекательная для гимназии это, конечно, грабитель, залезший в окно?

Орехов потер усы, что обычно означало смесь раздумья с сомнением.

– Я вам, Казик, так скажу. Версия эта для нас, конечно, тяжелая. Хотя вполне реальная. Кабинет этот в одноэтажной пристройке находится. Горбунов полюбопытствовал, и ему секретарша директора, она лет сорок в школе работает, рассказала, что, когда это здание сооружали, думали в пристройке столовую организовать. А потом, как у нас бывает, выяснилось, что основные коммуникации совсем к другому месту протянули, и столовую надо переносить. Вот тогда здесь и устроили два кабинета да еще небольшой коридор. В одном кабинете кто только ни сидел, сейчас вот литераторша обосновалась. А в другой сразу химиков посадили, еще им лаборантскую выгородили. Где лаборантская, там сплошная стена, к ней примыкает часть основного здания. Получается вроде буквы «Г». Так вот, где эта часть основного здания, там всего одно окно – из кабинета труда или, как теперь по-современному называют, – технологии. Около этих стен да вдоль окон кабинетов химии и литературы – самое глухое место. Деревья с кустами, дорожка, как лесная тропа, и забор из бетонных плит, за которым дом какой-то маракуют. Школьнички-то в этом глухом месте любят кучковаться на перекуры, а кроме них, там обычно никто и не ходит. Но!.. – Орехов воздел палец к потолку и вроде как им погрозил. – Обычно не ходит, но мог кто-то и забрести. Алкаш какой-нибудь, бомж… да мало ли. А тут свет в окнах светится, тетка одна-одинешенька сидит, еще и окно открыто. У тетки сережки в ушах довольно приличных размеров, кольца на пальцах, медальон, телефон мобильный на столе… Ну и решил грабануть по-быстрому. Для более или менее ловкого человека влезть в окно не проблема, оно довольно низко от земли. А тетка засопротивлялась. Сопротивлялась она, судя по всему, не сильно. Эксперты обнаружили пару небольших, но свежих синяков у нее на плечах, и еще ноготь на одном пальце сломанный, тоже свежий. Видать, трепыхнулась, руками помахала, а гад этот перепугался и отверткой… Между прочим, ее же собственной отверткой, на ней даже накарябано «каб. хим.». А потом схватил что под рукой оказалось, – телефон, колечки, медальон на цепочке… Цепочку-то явно просто сорвал, на шее след остался. А сережки не тронул, крови на них много было. И сумку с деньгами тоже искать не стал. Сумка в лаборантской лежала. Так что вот такая версия имеется, шибко непроглядная.

– А тетрадь? Кондуит Пироговой? Зачем грабителю это понадобилось? – спросил Казик.