Русский немец

Вслед за Тео сестрёнка его младшая бежит – Лилька. Ей всего пять лет. Она ещё и с куклой в руках – на ходу с ней нянькается. Эту куклу Лилькина мама сама сшила – из воротничков полосатых. Глаза и нос у самодельной красотки – нарисованные, волосы – из пакли или шерсти. А в магазине нашем фабричных кукол почему-то не продают…

Ну – нет: Лильку мы на реку не возьмём! Попробуй – усмотри там за ней! Да и не покупаешься, не поплещешься всласть – при такой-то обузе!..

4. Мама и её родители

Мама у нас – всегда спокойная и бесконечно добрая. Я от неё за всю свою жизнь ни одного громкого слова не слышал. Она и с папой никогда не спорит. Просто: скажет что-то своё, а потом незаметно как-то по её словам всё и выходит – само собой. Это удивительно!..

Она – худенькая и очень подвижная: не помню её сидящей без дела. Может, она не такая уж и красавица, но милее для меня никого нет. Да ещё когда принарядится – к какому-нибудь празднику или семейному торжеству! Особенно нравится мне мамино синенькое платье в белый горошек: так оно идёт к ярко-голубым её глазам!

Волосы у мамы – светленькие, у папы – тёмно-русые, а вот я почему-то – немного рыжеватый, да ещё и с конопушками на лице. Беда! Наверное, поэтому-то девчонки на меня внимание и не обращают. А вот Алька – он тоже беленький, в маму, так на него девушки всегда как-то ласково смотрят, первыми заговаривают, и когда они с ним воркуют, голосочки-то у них – мягкие, нежные, глазки – мечтательные… Ой, вечно я всякие пустяки замечаю, а по-настоящему серьёзные вещи мимо глаз и ушей пропускаю!.. Ну так вот: всё равно мама меня больше любит! Так мне кажется, по крайней мере…

Родилась она давно – ещё при царе Николашке. Сколько-то там классов гимназии окончила, но мало – два или три. А тут – революция, война, разруха. Дедушка Мартин со своего завода ушёл – он там каким-то знатным мастером по металлу был. Мама же – младшая в семье, у неё ещё трое старших братьев народились. Но пока дедушка на заводе работал, он для неё даже гувернантку нанимал. И дом он снимал большой. Видно, простым рабочим тогда немало платили? Как-то это всё теперь не совсем понятно…

А дедушка у нас – самый настоящий «мастер золотые руки». Он и сейчас может из металла сотворить всё, что угодно: изготовить любые ключи, выточить мелкие детали для колхозных машин и многое другое. У него в сарайчике станочек стоит, инструмент весь по стенам аккуратно развешан. А глиняный пол там красиво так изукрашен: это они с бабушкой откуда-то два ведра цветного песка принесли, узоры им выложили, потом полили, и получилось что-то вроде мозаики – как на полу в бывшей кирхе, где сейчас кино показывают. Здóрово! Красота!

А за сарайчиком этим (в маленьком пристрое) дедушка гроб для себя хранит. Сам его сколотил, выточил ручки к нему и украшения всякие – всё из хорошей древесины. Я случайно как-то в пристрой заглянул – и ужаснулся в полутьме этому страшному ящику. И сейчас «дедушкин» сарайчик стороной обхожу. У бабушки же в этом чуднóм сарайчике тоже есть свой уголок: там её швейная машинка стоит – «Зингер». На ней бабушка для нас почти всю одежду шьёт. В магазине же местном ничего подходящего не найдёшь. Ну вот, а бабушка насобирает разных там воротников, отрезков, того-сего, прикинет, раскроит, поколдует у своего «Зингера», и выходят из-под её рук такие вещи – залюбуешься!.. Вот сейчас на мне – короткие штаны на лямках: это бабушка сшила – из «чёртовой кожи». Сила! Никаких дыр на этих штанах не бывает – очень прочная ткань: даже повиснешь на ней (на заборе, к примеру) – не порвётся! Кусок этой ткани одна соседка подарила бабушке за работу: шикарное платье с розами – такое, что все в округе только удивлялись да ахали…

А ещё бабушка прямо-таки чудесные настенные коврики и оконные занавески для нашего дома изготовила. Так у неё всё аккуратно, опрятно, красиво получилось! И – душевно! Gemütlich (от «Gemüt» – «душа»)! В русском переводе это слово значит «уютно», но тут всё-таки не совсем то выходит, что по-немецки. Какое-то оно делается маленькое, узенькое. А немецкое слово – большое, широкое, означает – «душа радуется»!..

Однако – поздно уже: хватит мечтать! Пора бежать в очередь – за хлебом. Что-то в июле они, эти очереди, слишком длинными стали. С утра там Мишка стоит, в обед – Тео, а после обеда – моя смена. Но продавать-то хлеб в нашем сельпо начинают не раньше четырёх часов, то есть уже ближе к вечеру. А голод – не тётка. И тот же Мишка, когда домой не спеша идём, всю аппетитную поджаристую корку с конца буханки подъедает. Вкуснятина же! У меня тоже просто слюнки текут… Но – стоп: держи себя в руках! Мама-то ничего не скажет, а вот папа посмотрит сурово – и хмыкнет неодобрительно. Вот поэтому и значит – нельзя!..

5. Безмятежное лето

И покатилось лето – как по маслу! Война – где-то далеко-далеко идёт. Хотя первые эвакуированные и беженцы появились у нас уже в июле…

Мы с Алькой, как обычно, и на домашнем огороде помогаем, и на колхозные работы с мамой ходим. Дел – по горло… Впрочем, и свои мальчишеские забавы не оставляем. Мне, например, особенно нравится с мячом играть: он маленький такой, резиновый, перекинешь его через ногу, через руки – и бросишь со всей силы, а Мишка должен поймать его на свою палку-биту и садануть – куда подальше. Если, к счастью, промахнётся по мячу – тогда мой выигрыш! И в воде мы – как рыбы: все смуглыми стали – от загара, тела блестят на солнце – чистая бронза!..

А вот на рыбалку не удалось сегодня сбегать: с самого утра ходили на колхозную бахчу – арбузные плети песком присыпать. Ветер же сильный, а у самых корней арбузные плети совсем слабые – может их напрочь оторвать. Вот мы и проходим по рядам: каждую головку такой плети кучкой песка покрепче приминаем – чтобы ветром-то не вырвало. Работка не из весёлых! А сзади к тому же наш бригадир, дядя Эвальд, идёт и постоянно подзуживает: мол, плохо, неаккуратно работаём!.. Ну, он всегда такой: вечно брюзжит, иногда – сильнее, иногда – потише. Наверное, оттого, что язва у него. Так, во всяком случае, тётя Марта маме сказала. Она – очень насмешливая, эта тётя Марта…

А песок жжёт – просто как зола горячая: сил нет голыми руками с ним возиться! И в мои дырявые сандалии он тоже набивается – словно по тлеющим углям бреду. Сколько же ещё терпеть эту мýку?! Бахче-то вон ни конца ни края не видать…

«Пауль, как ты думаешь, когда война закончится?» – это Тео спрашивает. Он рядышком держится, но тоже – из последних сил уже. Надо сказать, что он иногда даже более задумчивый, чем я. – «Да откуда я знаю? Но скорее всего – к зиме. Ведь смотри: у фашистов же валенок нет? Нет! Так как же они будут в морозы-то воевать? Гиблое их дело!.» Ну, это я так брякнул – первое, что в голову пришло, не подумав. Тоже мне – «стратег»!..

А вот Алька все сводки Совинформбюро по радио слушает – и на карте у нас в комнате разные фишки прикалывает. Я в них мало что понимаю. А они (Алька с папой) часто (иногда очень яростно) спорят возле этой карты. Алька и тихо говорит, и редко, но папа почему-то раздражается: его что-то сильно беспокоит – с самых первых дней войны.

«А знаешь, почему моего брата Георга в армию не взяли?» – Тео голос понизил и заговорщически на меня смотрит. – «Нет, откуда же мне знать? Дело ясное, что дело тёмное!» – отвечаю. – «Военком сказал, что на его, Георга, военную специальность пока «запроса нет»!»

Вот те раз! Опять непонятки! Да, Георг только что десять классов окончил, и у него, ясное дело, нет вообще никакой военной специальности. Но ведь и всех остальных немецких призывников из нашего села, что в военкомат ездили, тоже домой возвернули… Ерунда какая-то получается! Русских берут, а наших – нет. А мы же тоже хотим с фашистами сражаться – за нашу Советскую Родину! Перца им насыпать, вражинам проклятым, на подлый их язык! Ух, как хочется!..

Но это же – германские немцы: их чокнутый Гитлер всех обработал! А мы – русские немцы, точнее – советские. Мы же – в стране рабочих и крестьян! У нас Сталин – вождь! Он – самый мудрый: всё знает, из любой беды выручит и к победе приведёт! Он – лучший друг всех советских людей! И детей – тоже, и нас с Тео – в том числе! Так что – не надо зря голову ломать: Сталин разберётся!..