А вдруг это правда?

Она всмотрелась в маленького мальчика, державшегося за руку Брайт (как странно… дитя Ивретта и Брайт!), поискала в нем следы Ивретта. Цвет волос и глаз – тот же. Но в основном он был похож на Брайт. Это немного ее подбодрило, придало ей мужества остаться и поболтать с молодой женщиной, которую она когда-то любила и предала и которая в конечном итоге предала ее в ответ. Но разве это действительно можно назвать предательством? Теперь, когда они стали старше, она была не вполне уверена, что дело обстояло именно так.

Теперь она знала, что такое настоящее предательство. В ее голове возникла картинка – Арч за стеклом в тюрьме.

Спасатель свистнул в свисток, и она увидела, как дочери и их новая подруга рванули назад в воду. Брайт стала уговаривать ее пойти с ними в бассейн, чтобы успокоить мальчика и продолжить разговор. Они обе помахали пожилой женщине, возле которой так неловко стояли, и пошли за мальчиком (она уже забыла, как его зовут, или, может быть, намеренно заблокировала его имя) к мелководью. Она все равно подумывала искупаться – такая жара, а ведь еще только июнь. Она забыла, какие зной и влажность бывают летом на Юге. Но она также забыла мамины бутерброды с помидорами (белый хлеб, очищенные и нарезанные помидоры, щедро приправленные солью и перцем, майонез Дюка), вкус свежих персиков с дерева и погоню за светлячками в сумерках, тепло ночного воздуха – как в полдень в Коннектикуте. Дом ее детства все еще мог предложить утешение того детства, утешение, в котором она так нуждалась.

– Как же здорово! – воскликнула Брайт. Она посмотрела на мальчика. – Кристофер! – В ее голосе звучала та нежность, на какую способна только молодая мать. – Это одна из старейших маминых подруг. Мы вместе выросли. – Она посмотрела на Дженси, ища подтверждения тому, что ее утверждение было правдой.

Дженси кивнула и отвернулась, делая вид, что ищет своих дочек, хотя точно знала, где они: на маленьком трамплине для прыжков в воду. Дома в клубе имелись высокий трамплин, горка-серпантин, снэк-бар с официантами, приносящими напитки к шезлонгу. Ей с подругами практически достаточно было просто протянуть руку, и напитки появились как по волшебству. Интересно, знает ли Брайт правду о том, почему она вернулась? Ей еще предстояло услышать ту безошибочную нотку жалости, которую она различала в голосах своих бывших подруг в Коннектикуте в те злополучные пару раз, когда она сталкивалась с ними перед отъездом.

Она не хотела никому рассказывать, что случилось с Арчем, даже родителям. Но когда стало ясно, что ей может понадобиться помощь родни, она рассказала им все грязные подробности. Ее отец, такой порядочный и добрый, предложил съездить и надрать Арчу задницу. Она невольно рассмеялась и заверила его, что нет, его услуги по надиранию задницы не понадобятся. Федеральное правительство и так прекрасно справляется, но все равно – спасибо.

– Просто знай, что мы рядом, если понадобимся, – сказал отец.

От доброты в его голосе на глаза ей навернулись слезы. Это напомнило ей о поддержке, которую он предлагал раньше, когда сердечки начали появляться повсюду и не оставили ей выбора – только уехать куда-нибудь, где «поклонник» не сможет ее найти. Именно отец отвез ее на север, в колледж, о котором ни она, ни родители никому не рассказывали, поскольку неясно было, кто ее преследует. Нельзя было, чтобы не тот человек узнал, чтобы не тот человек нашел ее. Это была долгая, тихая поездка, радио работало тихо, настроение в машине было задумчивым, почти таким же, как ее поездка назад все эти годы спустя.

– Не могу поверить, что мама не сказала мне, что ты здесь! – говорила тем временем Брайт, сосредоточившись на Кристофере, а не на Дженси, что было хорошо.

– Она, наверное, не знала, – откликнулась Дженси.

– Не знала? – переспросила Брайт. Она посмотрела на самолет, летящий по широкому голубому небу, и кивнула в ответ на (очередной в числе нескончаемой вереницы) вопрос Кристофера.

– Я вроде как попросила своих помалкивать, что я здесь.

– Ох, нет! Что-то случилось? – На лице Брайт отразилось логичное беспокойство, но Дженси все равно не могла ей рассказать. Она видела, что Брайт пытается быть ей подругой, но – по многим причинам – их отношения были уже не те, что прежде.

Помахав рукой в воздухе, Дженси заставила себя улыбнуться.

– Просто не хотела шум поднимать. Знаешь, столько времени прошло.

– Да, немало, Дженси. – Голос Брайт стал тише. – Никогда бы не подумала, что ты уедешь так надолго.

Хотя она пыталась это скрыть, Дженси уловила в голосе Брайт боль и попыталась исправить ситуацию шуткой.

– Ну, знаешь, как это бывает: встретила парня и забеременела… ой, надо же! – Дженси усмехнулась, ожидая, что Брайт рассмеется в ответ, но Брайт даже не улыбнулась: а эта стандартная шутка обычно вызывала отклик. Поэтому Дженси продолжала говорить, слова как бы сыпались сами собой: – Мы поженились, родились девочки, и жизнь была совсем сумасшедшая. Мы пару раз приезжали, но ненадолго. Было проще, чтобы мои родители ездили к нам. – Она сделала глубокий вдох. – А как насчет тебя? Как так вышло, что ты снова тут?

Брайт смотрела за Кристофером, опускающим лицо в воду, и зааплодировала так, словно он только что переплыл весь бассейн.

– Когда я забеременела Кристофером, мы купили здесь дом. Я хотела, чтобы у него было такое же детство, как у нас с тобой. Ты же знаешь… – Брайт осеклась, сообразив, что говорит. Для Дженси здесь – место не самых счастливых воспоминаний. Для нее это место, от которого бегут, а не то, куда возвращаются. Но Брайт быстро оправилась, ее голос зазвучал уверенно: – Я имею в виду, нам здесь нравится.

– Ну, разумеется, – услышала собственный голос Дженси. – Тут мило.

Она оглянулась на красивого спасателя в огромных солнцезащитных очках на вышке, на колышущуюся воду, на играющих детей и пожилую женщину, которая была такой милой – мать Джона-младшего, его еще все звали Джей-Джей… Если она постарается выкопать из памяти счастливые воспоминания об этом месте, то, возможно, сумеет. Возможно, увидит вещи в ином свете.

– Мам, смотри! – услышала она крик Зары и, обернувшись, увидела, как ее младшая, вечно осторожная дочка стоит на трамплине. Дома Зара и близко не подходила к высокой доске или горке, держалась мелководья для самых маленьких, настаивая, что ничего другого и не хочет. Может быть, этот короткий трамплин больше ей подходит. – Смотри же!

– Я смотрю! – весело крикнула она в ответ.

Зара подпрыгнула и, подтянув к животу ноги, сжалась в маленький комочек, прежде чем с громким всплеском упасть в воду. Все остальные дети захлопали в ладоши, когда Зара снова вынырнула на поверхность и заморгала, протирая глаза, чтобы убедиться, что Дженси все еще смотрит.

Брайт

Возвращаясь к своему шезлонгу, Брайт наступила на пустой пакет из-под сока, и оставшееся содержимое брызнуло ей на ногу. Она поморщилась и села, чтобы вытереть ногу полотенцем. Пока она вспоминала былое с Дженси, пришла ее подруга Карен с дочерью Сарой. Карен опрыскала ребенка «SPF 100», причем больше попало в воздух, чем на девочку. Разогнав облако защитного состава, Брайт протянула чашку с водой Кристоферу, который уже скулил, что хочет вернуться в бассейн.

– Надо с друзьями поздороваться, – принялась улещивать она, потом посмотрела на Карен и устало вздохнула: – Привет.

Карен со смехом указала на Дженси.

– Кто это такая?

Брайт в ответ кривовато улыбнулась. Как объяснить, кто такая Дженси? Сейчас у нее не было сил вдаваться в подробности, поэтому она объяснила как можно короче:

– Мы с ней вместе выросли. Она с девочками приехала погостить, – произнесла она это как можно веселее и беззаботнее.

Карен украдкой разглядывала Дженси из-за темных очков.

– Она хорошенькая, – сказала она. – Даже очень хорошенькая.

Брайт откинулась в шезлонге.

– Она всегда была такой, – сказала Брайт. – И, кроме того, ее дочки старше. У нее есть больше времени на себя.