Рядовой

– Так он, он поскользнулся, правда, ведь? Шансти?

Тот лишь хмыкнул, и я, весело рассмеявшись, хлопнул Куржана по плечу и потребовал:

– Ну раз поскользнулся, значит с тебя золотой. На ремонт ему полов… так?

Куржан кивнул быстро и, подкинув золотой в воздух, процедил зло, глядя, как Шансти ловко поймал его.

– Ты сюда девок опять закажешь? И твои ремонты впустую всё равно пойдут.

Лишь пожимаю плечами.

– Тебе-то что?! За девок я плачу, за полы тоже я. Али ты не знал? – я специально громко это сказал, чтобы ротный ни на что не подумал, что я по мужикам горазд. А то мало ли, взгляд, там, мой увидел.

Циате, отвернувшись от меня и от Куржана, уже сидел за стойкой бара и о чем-то увлеченно разговаривал с Шансти. Меня покоробило, что он, наверное, так и не услышал моей речи. Зря я тут стараюсь что-то сказать. Но скоро Шансти позвал меня и, кивнув весело ротному, сказал удивленно:

– Ваш главный оплачивает всю вечеринку на сегодня. У него тоже повышение. Он – зам воеводы!

Смотрю на Шансти неверяще и почему-то краснею, когда ко мне оборачивается сам ротный. Недоуменно лишь киваю, и он замечает:

– И девок, как ты выразился, приглашаю тоже я. Договорились?!

Вновь киваю, пряча обиду, и торопливо иду к выходу. Мне тут делать больше нечего. Сейчас надо срочно спустить злость. До вечера времени еще навалом. Деревенька моя совсем рядом. Моя котомка с сетями и удочкой удобно легла в вещмешок. Сухой паек как раз кстати будет. Плечо не заживает. Надо поплавать, костерок развести, рыбку пожарить на углях.

Подхожу к деревне и с домов высыпает малышня.

– Дядя Путиш! Дядя Путиш приехал!!! Ура!!! Пошли на рыбалку?! – торопливо спрашивает юнец, в котором я не сразу и узнал бывшего малыша, с которым я возился, когда сети плел, Аштана.

– Ты вырос, Ашти! Возмужал и, наверное, уже кормишь семью?

Он выгнул грудь колесом и, показав мне на пояс, спросил уважительно:

– Тебя повысили? Ты ротный?!

Я, усмехнувшись, кивнул.

– Ага, ротный-рвотный. Получил, вот сегодня и получил. Так что с меня вам сладкое, – показываю на небольшой, но увесистый мешок. Конфеты там, для всей братии хватит, конечно, как обычно. Это не первая у нас встреча, сам уже порой не замечаю, как малыши подрастают и уходят из деревни, осваивая новые места, профессии. Ашти я видел лишь года три назад, и помню, ему было тогда на вид лет так двенадцать, не больше. А сейчас вон и не узнать, вытянулся, почти до груди мне будет. Волосы посветлели совсем, и шрам у него был на спине. Я тогда его из горящего дома вынес. Его и сестру его двойняшку. Не выжила она, близко к печке спала. Как и родители их не выжили. Долго корил себя, что не смог их достать, его сестра по матери прибрала. А я помогал, чем мог.

– Дядь… а ты надолго?

Мотаю с улыбкой головой.

– А на много ль надо? – переспрашиваю с усмешкой следом.

Он чуть краснеет, но потом говорит серьезно:

– Мне пожить бы где. Я к кузнецу устроился в подмастерья.

– Ну и правильно, а в воины-то что, не взяли?

Он мотнул головой.

– Я хотел… очень хотел… чтобы попасть к вам в роту. Но мне сказали, что у вас там какая-то особая рота. И туда только лучших.

Киваю, усмехаясь.

– Ну, наверное, дело не только в этом, да?

Он пасмурнеет лицом и забегает вперед, чтобы обернуться ко мне и встать передо мной.

– Дядь, ну вы там скажите обо мне, а?! Я всё могу. Стрелы, там, делать. Луки гнуть. Ты ведь учил меня… А на службу не берут, говорят, с двумя глазами только.

Киваю обреченно, его глаз пострадал от искры, и полголовы тогда долго не обрастало волосами. Сейчас – вон, вихры! Другой малец, что рядом стоял, спросил заискивающе:

– Дядь, а дядь, а пойдем туда же? Али избу где строите?

Киваю ему, как же я соскучился по такому вот доброму общению. Аштан и Зати, Рикаф, Инор так и идут вслед за мной, деловито поглядывая по сторонам, типа, вот мы идем рядом с таким важным человеком.

Раскинули сеть и развели костер. Я, скинув портки и рубашку, аккуратно сложил все стопкой и выложил обычную одежду, чтобы не марать в песке форму. Затем выложил нехитрое угощение к костру и следом конфет, да сладкие пряники. Парни обомлели. Все кроме Аштана сразу припрятали на груди себе по прянику, чтобы сестренкам дать или матерям. А лишь потом стали пробовать, млея от вкусных необычных запахов. Поболтав о том, о сем, я обошел сеть и лишь потом поплыл. Плечо как-то сразу успокоилось, хотя нагрузку я дал хорошую. Наплававшись вдосталь, нафыркавшись, как большая рыбина, я вылез, наконец-то, и улыбнулся восхищенно глядящим на меня пацанам.

Уже темнеть начало, когда я отправил всех к родителям, а вот Аштан так и остался. От рыбы остались лишь кости, что кучей лежали у костра. Зато все ушли сытые и довольные, прихватив остатки конфет. Я, недовольно посмотрев на Аштана, сказал горестно:

– Не знаю, чем и помочь тебе, паря. Не знаю… но попробовать можно, – сказал задумчиво, глядя на ту сторону реки, и попросил: – Помоги мне сеть собрать и почистить. Мне уже собираться надо. У дома еще венцов восемь осталось.

Аштан, робко глядя на меня исподлобья, неверяще спросил:

– И вправду поможете?!

Я кивнул.

– Не работник ты у кузнеца. Не работник. Огня ты боишься.

Он опустил взгляд, и я сказал нехотя:

– Ты пока переночуй у кого-то, я завтра дом-то доделаю. Потом крышу начнем и за десять дней сподобим мне домик. Хозяином пока у меня будешь в нем. Работу найдем тебе. Подсоблю малясь. А пока не думай о работе.

Аштан горестно кивнул.

– Мне больше не к кому обратится, тетка-то умерла.

Я так и не обернулся к нему. Чтобы не видел он жалости.

– Иди пока, ты у кого ночевал-то?

Он лишь пожал плечами.

– В сарае у Рикафа. Там сена много.

Киваю, сам не раз ночевал по сараям. А сейчас вот наконец-то дом дострою.

– Завтра приходи, сюда. Будешь помогать мне достраивать. Вон там, видел, готовые бревна я чищу? Те уже вяленные, их можно пускать в дело. Не согнутся. Вон и навес я тогда сподобил им. И для крыши только останется.

Он кивал медленно и затем вдруг спросил:

– А можно я с вами в город пойду. У вас переночую? – плечи паренька вздрогнули, и я, вздохнув, бросил:

– Собирайся, в гостинице поспим сегодня.

Он так и остался стоять, задыхаясь в рыданиях и пытаясь сдержать их же. Наконец, успокоившись, он упал передо мной на колени.

– Дядя Путиш, не бросай меня!!! У меня никого роднее тебя не осталось. Никому я не нужен. Я уже несколько месяцев по деревням хожу, работу ищу, да сплю, где придется. Хотел в петлю лезти…

Я оборвал его.

– Хорош ныть. Пошли.

Он так и замолчал. Затем неуверенно пошел за мной.

В таверне я сразу пошел в свой номер, ведя впереди пацана, и лишь когда посадил его на кровать в своем номере, сказал твердым голосом:

– Я возьму тебя под свою опеку, но чтобы слушался меня с первого раза. Понял?

Он закивал быстро-быстро и вдруг неожиданно обнял за шею и замер, трясясь всем своим худым телом. Снова ревёт, вот те раз!

– Ну, не реви уже. Всё, я пошел вниз. Я тут буду. Еду тебе принесут. Всем говори, что сын ты мой. Нежданный, значит, негаданный, понял?

Он вновь закивал, а я продолжил:

– Скажешь что… а, ладно. Больше ничего не говори. Спи, давай. Завтра опять работать пойдем.

Он деловито кивнул и вдруг сказал:

– Ты только сильно не напивайся, а то мужиков опять побьешь… искать их будут, как у нас в деревне.

Тут я смутился и, неловко кивнув, вышел. Вот ведь малец?! А?! Всё ведь помнит!!!

Когда я спустился, то первым увидел, как ни странно, в окружении женщин ротного. Хотя… уже зама воеводы. Он отвел взгляд от меня и чуть кивнул. Я, сделав непроницаемым лицо и, вздохнув глубоко, сел за стойку бара и потребовал к себе внимание, доставая широкий красный пояс.