Страница 1 из 28

Дарю тебе небо – Дорога в Вечность

Екатерина Митрофанова

Глава 1

«Жизнь коротка. Важно успеть озарить её светом»[1]. Влад помнил об этом. Всегда помнил. Эти бесхитростные, простые слова словно были выгравированы прямо в его сердце невидимой родной рукой. Рукой погибшего брата.

Влад сидел в обставленной с безупречным вкусом комнате просторного двухкомнатного номера пансионата и уже в который раз прокручивал в голове прощальное братское назидание, стараясь вдуматься в его смысл.

На Владе был строгий тренировочный костюм с водолазкой на молнии, надетой поверх чистой бамбуковой футболки яркого рыжего оттенка, отменно сочетавшегося с коротко стриженными каштановыми волосами. В руке он держал тщательно отточенный кохинуровский графитный карандаш, вычерчивая по рейсшине чертёжной доски ровные линии, которые постепенно наполняли жизнью пугающий своей непостижимой пустотой лист ватмана, покрытый сверху голубоватой калькой.

Впрочем, «наполняли жизнью» – было не вполне верным определением. Точнее было бы сказать – «пытались наполнить». Влад прикладывал для этого все усилия, но всякий раз, как он садился за чертёж, оставался недоволен результатом. Иногда Владу начинало казаться, что он нащупал верный путь, что его рука становится более уверенной, а начерченные на листе ватмана строгие однообразные линии обретают жизнь. Но позже, осмотрев эскиз свежим взглядом, он понимал, что это далеко не так и все его труды, призванные одухотворить безжизненный плотный лист, оказывались напрасными. И всё же Влад снова и снова упорно брался за графитный карандаш и почти вплотную склонялся над чертежом, выводя упрямые линии. Владу казалось, что стоит ему отвлечься и хотя бы на время оставить своё неблагодарное занятие, как он потеряет нечто такое, что имело для него особое значение, – ту невидимую ниточку, что накрепко связывала его с погибшим братом.

Несмотря на то что с момента злополучной трагедии прошло уже более полугода, боль потери не притуплялась. Напротив, Влад теперь чувствовал её остро, как никогда – словно тонкое лезвие бритвы, методично проходящееся по оголённому нерву.

Лекарство от этой устрашающей беспросветности было только одно. Не лекарство даже, а просто средство отвлечься – та единственная соломинка, за которую Влад отчаянно цеплялся. Работа, работа и ещё раз работа. Под упрямым карандашом Влада пустые контуры листа ватмана обретали жизнь. Если бы только можно было так же наполнить, оживить и раскрасить ту щемящую монотонную пустоту, что с некоторых пор поселилась и прочно обосновалась в сознании Влада!

Внешне создавалась видимость, что Влад живёт, и живёт хорошо. Милая добрая Ладушка! Благословенная всеми святыми «небесная Ласточка»! Она выбрала просто идеальное место, где Влад действительно мог поправить здоровье, привести в порядок нервную систему и наладить появившиеся после злополучной аварии нарушения сна.

Пансионат, где Влад теперь проживал вместе со своей матерью, располагался в центре города Пицунда на самом берегу Чёрного моря в окружении сосновой рощи с тенистыми кипарисовыми и сосновыми аллеями и самой прозрачной, чистой морской водой, обыкновенно тронутой лёгким бризом.

И в отношении погоды Ладушка не прогадала. Она сделала Владу прекрасный подарок ко дню рождения и к Новому году. Вернула ему посреди зимы безжалостно вычеркнутое из жизни лето, подарив совершенно необходимую теперь возможность уединения и позволив убежать от морозов в субтропический рай.

Теперь Влад мог совершать незабываемые прогулки по побережью, относящемуся к территории пансионата и расположенному в парковой зоне вдоль тихой живописной бухты. Здесь даже в самые холодные периоды зимы столбик термометра не опускается ниже пяти градусов тепла, а снег можно увидеть крайне редко. Даже если он выпадает, то быстро тает.

Влад и его мать оказались теперь в самом сердце ласковой солнечной Абхазии с её уникальной природой. Влад словно бы перекочевал из опостылевшей, пустой и страшной реальности в чудесную сказку, где, казалось, было место всему: и необыкновенно выглядевшим январским мандаринам, и раскидистым пальмам, и цветущей зимой мушмуле, и розам, укрытым снегом.

Это действительно был другой мир – мир какого-то непостижимого тепла и комфорта, с немноголюдным побережьем, тихой живописной бухтой, мимозой, эвкалиптами, кипарисами, магнолией, самшитом, лавровишней, пицундской сосной, олеандром и многими другими вечнозелёными растениями.

Как отчаянно Владу хотелось поделиться всем этим новым, неизведанным и по-своему сокровенным со Стасом! Он готов был отдать всё на свете, чтобы они вместе с братом бродили по безлюдному морскому побережью, гоняли ногами прибрежные камушки, собирали ракушки, ловили рыбу и мечтали построить шикарный, добротно отделанный дом для родителей на берегу моря. Как и хотел Стас.

Вместо этого Владу предстояло проводить большую часть дня в санаторном корпусе пансионата, где им занимались вплотную. Его ждали процедуры физиотерапии, сеансы индивидуальной и групповой психологии, массаж, обёртывания, спа, бассейн и прочие отдельно оплаченные прелести санаторно-курортного лечения. На этом настояла Лада, и Влад не смел ей перечить, хотя и предпочёл бы обходиться без лишнего внимания посторонних людей и никчёмной суеты вокруг своей персоны. Он с радостью провёл бы лишние минуты на улице, вбирая в свои лёгкие чистейший хвойно-цитрусовый воздух живописной бухты и ощущая на лице ласковое, едва уловимое прикосновение йодисто-солоноватого бриза морского побережья.

А вечером Влад запирался в просторном номере и втайне от матери и всего окружающего мира продолжал наматывать сопли на кулак. Как остро недоставало Владу в эти минуты простой человеческой поддержки старшего брата, крепких объятий его сильных, слегка обветренных загорелых рук, его надёжного плеча, на которое можно было вот как-то запросто, не задумываясь, опереться и проплакаться всласть!

Всё это подчёркнуто усиленное санаторно-курортное лечение, направленное на укрепление нервной системы, с воздушными ваннами на берегу моря, с использованием горячих сероводородных источников было для Влада всего лишь досадной суетой, своего рода бутафорией. Влад буквально задыхался от недостатка чего-то настоящего, что могло бы наполнить его обездоленные лёгкие живительным кислородом. Таким живым и неподдельным могло бы стать общение со Стасом. Но теперь об этом можно лишь тайно мечтать.

Теперь оставалась лишь Лада. Сладкая боль Влада, его наваждение. Ладушка никогда не узнает о том, что она для него значит. Потому что Владу с его проблемами непозволительно даже думать об этом. Он же медленно, но верно слепнет. Один глаз уже перестал различать свет и темноту. На другом прогрессирует близорукость, а специфическое заболевание роговицы – кератоконус – не позволяет скорректировать зрение ни очками, ни контактными линзами, ни лазерной операцией.

Влад так никому и не сказал, что фактически он уже ослеп на один глаз. Ни его родители, ни Лада не знают об этом и не будут знать до последнего. Так решил Влад. После возвращения из пансионата назначен контрольный осмотр у врача-офтальмолога, который, конечно, откроет для всех эту печальную правду. Но сам Влад лично и пальцем не пошевельнёт для того, чтобы этому поспособствовать. Родители и Лада узнают эту убийственную новость лишь от врача. Губы Влада будут упрямо сомкнуты – до последнего. Он не признается в своей позорной немощи. Ни за какие коврижки!

И всё же воспоминания о Ладе непостижимым образом волновали Влада, отогревая его сердце. Он набрал для неё целую коллекцию разнообразнейших морских ракушек, и каждая из них была совершенно уникальным экземпляром, не похожим на своих подружек по несчастью ни цветом, ни формой. Они, скорее, походили на разноцветные брикетики полимерной глины с богатейшим разнообразием цветовых оттенков – от нежных пастельных до ярких флуоресцентных.

Цитата авторства Екатерины Борисовны Митрофановой.