А вдруг это правда?

– А то я не знаю. – Карен указала на себя. – Это что, купальник? – Она провела рукой по простому черному купальнику с закрытым верхом-топом. – Надевая вот это сегодня, я вдруг поняла, что впервые за два дня вылезла из треников! Когда Кевин хочет заняться сексом, я ему в ответ: «Чувак? Ты на меня смотрел? Знаешь, как от меня несет?»

Брайт рассмеялась.

– Твоя правда, сестра.

Карен начала с трудом натягивать надувные нарукавники на руку дочери, а Сара извивалась и скулила.

– Пока не наденешь, в воду не пойдешь, – отрезала Карен. – Ты же знаешь правила.

Однако сама же сдалась, когда нарукавники оказались чуть выше локтей, а не на бицепсах, где им полагалось быть, и махнула Саре идти в бассейн.

– Пошли, – сказала она.

Жестом она подстегнула Брайт встать, и та добродушно застонала.

– Я тебе сто долларов заплачу, если на один час возьмешь в бассейн обоих детей.

Карен энергично замотала головой.

– Если я иду, то и ты тоже. Это кодекс материнства. И, кроме того, это я тут беременна. Это мне положено прохлаждаться.

Брайт незачем было напоминать о нынешнем положении подруги. Как раз тот факт, что Карен и Кевин объявили о новом ребенке, и подтолкнул Ивретта в крестовый поход за пополнением семейства. По иронии судьбы фамилия Карен и Кевина была Джонс. И Ивретт был полон решимости не отставать от них.

Они плескались в воде, болтали о последних событиях в поселке, перебирая все те же темы, какие обсуждали всегда. Стоит ли возобновить осенью вечера игры в «Банко»? Кто и что принесет к общему столу четвертого июля, в День независимости? Как отреагируют местные дамы на мысль устраивать раз в месяц в клубе занятия по живописи? И какие книги следует выбрать в этом году для книжного клуба, когда он снова заработает в сентябре? В «ЖеСГ» (Женщины Сикамор-Глен) Карен была «кроликом энерджайзером».

– Думаешь, твоя подруга захочет прийти в книжный клуб? – Карен кивком головы указала на Дженси, которая как раз читала книгу.

– Ну, она просто погостить приехала.

– Понятно, – откликнулась Карен, но бросила на Брайт взгляд, который говорил: она ответила слишком увлеченно. Карен с пятидесяти шагов могла учуять любопытную историю, и, если Брайт не будет осторожна, Карен до всего докопается. Не хватало только делиться с кем-то историей их сложных отношений с Дженси.

Брайт взглянул на часы на стене клуба.

– Ух ты, мне пора бежать!

– Но я же только приехала! – возразила Карен. – Ты не можешь меня бросить! – Она скорчила несчастную мину и начала игриво дергать подругу за руку.

– Я бы осталась, честное слово, но пообещала Миртл Ханикатт выгулять Ригби.

– Слишком жарко, чтобы выгуливать собаку! – возразила Карен с законным возмущением.

– Мы будем много пить и не уйдем далеко, мамочка, – ухмыльнулась ей Брайт. – Кроме того, если я его не выгуляю, Миртл попытается сама. – Она пожала плечами. – Это стало у нас в порядке вещей.

Карен игриво ударила ее в плечо.

– Ты, моя дорогая, слишком мила с людьми.

Помахав на прощание, Брайт извлекла Кристофера из бассейна. Собирая свои вещи, она еще раз взглянула на Дженси, поймала ее взгляд и помахала ей в ответ, жалея, что не может задать ей миллион вопросов и что годы превратили их в чужих друг другу людей.

Кейли

У нас с Каттером был летний распорядок дня. Мы вставали, я готовила ему какой-нибудь завтрак. Обычно это были хлопья: мама не любила, чтобы я пользовалась плитой, когда она на работе. Но иногда я готовила ему тосты, потому что мне разрешалось пользоваться тостером. Когда маме давали зарплату, она покупала нам «Поп-тартс»[4], пускай они очень вредные и их не следует есть. Но так бывало только раз в месяц, поэтому мама разрешала.

После завтрака мы занимались домашними делами. Я мыла посуду, а Каттер подметал пол, хотя по большей части он просто стукал щеткой об пол, пока я не говорила ему перестать. Потом мы пылесосили или драили ванную, или делали еще что-нибудь, чтобы дом внутри выглядел получше. Когда мы только въехали, я вышла на улицу и огляделась в поисках чего-нибудь, что помогло бы сделать дом красивым снаружи, но у меня не было денег на краску, цветы или что-то в этом роде, поэтому я решила сосредоточиться на том, что внутри. Я научилась очень быстро проходить к дому, чтобы не видеть, насколько он уродлив снаружи.

Я знала, что люди говорят о нашем доме. Я слышала разговоры у бассейна, когда остальные думали, что я не замечаю. Они называли его «бельмом на глазу» и говорили, что такому дому в их поселке не место. По правде говоря, когда я впервые его увидела, и у меня возникла подобная мысль. Проезжая мимо разных красивых домов, я надеялась, что на сей раз все получится по-другому, и у нас будет лучшая жизнь, о которой всегда мечтала мама. Но этому не суждено было случиться. Вместо этого нам пришлось войти в дом, на который люди смотрели как на черный зуб посреди жемчужно-белых.

Вероятно, когда-то наш дом был серым, но теперь он выглядел белесым, так как большая часть краски слезла. Он был практически бесцветным. Кусты (если их так можно назвать, ведь они теперь больше походили на деревья) выросли такими высокими, что закрыли половину окон в передней части дома. Зато, если не считать разросшихся кустов, в палисаднике не было никаких деревьев. Тут росла лишь чахлая трава, или не росла совсем. И в довершение всего – кое-где отсутствовали ставни, и почтовый ящик кренился так, словно вот-вот упадет.

Соседи ненавидели этот дом и хотели, чтобы его снесли. И они не слишком обрадовались новости, что мы в нем поселились: если его перестанут снимать, его можно будет снести. Люди у бассейна много чего говорили про тех, кто снимает этот дом. Они говорили, что мы белое отребье, а еще они как будто слышали, что наш с Каттером отец в тюрьме. (Но тут они ошибались. Отец Каттера действительно сидел в тюрьме. А у меня нет папы. По крайней мере, я ни разу его не видела.) Наши новые соседи невзлюбили нас, хотя даже не познакомились с нами, ни разу не пришли в гости с запеканкой и не представились, как это делают по телевизору. Табличка на входе в бассейн гласила:

Это неправда.

Я пыталась рассказать маме о слухах, но мама ответила, что это лучшая для нас жизнь и что нам просто нужно научиться ладить со всеми. Она велела мне не подслушивать, если это меня так расстраивает.

– Моя маленькая проныра, – сказала она, взъерошив мне волосы. – Это хорошее место.

Но еще она велела держать дверь на замке и раз сто напомнила не разговаривать с незнакомцами. Накануне нашего переезда по соседству пропала девочка, и моя мама сильно испугалась. А поскольку все наши соседи были незнакомцами и, казалось, не стремились исправить ситуацию, мы вообще ни с кем не разговаривали.

Закончив работу по дому, мы садились за чтение. Я взяла себе за правило: ежедневно читать по тридцать минут. Мама, когда могла, водила нас в библиотеку, чтобы у нас были разнообразные книги. Я набирала столько, сколько могла унести в руках, и мама всегда говорила, что это слишком много, а я ей обещала прочитать все книги до единой. И делала это. Каттер предпочитал книжки с картинками. Я говорила ему, что надо брать книги потруднее, но Каттер не любил читать. Иногда, когда наступало время чтения, он спорил со мной и говорил, что не будет этого делать. А я отвечала: если не будет читать, то и телевизора ему не видать. Он знал, что я не шучу. Поэтому уходил к себе в комнату и рассматривал картинки, что меня вполне устраивало, потому что целых тридцать минут я могла сидеть у себя в комнате – без пристававшего ко мне Каттера.

Кое-что в новом доме было хорошо: у каждого из нас была своя комната. В нашей старой квартире мы с Каттером спали в спальне, а мама – на раскладном диване в гостиной. Иногда с ней на раскладном диване спал ее бойфренд Джо, и, если мне нужно было что-то на кухне, мне приходилось проходить мимо него спящего. Мне не нравилось, как он заполнял наш дом своим маслянистым мужским запахом. Я обрадовалась, когда Джо исчез. Самое лучшее в доме в Сикамор-Глен (пусть он и «бельмо на глазу»), что тут нет Джо.

4

Популярное американское печенье, в котором сладкая двухслойная начинка обернута тонким слоем печеного теста.