Страница 3 из 4
На кухне он клипнул кнопку включения ноутбука, залпом выпил холодный уже чай и жадно закурил. Ну давай, железяка ты хренова! Грузись быстрей, пока они там в кусты не утанцевали! Может, не ждать, а поехать сразу? Что это там за кафе? А черт его знает. Ну, наконец-то. Грузим фейсбук… нет, место не указано… только Тамара Анциферова «в превосходном настроении». Ну спасибо, Марк, не написал в каком настроении Бэла Бурлакова. И не мокрые ли у нее трусики. Надо послать ему письмо, пусть добавит такую опцию. Он нажал «скачать видео», открыл его, увеличил и замедлил воспроизведение.
Сигарета догорела до фильтра и обожгла его пальцы, он яростно загасил ее в пепельнице и продолжал рассматривать видео. Что-то такое у нее в глазах… Влюбилась наша девочка, что ли. И может, с утра у нее не мандраж был, а трепет предвкушения свидания? Чё ж его теперь делать-то, товарищ майор? В баню ее сводить? Да разве ж любовь вожжами выбьешь? Если она настоящая. Ничего ты с этим не поделаешь, Майкл. Хоть к мачте ее привяжи, все равно улетит твоя птичка.
Михаил закурил новую сигарету и поскреб в затылке. А который это час? Ого, час уже и поздний. Позвонить, что ли. Не буду. Телефон наверняка выключен, только расстройство одно будет. Собрать ее вещи? Так у тебя и чемоданов столько нет. Ну да так – чисто символически. Акт доброй воли. Желаю счастья и все такое. А я, как блаародный чилавек… устраняюсь… уеду на Кавказ… пусть меня там абреки убьют. Что?! Ну уж нет, хрена вам лысого, я им так не дамся! Не на того напали! Ты, бл*дь, Майкл с Ямайки или фуцик мухосранский?!
Ухо его уловило скрежет ключа, он вскинулся и бросился в холл. И вещи не успел сложить! Весь эффект пропадет. Дверь отворилась, вошла Белка, остановилась и просканировала взглядом его лицо и пылающие уши.
– Привет, Миша. Так устала я.
– Ну я думаю.
Девушка подошла к нему и обняла за шею. Точно, как его. Но какая актриса пропадает!
– Ты, деточка, «Dolce & Gabbana» пахнешь.
– Да нет, я «J'adore» попшикалась с утра.
– Так то с утра. А это «Dolce & Gabbana Pour Homme». Переводить надо?
– Миша. Ну налипло где-то в кафе. Я вон и сигаретами пахну. Понюхай.
– А как там Вольдемар Арнольдыч поживает?
Девушка вздрогнула и вскинула на него глаза вспугнутой лани.
– Миша. Я только тебя люблю. Честно. А откуда ты…
– Любишь, говоришь? Может, посидим-поговорим? Или ты есть хочешь.
– Да ела я что-то там. Давай поговорим.
Они зашли в гостиную и уселись друг напротив друга.
– Так как он? Не сильно на экзамене мучил?
– Не сильно. Но я все равно волновалась.
– А может, ты не от того волновалась?
– А от чего?
– Может, от радости?
Белка опустила голову и минуты три разглядывала ковер.
– Миша. Ну я не знаю. Муторно было.
– Ты же психологию сдавала.
– Ну сдавала. Сапожник без сапог. Ты же знаешь…
– Ну… я еще не совсем знаю. Но чувствую. Ты мне не поможешь?
– Я сделаю все, что ты скажешь.
– Так и скажи. Правду. Мы же всегда говорим друг другу правду.
– Ну какую правду ты хочешь услышать?
– Тянет тебя к нему? Или уже затянуло без возврата? Лечить тебя надо или помочь собраться?
– Мишунчик, ну что ты такое говоришь! Ты мой самый родной человек!
– Ты не ответила, дарагая.
Белка подняла на него глаза, в которых явно читалось неимоверное мучение и страшная борьба, даже страдание.
– Я не могу тебе врать.
– Так и не ври.
– Тянет.
– И давно это у вас?
– У нас ничего нет! Клянусь тебе!
– Но что-то же есть. Притяжение.
– Нууу… есть.
– И у него?
– Ну я не знаю. Мы не говорили об этом.
– Ага. Прекрасный период. Еще ничего не сказано, но все уже всем ясно. По глазам видно. Осталось только взяться за руки и… в цветущем саду… босиком по росе…
– Мишунчик, ну я тебя прошу. Мне плохо.
– А на видео так кажется, что тебе хорошо.
– Мне бывает хорошо с ним.
– Ну вот и все. Спасибо, что сказала. Хоть избавила меня от вранья.
– Да это не то, что ты думаешь!!!
– А что я думаю?
– Да ты уже себе там надумал целую кучу всего! Что, я тебя не знаю?
– А что я в бога душу мать должен думать?!!! Ты сама-то себя слушаешь?!
– Ну не кричи на меня, пожалуйста. Ну пожалей меня.
– Пожалеть?! Ты заболела? Чаю с медом сделать? Да ты влюбилась самым банальным образом, а я тебя должен еще и пожалеть?!
– Ну я не влюбилась, правда.
– А что тогда? Если тебе хорошо с ним. И тянет.
– Он… он мне чем-то отца напоминает.
– О, приехали. Давно я его, кстати, не видел. Он приходит?
– Нет. И я его давно не видела.
– А давно он ушел?
– Да больше десяти лет уже.
– А ты его любила?
– А я его и сейчас люблю. Хотя у него уже другая семья. И дочка другая.
– Вот те раз. Ты мне никогда этого не говорила.
– А ты не спрашивал.
– А он тебя любил?
– Мне кажется, да. Я часто вспоминаю… Он меня так… на коленях качал… по голове гладил… песенку какую-то напевал…
– А обижал?
– Ну… нет. Побил только один раз. Три раза шлепнул.
– За что?
– Миша… ну так это тяжело все. Ну ладно. Тебе я все могу рассказать. Я была еще маленькая, лет семь мне было. Мне как-то приснился страшный сон… я проснулась… плакала… а потом пошла в спальню… открыла дверь… а там…
– Ну я понял. Ладно. И потом вы больше не…
– Это было один раз. Мы больше об этом никогда не говорили. А тогда он сказал, чтоб я больше так никогда не делала.
– И все было как раньше?
– Нууу… да. Только я мать возненавидела. А когда он ушел… то и вообще.
– А ты к матери заходишь?
– Конечно. На день рожденья. И восьмого марта.
– Ну и ну. Бедный Карл Густав в гробу на вас не нарадуется.
– Какой еще Карл, Мишка? Ты что?
– Юнг. Чувствую я, психологию ты плохо учила. Не о том на лекциях думала.
– Ну не мучь меня. Ни о чем я не думала.
– И делать ничего не собиралась?
– Что делать? Ты о чем?
– Ну там… начать новую жизнь…
– Да дуридомский же ты Дуридом! И в мыслях никогда такого не было!!!
– И не представляла себя с ним в постели… хоть во сне?
– Да ничего такого не было и близко!!!
– Да? Тогда, я думаю, тебе надо сходить в душ, парфюм чужой смыть, а я покурю. А то аж ухи уже опухли.
– Так ты мне веришь, Миша?
– Иди, Белка. Мысль мне одна в голову пришла.
– Так я потом… в спальню?
– Ну… красной комнаты у нас нет. В спальню.
Михаил курил на кухне, в голове его вертелись шарики мыслей. Ну, гаспадин-таварищ Юнг, черт его знает, что из этого получится. Опасный метод. Но что делать, попробовать надо. Полечим нашу Электру.
Он покурил, потом прошел в спальню, сдернул с кровати одеяло, стянул с себя футболку и джинсы и сел на кровать; вихры его в зеркале торчали в разные стороны. Вошла Белка в коротком белом халатике, волосы ее были заколоты в узел на макушке.
– Сними халат.
– Ладно.
– Иди ко мне.
Он усадил девушку к себе на колени, обнял за плечи, стал покачивать, будто хотел убаюкать и уложить спать, водил носом по ее волосам, мурлыкал какое-то «у-уу», гладил руки, потом вдруг резко поднял.
– Ложись сюда животом.
Он похлопал себя по коленям, девушка покорно легла поперек него, он гладил ее спину и попу, потом стал несильно хлопать ее по ягодицам, Белка обернула к нему голову, в глазах ее кричал вопрос.
– Ты меня не бросишь?!
– Никогда так больше не делай!
Михаил резко хлопнул по попе, передвинул руку на спину и почувствовал ладонью легкие содрогания, а потом услышал всхлипы, перешедшие в громкие рыдания. Тогда он поднял девушку, опять усадил ее на колени, пил губами ее слезы, качал и гладил, что-то шептал ей на ухо, она успокаивалась, перестала вздрагивать, затихла, потом приподняла попу, нашла его член, зажала его у себя между ляжками, головка его уперлась ей в клитор, так они и сидели, покачиваясь, пока она не замерла, потом дернулась всем телом, выдохнула из себя крик; Михаил упал на спину, утянув за собой девушку, трогал пальцами ее торчащие соски, щипал их, целовал Белку в шею, а она шумно дышала, елозила на нем, рукой прижимала член, двигала бедрами и вдруг вся выгнулась дугой, выстрелила в люстру вторым оргазмом, скатилась на бок и свернулась калачиком. Михаил наклонился к ней, целовал ее плечи, гладил бедра; она подняла к нему лицо.