Зов Юкона

Старатель

Забрёл я на Бонанзу, подумал: погляжуОдним глазком на старый свой отвод.С тех давних пор я многое по памяти твержу,И всех ребят я помню, весь народ.Все ребята разорились, и у всех карман худой,Едва ли кто имеет горсть монет;И я – старатель старый, тощий, битый и седой,Залез в долги – а прибыли и нет.Забрёл я на Бонанзу: там хижины пусты,Всё та же с неба пялится луна,И вехи, мною вбитые, торчат из мерзлоты,Безлюдно, бесприютно, тишина.Мы пыхтели на отвалах – кто с лотком, а кто с киркой,И дурели, и спивались от тоски;Чудо-драга паровая возвышалась над рекой,Берег с отмелью курочила в куски.Она в грязи барахталась, метала валуны,И хрюкала, как тысяча свиней;Жрала и камни, и песок; и меркнул свет луныВ сияньи электрических огней;В утробу ненасытную пихая по пять тонн,Казалась жутким чудищем она;Ей двое управляли; глядел я, потрясён,И думал: «Златокоп, тебе хана!»Покрывал хибару дёрном, щели мохом конопатил —А теперь она просела на углы;И лебёдка заржавела, и лоток мой огорбател,И в шурфах – по край водищи и золы.Закончилось сраженье, и тишина вокруг,Отвод сменил владельца – он не твой;Но что же делать с теми, кто вовек не сложит рук,С помешанной на золоте братвой?Всему учились на ходу: как россыпи искать,Как приторочить за седлом вьюки;Давно привыкли на горбу добро своё таскатьРазбойники лопаты и кирки.На плоскогорьях юга и в северной глуши —Едино племя и едина рать;Им нет нужды, им нет беды; закон один – спешиНа золото в орлянку поиграть.Намыть случится первый раз крупицу золотца —Уставишься, не отрывая взгляд;Не сможешь уберечься, и двинешь до конца,За золотом попрёшься даже в ад.И в голоде, и в холоде, в здоровье и в беде,Один, как перст, и следом за толпой —Услышав шёпот: «Золото!», ты встрепенёшься: «Где?!»,И снова вдаль – заветною тропой.Коль десяток унций за день разом я намыть смогу —Не припрячу и в заначку не свезу;Всё пропью, на баб потрачу; а недуг согнёт в дугу —Я назад на свой участок приползу;Усталый, отупевший, с перепою чуть дыша,В свою хибару я забьюсь в бреду;В землице – миллионы, а в кармане – ни гроша;Но злато – здесь, ужо его найду!Мечтаю преуспеть я; стремлюсь накороткеСо смертью поиграть в глуши лесной;Была минута торжества – сверкнул в моём лоткеКусище аж с кулак величиной.Мечтанье безрассудное – оно благовестит,Страданием и голодом маня;Надеждой сердце полнит, как золото блестит,И в прошлое влечёт оно меня.Наверно, я свихнулся; а вы – в уме вполне?Заметна эта разница с трудом.Страстишка золото искать – сидит она во мне;Мне золото – любовь, семья и дом.И я найду его, найду; предчувствие не врёт,Я вижу, мне подсказывает рок:Опять рычащая толпа на поиски попрёт —В былое, вдоль истоптанных дорог.За горными хребтами, что вгрызаются в лазурь —Зловещий край, не всем он по плечу;Там скрыты горы золота; быть может, это дурь —Но вновь удачи попытать хочу.К чему обетованья, коль останусь не у дел?В краю, что беспощаден, лют и груб,За дальними пределами последний есть предел —Там ляжет мой окоченелый труп.Лягу я не на погосте – место вам укажут кости,Заржавелые лопата и лоток;А участок тот богатый – золото греби лопатой, —Отведёт мне сам Господь Всевышний Бог.Перевод А. Кроткова

Черная овца

«Аристократические бездельники в Канаде часто находят себе применение в рядах Королевской Северо-западной конной полиции». (Цитата)

Внимайте овце, родившей его:    «Природы чудной курбет!На шкуре из братьев ни у кого    И пятнышка даже нет.»Внимайте баранам и валухам,    Внимайте их старикам:«Хоть мой, хоть песочь – он чёрен как ночь,    И стыд для стада, и срам».Колю дрова позади казарм, насуплен я и небрит;«Позор для полиции это, сэр», и друг меня сторожит;Мне так полгода пахать еще, но не откину копыт.«Полгода тюрьмы и уволен, сэр». Ну разве это не вздор?Всему виною спиртной закон, красотки туземной взор —Индейцу бравому я стакан налил – и весь разговор.По крайней мере писали так в газете, коли не врут,Я только помню, что поддавал – а после, друзья, капут:Больным очухался на губе, и тут потащили в суд.Судья сказал «Ты виновен» мне, а я промолчал в ответ;В тот вечер я хорошо гульнул, и был я изрядно вдет,А коли не помню я ничего – ну как тут ответишь «нет»?Но точно знаю, что это Граббл из местного патруля.Он в Итоне мне шестерил, причем его не пиявил я!Мне пьяный потлач устроил он, и вышла кругом петля.Уж я намастрячился в колке дров за столько позорных дней;А вон офицера жена идет, и взгляд надменный у ней —Племяннику графа снести его, пожалуй, всего трудней.А бедная матушка где-то там печально в окно глядит,По-прежнему любит она меня, не помня зла и обид.(Но тучный теленок, что дома ждет, наверное, подгорит.)И я однажды вернусь назад, в наш деревенский рай;Буду с барышней танцевать, протягивать дамам чай.Неважно, где был я, что повидал. Помни, да не болтай.И будут гордиться моя родня и край, где я жил и рос;Но разве исправят они меня? Нелепый, смешной вопрос —Снова уляжется в грязь свинья, вернется к блевоте пес.Кору удовольствий случалось грызть, и горькой была еда;Стоял против ада и муки, но держался в игре всегда;Я знал мгновения скорби, я знавал времена стыда.Все в прошлом: если сломался ты, натуре починки нет.Еще найдется, что промотать, пока не упал в кювет.И если к дьяволу этот путь, на беды – один ответ.Пропел вечерний рожок во тьме, товарищи встали в строй.Дежурные с кухни несут жратву и голосят вразнобой.(Помоюсь я в тюремной бадье и пол подмету метлой.)Я лягу в камере на тюфяк, не слушая крик и блажьМоих приятелей, что сейчас пьют из солдатских чашПод старый раздолбанный граммофон, гнусавящий «Патронташ».И смутно мне кажется, что дрова пихаю я в штабеляИз-за того, что с виски меня подставил подлянки дляГраббл, эта тупая скотина Граббл из местного патруля.Перевод Ю. Лукача