Страница 9 из 23
– Имел я всех вас и ваших матерей в придачу.
В тишине на углях гриля потрескивал жир. Ровным светом сияли бесстрастные звезды. Ответить никто не решился.
– Зря стараетесь, – заметил пловец. – Драки не будет. Хватит.
– Ты меня достал, – отозвался Хасин.
– Да ладно, мы же ничего плохого не делаем, – снова вступил его приспешник. – Ну, захотелось выпить, тихо-мирно.
Но Плеймобиль ничего не желал знать. Явились какие-то типы, которых никто не звал, значит, их надо выставить. Кроме того, завтра должны были вернуться его родители, вообще атас. Тут Хасин произнес слово «расисты». В ответ пловец дважды щелкнул пальцами у него перед носом.
– Эй ты, очнись. Тебя сюда никто не звал. Вали отсюда, и поскорее. Хорош выпендриваться.
– Ну ты, сука.
Сказать что-то еще Хасин не успел. В окне второго этажа появилась рыжая девчонка в платье в цветочек и крикнула:
– Я вызвала полицию. Слышите? Предупреждаю: я вызвала полицию. Они уже едут.
И она помахала беспроводным телефоном, показывая, что не шутит.
– Убирайтесь сейчас же, – расхрабрился Плеймобиль.
Вообще-то оба прихлебателя выглядели полными ничтожествами, с этими пробивающимися усиками, непомерных размеров кроссовками на тощих ногах, да и выходка их была совершенно идиотская. И тем не менее, чтобы прекратить все это, потребовалось полсотни гостей, один пловец плюс жандармы.
Хасин начал отступление, стараясь при этом не ударить в грязь лицом, что в данном случае выражалось в развязной походке, как у бандитов из Бронкса. Оказавшись рядом с грилем для барбекю, он пнул его ногой и опрокинул в траву. Гриль развалился на части, угли разлетелись во все стороны до самой террасы. Стоявшая рядом куколка пронзительно завизжала.
– Вы что, совсем придурки?! – закричала ее подружка.
– Вон отсюда, дерьмо собачье!
– Она же обожглась!
Незваные гости были вынуждены убраться, и поскорее, а для верности их проводили до самой улицы. Они не спеша прошли через деревню, время от времени оглядываясь, чтобы выругаться или показать палец. Постепенно их фигуры скрылись из виду, затем послышался удаляющийся протяжный вой скутера, наконец замер и он.
Через десять минут праздник понемногу возобновился. Народ стал собираться в маленькие возбужденные группки. Все со смехом пересказывали друг другу недавние события, в которые трудно было поверить. Девица, обжегшаяся об опрокинутый гриль, все еще хныкала, но ей явно было лучше. Что касается толстовки с капюшоном, ему ничего не оставалось, как скромно пожинать лавры. Нервничал один Плеймобиль. В ожидании полицейских он лихорадочно собирал повсюду недокуренные косяки и орал, что больше так не купится.
Чуть позже действительно прикатил грузовичок с жандармами, которым рассказали о случившемся. Похоже, рассказ их не слишком удивил, да и заинтересовал не очень. Как приехали, так и уехали.
В глубине сада раздались первые всплески, и Антони спустился к бассейну, который светился среди ветвей, как голубой экран. С десяток купальщиков пили пиво прямо в воде. Какая-то парочка целовалась взасос у края бассейна. Вдруг из воды вышла девчонка, совершенно голая, и стала выплясывать на радость публике. Антони не мог прийти в себя от удивления. Этим людям все позволено. Ей даже стали аплодировать. У нее был выбритый лобок и очень маленькая грудь – красиво, правда. И в то же время все это было так далеко.
– Не будешь купаться?
В нескольких шагах от него под ивой стояла Стеф. Она выглядела немного смущенной, растерянной. На левом бедре на джинсах у нее темнело жирное пятно. Он не ответил, и она спросила еще раз:
– Купаться будешь, спрашиваю?
– Не знаю.
Она стала снимать сандалии и вскоре стояла на траве уже босиком.
– Твой дружок здесь?
– Это мой кузен.
– Ну кузен. Странная какая-то тусня. Такое впечатление, что все это уже два дня тянется.
– Ага, – ответил Антони, не понимая, о чем она.
– Скоро рассветет.
Он взглянул на часы.
– Еще только три.
– Блин, холодно, – сказала Стеф, пытаясь справиться с пряжкой на ремне.
Она расстегнула джинсы и начала спускать их, но ткань прилипла к телу. Затем она стянула через голову топик. На ней был светлый купальник, не такой сексуальный, как днем.
– Ладно, пойду окунусь.
Она устремилась к воде, он видел ее быстрые бедра, упругие ягодицы. У самого края она оттолкнулась от земли и нырнула, вытянув вперед руки. Ее тело вошло в воду с изысканной легкостью. Когда она вынырнула на поверхность, рот ее был открыт, она смеялась, а конский хвост описывал в воздухе мокрые круги. Сидевшие на ступеньках принялись орать. Антони не мог разобрать слов. Он тоже скинул башмаки и расстегнул джинсы, но под ними у него были трусы в разноцветных зонтиках, и это разом охладило его пыл. Его трясло. И правда, не жарко. На террасе кто-то вдруг врубил музыку на полную мощность, и все навострили уши.
Эту вещь без конца крутили по каналу М6. Обычно она вызывала желание разбить вдребезги гитару или запалить к чертовой матери школу, но сейчас, наоборот, все прислушались. Как будто это было что-то совсем новенькое, пришедшее оттуда, из американской глубинки, из такого же дерьмового городишки, где замызганные белые коротышки в клетчатых рубахах потягивали дешевое пиво. И эта песенка, словно вирус, распространялась повсюду, где жили оборванные дети пролетариев, хулиганистые пацаны, отбросы экономического кризиса, малолетние матери, придурки-байкеры, любители травки, учащиеся спецклассов для абсолютно безнадежных. В Берлине снесли стену, мир во всем мире надвигался с неотвратимостью дорожного катка. В каждом городе этого деиндустриализованного, однополярного мира, в каждой дыре мальчишки без будущего, без мечты слушали теперь группу из Сиэтла под названием «Нирвана». Они отпускали волосы и пытались трансформировать свой душевный разлад в негодование, выражая тоску в децибелах. Утраченный рай пропал впустую, революции не будет, ничего не остается, как наделать побольше шуму. Антони покачивал головой в такт музыке. Таких, как он, тут было человек тридцать. Последнее содрогание, и все кончилось. Можно расходиться по домам.
Около пяти утра Антони проснулся от холода. Он и не заметил, как уснул в шезлонге под деревом. Несколько раз чихнув, он отправился на поиски кузена.
В доме на первом этаже несколько человек с мокрыми волосами трепались как ни в чем не бывало сипловатыми голосами. Девчонки, завернувшись в большие махровые полотенца, сидели прижавшись к парням. В воздухе чувствовался легкий запах хлорки. Вот-вот должно было рассвести, и Антони подумал о щемящей грусти, которая обычно приходит такими бледными ранними утрами. К тому же мать его точно уроет.
На втором этаже он заглянул во все ванные комнаты, открыл двери всех спален. Кровати были заняты, под простынями угадывались спящие тела, по три-четыре на койку. Два металлиста, отыскав люк, вылезли на крышу и пили вино под звездами. Антони спросил, не видели ли они кузена.
– Кого-кого?
– Моего кузена. Высокий такой.
Металлисты предложили ему выпить с ними. Антони отказался.
– Так вы видели его или нет?
– Не-а.
– Ты в спальнях смотрел?
– Только что оттуда.
– Так садись. Смотри, как клево.
Металлист, который был ближе к нему, показывал на горизонт. От земли поднималась тонкая желтая полоска, постепенно заливая светом небо. Тьма мало-помалу становилась синей.
– А в садовом домике был? – спросил другой.
Он заложил руки за голову и не отрываясь смотрел на небо. Из рукавов его футболки торчали пучки светлых, почти рыжих волос.
Антони снова прошел в дом. В гостиной теперь было пусто, и у него создалось впечатление, будто он оказался на месте преступления. Пивные банки, окурки, вращающаяся в пустоте пластинка, потрескивание акустических колонок… Небо уже побледнело. Он побежал через сад. Странно, но бассейн был безупречно чист, он излучал синеву и выглядел ненастоящим. Антони на секунду задержался на краю, легкий плеск воды укачивал его, он боролся с желанием нырнуть. В толще воды виднелась то ли нижняя часть купальника, то ли трусики. Он подумал о Стеф, которую после купания не видел. В любом случае, плевать ему на все это. Он сплюнул в воду. Слабак он, вот и все.