Страница 36 из 57
Вышел навсегда. Приходил проститься. В надежде, что дракон услышит через меня его слова и простит меня. Не знаю слышал ли он нас, но простит на вряд ли
Я подошла к окну, привалилась к нему лбом, и меня затрясло от рыданий.
— Благодарю тебя! Благодарю! Спасибо! — сказала с самыми искренними чувствами
— Я никогда не нарушаю данного слова! — чеканя каждое слово, произнес дракон в моей голове. — Запомни.
— Запомню. Я сожалею, о своей несдержанности, — призналась так же искренне.
— Я знаю, — беспристрастно констатировал муж и замолчал.
— Безтелесный повержен, значит можно возвращаться? — спросила осторожно.
— Он был не один. Сейчас ваши боги, ведут бой с уже подступившими к вашему миру ордами безтелесных. Когда дожди закончатся, посмотрим, как быть.
— Испеку хлеб в подношения им и в храм Перунов схожу.
— Сходи, а у меня дел много, пойду.
По отстранённому тону мужа, мне не удалось понять, насколько он ко мне расположен сейчас. Слышал ли мой разговор с магичками и Михалом? Смог ли понять меня? Или же напротив, еще больше обозлился?
— Защити меня Лада — матушка! Царица небесная. На волю твою полагаюсь и уповаю.
Слова сорвались с губ, сами собой, молитва, это единственное, что мне сейчас оставалось.
Одевшись, пошла на кухню, девки там, что-то бурно обсуждали, а как только я вошла, тут же стихли. Поклонились и лишь косились на меня озлобленно. Словно я каждой из них, дорогу в чем-то перешла.
— Чего желает ваша светлость? — не без ехидства решилась осведомиться одна из кухарок.
— Муку принеси, жертвенный хлеб испечь нужно.
— А, что, сама уже забыла, где лежит? — зло усмехнулась другая.
Нет, не забыла. Конечно, не забыла. Молча прошла в амбарную и взяла все что нужно. Поражаясь отношению бывших товарок. Неужто все они завидуют золотому венцу Владычицы на моей голове?
Вот глупышки! В нем ли счастье! Не минуты я себе судьбы такой не желала и поменялась бы с каждой из них, не задумываясь, будь на то воля моего мужа.
Тесто месила тоже под неприятственными взглядами.
Не хорошо. Ой, не хорошо. Негоже жертвенному тесту низкие вибрации впитывать. Попросить бы их всех отсюда выйти, да нельзя, все лишь осложниться.
— Наверху сейчас, бой идет. Громовержец чистит от ворогов землю нашу, поддержать его нужно. Молитвами, пеньями, подношениями.
— Кабы не твой муженек, никакой и битвы бы не было, — проворчала старшая кухарка Паулина. — И тебе отсель валить поскорее надобно. Покуда твой муженек сам опять за тобой не пришел.
— Боишься, что и тебе от его гнева перепадет? — усмехнулась я.
— Да, боюсь. Я одна трех внуков поднимаю. Ты чтоль о них позаботишься, государыня? — злобно зыркая, вопрошала тучная женщина.
— Карать невинных, мой муж не может, а за свои грехи, я, не таясь отвечу!
— Ох, и дуреха ты Марта! — покачала головой Любава. — Муж тебя в шелка разодел, жемчугами увешал, а ты в огонь за нищим кузнецом едва не бросилась!
— Да почем вам знать, бабоньки, он может быть на ложе ее, в драконьей своей сути призывает? Где уж выдержишь такое? — ужаснулась Светорада.
— Неужто, правда? О, Творец всевышний! Как же? — тут же закудахтали другие, с любопытством на меня уставившись.
— Я вам о серьезном говорю! — воскликнула я в отчаянье. — Наши Боги бьются там сейчас за нас! А вас лишь сплетни блудные интересуют! Не стыдно?! Не совестно?!
— Пущай борются. Долг у них такой! — хохотнула Любава. — А требы и подношения, мы и так исправно делаем.
Едва девушка договорила, как ярый громовой раскат сотряс всю кухню, вспышка молнии ослепила все на несколько мгновений. А в распахнутое окно, кубарем влетел черный ворон, чуть не вусмерть перепугав всех девок. Которые с визгом бросились в рассыпную, по стенкам и за печи.
Я тоже испугалась, замерла боясь шолохнуться, но птица прискакала именно к моим ногам.
У огромного, черноглазого ворона было сломано левое крыло. Кровь из него темными, густыми каплями падала на пол.
— Кар! — громко сказала птица, подняв свою голову и просяще смотря на меня.
Я присела перед птицей. Ворон чуть отскочил, но убежать не пытался. По-прежнему бесстрашно заглядывал мне в глаза, и может мне и чудилось, но я могла поклясться, что в отражение черных птичьих глаз, я видела лик Велеса. Таким, каким он предстал тогда пред нами.
— Хочешь, чтобы помогла? — спросила несмело.
— Карр! — птица даже голову склонила, словно кивая.
— Будет печь, а кости сращивать я и вовсе не умею, — честно предупредила толи птицу, толи бога.
Ворон подпрыгнул ближе, подставляя мне свое крыло.
Делать нечего. Отказывать в помощи болящему, кто бы то ни был, нельзя.
— Матушка — Жива, помоги! Направь силы мои как нужно!
Закрыла глаза, сосредоточилась, почувствовала, как задвигалась во мне сила быстрыми потоками, как потекла по рукам, как отдавалась ворону.
Птица вела себя смирно. Даже не трепыхалась. А потом вдруг, как клюнет, как вцепиться в руку, как потянет. Мне только и осталось, что шокировано взирать на разорванную ладонь, без кусочка кожи.
А птица легко встала на крыло и выпорхнула в окно, словно ее тут и не было.
Глава 36
Огнеяр.
То, что она не сдержится, будет плакать и проклинать меня, когда Михал будет гореть на костре, это было понятно, к этому я был готов, но вот то, что она сама за ним в огонь кинулась, меня поразило! Сколько же в ней в тот момент было ненависти ко мне и отчаянья. Даже сорвала с пальца мое родовое кольцо, с проклятиями кинула его в огонь.
Отвесила пощёчину наотмашь! Отреклась от меня! В лицо мне плюнула! И это после того, как несколько часов назад, сама, добровольно, неистово отдавалась мне из ревности!
Одно слово — люди! Нестабильные, неразвитые души! Свое собственное слово, не ценят. Сами дали, сами взяли. И плевать им на кармические узлы, что всегда завязываются, на каждом данном обещание.
Как же давно я не испытывал эти низко вибрационные чувства. Раздражение, досаду, разочарование, злость, обиду.
О, да, Ведара! Ты вдохнула в меня жизнь во всех ее красках и спектрах! Всего уже дала вкусить сполна!
И понимал же, что рано еще для того, чтобы все ее чувства забылись, и она могла спокойно смотреть на своего бывшего. Все понимал, но все же надеялся, что уже окажусь для нее важнее. Глупо.
С ума сходил, метался из угла в угол словно подранок. Хотелось взять какую-нибудь девку и выместить на ней все раздражение. Но так ронять свое достоинство перед гаремом, не хотелось.
И думать о том, что я теперь обязан сделать с женой, тоже не хотелось.
Но самое поразительное в том, что, если бы она не бросила кольцо в костер, парень бы погиб. Безтелнсный оказался слишком сильным и костер нуждался именно в драконьем огне. Так, что, отказавшись в порыве чувств от меня, Веда спасла жизнь своему Михалу. Без этого, я увы, не смог бы выполнить данное ей обещание и спасти ему жизнь.
Так, что, похоже, все случилось, так, как и должно, по велению высших мира сего и мне то и обижаться не на что, но справиться со своими чувствами, оказалось очень нелегко.
Я не спал всю ночь, думая о жене и о том, кто же нас предал и только утром обратил внимание на то, что впервые так долго я не думаю о Данае. В переживаниях о Веде, она отошла на второй, а то и третий план. Впервые, за все время моего бытия без нее. Я не вспоминал ее улыбку, не скучал по ее поцелуям и смеху. Веда действительно подарила мне новую жизнь.
— А если бы на том костре Даная его кричала, заживо сгорая, неужто он бы к ней не бросился? Неужто не распроклял бы злодеев, губящих невинную?
Возмущалась жена утром, когда магичка посмела ее отчитывать.
Даная на костре? Обвиненная наветом? О, боги! Да я не то, что б обвинителей распроклял, я бы весь мир, где ее сжечь бы посмели, в прах бы обратил! В мельчайшие песчинки!
Осознав свои чувства, понял, что тоже самое чувствует и Веда сейчас, к своему, по — прежнему любимому Михалу, а то, что она мне добровольно отдалась вчера, еще ничего не значит, она проста пыталась укрепить свои позиции в предлагаемых обстоятельствах. Не более.