Страница 2 из 10
Лучистые инверсионные следы самолета прочерчивают лазурное небо над красным пустынным плато, и я спрашиваю себя, как много палящих солнечных дней видели эти бесплодные земли с момента их создания. Утро субботы, 26 апреля. Я еду на горном велосипеде по разбитой грунтовой дороге в отдаленном юго-восточном районе округа Эмери, в центральной части Восточной Юты. Час назад я оставил свой пикап на парковке у начала грунтовой дороги, ведущей в Хорсшу-Каньон, укромный уголок национального парка Каньонлендс, который находится примерно в двадцати четырех километрах к северо-западу от легендарного округа Мейз, в шестидесяти четырех километрах к юго-востоку от прекрасных зазубренных пиков возвышенности Сан-Рафаэль, в тридцати двух километрах к западу от реки Грин-Ривер и примерно в шестидесяти четырех километрах к югу от автомагистрали I-70, последнего оплота коммерции и цивилизации (до ближайшего автосервиса 177 километров). Сильнейший ветер, разогнавшись на открытых равнинах, простирающихся на сотни километров между заснеженными хребтами Генри на юго-западе – последние горы в США, которые были исследованы, названы и нанесены на карту, – и горами Ла-Саль на востоке, дует мне навстречу с юга, куда я направляюсь. Помимо того, что я замедлил свое продвижение практически до ползучести, я еду на самой низкой передаче и сильно качаюсь на ровном склоне только лишь для того, чтобы продвигаться вперед. Ветер намел мелкие кучки темно-бордового песка на дощатую дорогу. Я стараюсь избегать заносов, но иногда они покрывают всю дорогу, и мой велосипед пробуксовывает. Мне уже трижды приходилось идти пешком по особенно длинным песчаным заносам.
Идти было бы намного легче, если бы у меня не было этого тяжелого рюкзака на спине. На обычную велосипедную прогулку я не потащил бы с собой одиннадцать килограммов провизии и снаряжения, но сейчас я продвигаюсь по круговому сорока восьми километровому маршруту, который предусматривает поездку на велосипеде и скалолазание – пребывание на дне глубоких и узких каньонов, на что у меня уйдет большая часть дня. Помимо воды в водонепроницаемом гидрорезервуаре-кэмелбэке и в литровой пластиковой бутылке «Лексан», в моем рюкзаке лежат пять плиток шоколада, два буррито и шоколадный кекс в полиэтиленовом пакете. К тому времени, когда я доберусь до своего пикапа, я наверняка уже снова проголодаюсь, но на сегодня мне хватит. Большая часть веса моего груза приходится на мой полный запас альпинистского снаряжения: три карабина с фиксаторами, два обычных карабина, облегченное комбинированное устройство для страховки и спуска по веревке, две связанных стропы толщиной немногим более одного сантиметра, более длинная веревка с десятью предварительно сшитыми петлями, которую называют «лесенкой», моя альпинистская обвязка, динамическая альпинистская страховочная веревка длиной шестьдесят метров и толщиной десять с половиной миллиметров, стропа-труба длиной семь с половиной метров, сложенная в бухту, и редко используемый мультиинструмент Leatherman-knockoff (перочинный нож с двумя складными лезвиями и парой плоскогубцев), который я беру с собой на случай, если мне понадобится отрезать веревку, чтобы сделать узел и закрепиться. Помимо этого, в моем рюкзаке лежат налобный фонарь, наушники, CD-плеер и несколько компакт-дисков, дополнительные пальчиковые батарейки, цифровой фотоаппарат и цифровая мини-видеокамера, батарейки к ним и защитные тканевые мешки.
Это добавляет лишний вес, но я считаю, что все эти вещи необходимы, даже оборудование для фото и видеосъемки. Мне нравится фотографировать необычные цвета и формы, которые встречаются в глубинах извилистых расщелин каньонов, а также доисторические изображения, сохранившиеся в их нишах. У этой поездки есть дополнительное преимущество: я смогу пройти мимо четырех археологических памятников в Хорсшу-Каньоне, на стенах которого можно увидеть сотни петроглифов и пиктограмм. Конгресс США специально включил этот отдельно расположенный каньон в состав прилегающего к нему национального парка Каньонлендс, чтобы защитить пятитысячелетние наскальные гравюры и рисунки, найденные вдоль русла Барьер-Крик на дне Хорсшу-Каньона, которые являются безмолвными свидетелями существования древнего народа. В Большой галерее десятки людей-великанов ростом от двух с половиной до девяти метров нависают над группами невиданных зверей. Великаны превосходят размерами зверей и забредающих в каньон наблюдателей. У них длинные темные тела, широкие плечи и выразительные глаза. Великолепные массивные изображения – самые древние и лучшие примеры представлений о мире, которые были у древних народов. Эти образцы настолько уникальны, что антропологи назвали этот тяжеловесный и несколько зловещий способ изображения «стилем Барьер-Крик». Несмотря на отсутствие письменных источников, которые помогли бы нам расшифровать послания художников, некоторые из фигур похожи на охотников с копьями и дубинками; большинство из них безногие, безрукие, рогатые, кажется, что они плывут по воздуху как демоны из ночных кошмаров. Независимо от значения, которое было в них вложено, таинственные формы отличаются способностью заявлять о своей самобытности, которую они пронесли через тысячелетия, и могут противопоставить современному наблюдателю тот факт, что их изображения просуществовали дольше и сохранились лучше, чем старейшие артефакты западной цивилизации. И возникает вопрос: что останется от сегодняшних якобы очень развитых обществ через пять тысяч лет? Вряд ли наши произведения искусства. И уж совершенно точно не доказательства нашего времяпровождения (хотя бы потому, что большинство из нас попусту растрачивает такую роскошь, как время, сидя перед телевизором).
Предполагая, что в каньоне будет влажно и грязно, я надел пару потертых кроссовок и толстые полушерстяные носки. Ступни, утепленные подобным образом, потеют, когда нажимают на педали велосипеда. Ноги тоже потеют, сжатые велосипедными шортами из лайкры, которые я ношу под бежевыми нейлоновыми шортами. Но даже несмотря на двойные шорты, я чувствую, как мой зад ударяется о велосипедное сиденье. Сверху на мне любимая футболка Phish, на голове – синяя бейсболка. Я оставил свою непромокаемую куртку в пикапе; день будет теплым и сухим, как вчера, когда я проехал на велосипеде двадцать километров по тропе Слик-Рок к востоку от Моаба. Если бы пошел дождь, расщелина каньона была бы последним местом, куда бы я отправился, в куртке или без нее.
Путешествия налегке доставляют мне удовольствие, и я думал, что с меньшим весом смогу пройти больше за тот же период времени. Вчера я брал с собой только маленький рюкзак с несколькими деталями для ремонта велосипеда, фотоаппаратом и видеокамерой – всего лишь четыре килограмма, это ничтожная нагрузка для четырехчасовой круговой поездки на велосипеде. Вечером, вынув из рюкзака велосипедные принадлежности, я проехал восемь километров в направлении природной арки в Кэстл-Вэлли и обратно, тогда в моем рюкзаке было всего лишь около трех литров воды и видеоаппаратура. За день до этого, в четверг, вместе с моим другом Брэдом Йолем из Аспена я поднялся на гору Соприс высотой 3952 метра в Западном Колорадо, откуда мы спустились на лыжах. У меня была с собой сменная одежда, противолавинное снаряжение, при этом вес моего груза не превышал пяти с половиной килограммов.
Моя пятидневная поездка завершится в воскресенье вечером попыткой прокатиться в одиночку и без груза на горном велосипеде по 174-километровой кольцевой тропе Уайт-Рим в национальном парке Каньонлендс. Впервые я проехал по этому маршруту в 2000 году. Тогда я потратил на это три дня. У меня был рюкзак весом двадцать восемь килограммов, и боль в спине появилась раньше, чем я проехал первые шестнадцать километров. Если у меня останется время на эту поездку, я возьму с собой рюкзак весом около семи килограммов и попробую проехать это расстояние менее чем за двадцать четыре часа. Это будет означать, что мне придется тщательно контролировать расход имеющихся у меня водных ресурсов и пополнять их при каждой возможности, я буду вынужден ехать без сна и делать минимум остановок. Больше всего меня беспокоит не то, что мои ноги устанут – я знаю, что это произойдет, и я знаю, как с этим справиться, – а то, что мой зад станет болезненно реагировать на удары велосипедного седла и я не смогу продолжить поездку. «Промежностная кома» – я слышал, что это так называется, – бывает вызвана падением чувствительности, что возникает в результате чрезмерной стимуляции промежности. Поскольку я не ездил на велосипеде на длительные расстояния с прошлого лета, привычка соответствующей части моего тела к велосипедному седлу почти утеряна. Если бы я запланировал ехать хотя бы двумя днями ранее, я бы заранее съездил хотя бы в одну длительную поездку в районе Аспена. Но случилось так, что в последний момент сорвалась альпинистская поездка, на которую мы с друзьями должны были отправиться в среду. И это дало мне возможность отправиться на хадж в пустыню, в паломническую поездку за теплом, чтобы заново познакомиться с пейзажем, отличающимся от зимних гор. Обычно я оставлял своим соседям по дому подробное описание маршрута поездки, в которую отправлялся, но поскольку я покинул дом в Аспене, не зная, что буду делать, единственное слово, которое я сказал им и которое определило направление, по которому я последовал, было «Юта». Я вкратце изучил варианты своей поездки, воспользовавшись путеводителями, когда ехал с горы Соприс в Юту в четверг вечером. Результатом стал неожиданный импровизированный отпуск, в котором была предусмотрена даже большая вечеринка рядом с национальным парком Гоблин-Вэлли сегодня вечером.