Страница 12 из 15
При непрерывной бомбёжке лагерю постоянно приходилось менять место дислокации, и лекарства либо терялись, либо второпях забывались. Поэтому солдатам давали то, что было, и лечили подручными средствами. Весь военный госпиталь сидел на морфии. Врачи, санитары, больные, солдаты наведывались туда за очередной дозой. Кому-то он помогал переносить тяжесть войны за счёт пребывания в вечном кайфе. Они говорили, что это приводило их в должную форму – так мир виделся более чётко, более ярко. Каждый день для солдата мог стать последним, поэтому он хотел прожить его радостно.
Также в джунглях, далеко от госпиталей, легко можно было достать траву. После очередного боя американцы собирались в лагерях, курили травку, рассказывали военные байки и делились своими воспоминаниями из мирного прошлого.
– А ты знаешь, что азиаты так хорошо научились убивать людей благодаря нам, американцам? Это мы показали, как нужно правильно расправляться с врагами.
– Да ладно! Серьёзно, что ли?
– Зуб даю, я слышал это от командиров. А ещё они мне дали один совет, рецепт выживания, так сказать.
– Какой?
– Убивай всё, что движется, иначе будешь убит сам.
Из полевого госпиталя на военную базу Патрик летел на вертолёте. Пребывание на борту было для военных своеобразным отпуском, поскольку предоставляло им несколько минут отдыха «без войны». А затем с базы на самолёте Джонс полетел в Техас к матери.
Так для него закончилась война с азиатами. Он выжил для того, чтобы жить дальше и попытаться создать свой мир – мир без боли и страданий. А для этого нужно было просто начать жить. Но это было совсем непросто. Жить, как остальные люди, чувствовать себя нормальным человеком, который не знал ужасов войны, не видел, как умирают солдаты на руках. Но что сделать с теми воспоминаниями, которые у него уже были? Ведь все это он видел! Видел молодых ребят, которые в предсмертной агонии зовут мать – единственную женщину, любящая беззаветно и бескорыстно, а на их окровавленных губах застывает одно-единственное слово, обращённое к матери, и это слово: «Прости».
Это слово Патрик хотел сказать матери, глядя в глаза. В госпитале, когда она к нему приезжала, сделать это не удалось, и он сожалел об упущенном времени. Ведь она к нему прилетела через тысячи миль, хотя безумно боялась самолётов и никогда не залезла бы в эту летающую машину, если бы не крайние и очень серьёзные обстоятельства. На кону стояла жизнь единственного сына, которого она могла никогда больше не увидеть живым, поэтому не попрощаться она просто не могла. Патрис бы никогда не простила себя за свою трусость. Поэтому когда сообщили, что её сын в тяжёлом состоянии лежит в госпитале во Вьетнаме, она не раздумывала ни минуты.
Зная его мать, можно подумать, что она готова была сама повести самолёт, оставив лётчиков на земле. Может, она так и сделала, кто теперь знает. Возможно, когда летела в госпиталь, то не сидела на месте ни секунды. Скорее всего, стояла в кабине пилотов весь полёт и подгоняла их, чтобы быстрее летели, а не тащились, как старые развалюхи. Про свою боязнь летать она наверняка тут же забыла, как будто и не было совсем этого страха. Всё-таки материнская любовь – самая сильная вещь на свете, она способна на чудеса и подвиги. Наверное, именно благодаря присутствию матери рядом Патрик поверил в то, что сможет выкарабкаться.
Бывало, конечно, что сил и желания жить просто не было. Случались моменты, когда он приходил в себя и ощущал такие физические страдания, что мышцы скрипели от боли и отказывались умолкать. Если бы не морфий, который спасал в промежутках между агониями, он бы разорвал на себе кожу, чтобы добраться до этих самых мышц, лишь бы только заткнуть их.
И как раз в те самые промежутки сознания Патрика, когда боль медленно отступала, словно волны во время отлива, он видел мать, которая держала его за руку. Так она, как будто старалась забрать его боль себе. За это сын благодарил её, сжимая женскую руку. Заглядывал в глаза, видел её слёзы, хоть мать и старалась держаться. Но когда она видела боль сына, слёзы с новой силой начинали течь из опухших глаз. Хоть он и пытался прятать боль, чтобы не причинять ей душевные страдания, она всё равно отражалась на лице. Это было невыносимо! Он хотел, чтобы мать уехала и не видела этих мучений, но в то же время так нуждался в ней, в её силе и выносливости, что не отпускал. Как бы он хотел быть таким же сильным и ничего не бояться!
В те самые минуты рядом с матерью он понял, что хочет жить и вернуться домой. Найти хорошую девушку. Завести семью и отблагодарить маму за то, что она сделала.
Спустя неделю, когда ему стало лучше и он уже мог сидеть на кушетке, мама сообщила, что уезжает, что не может больше находиться здесь по многим причинам. Её вызывали на работу, так как она уже почти два месяца находилась здесь. Патрик всё понимал, но когда она уезжала, слёзы наворачивались на глаза. Он смущённо отворачивался и рукавом рубашки смахивал их. Парень отпускал мать, но душа этого не хотела. За месяцы, проведённые рядом, он почувствовал такую душевную близость с матерью, какую не ощущал, наверное, с тех пор как стал подростком. Получается, что если бы его почти не убили на войне, мама не приехала бы к нему, и он не ощутил такого состояния родства с ней. Вот это и пугало. Он мог умереть, так и не узнав, насколько мать любит его, на что ради него готова. Патрик понял, что любая мать за своё дитя готова загрызть зубами каждого, кто причинит боль. Вцепиться в горло обидчику и не отпускать, пока жизнь не вытечет вместе с его кровью на землю.
Мать подарила ему столько сил, столько выносливости и радости жизни за эти месяцы, что он чувствовал себя переполненным сосудом, в котором плещется радость и любовь. И благодаря этим чувствам он летел домой к ней, чтобы сказать спасибо.
– Спасибо, мама! Я люблю тебя и прости меня за то, что я причинил столько страданий, – с трудом прошептал Патрик, так как в горле, как назло, проснулся комок от нахлынувших чувств. Мама стояла у двери дома и плакала, видя сына живого и здорового.
– Сынок, родной мой! Как хорошо, что ты приехал, я так скучала по тебе, милый мой. Проходи в дом, не стой на пороге. Рассказывай, как долетел, а можешь просто ничего не говорить, я и так всё вижу в твоих глазах. У тебя всё хорошо, а это самое главное. Знать, что у ребёнка всё замечательно – матери большего и не надо. Они сели на старенький диван, и женщина взяла сына за руки.
– Мама, я хотел тебе сказать, что через две недели я уезжаю к тёте Жанин и кузине Тине, они позвали меня к себе.
– Тина, хм… странно, зачем это они тебя позвали?
– Там, где они живут, есть работа, и меня уже ждут.
– Что же ты работу здесь не найдёшь? В нашем городе работники тоже нужны.
– Там хорошие деньги предлагают, надо подзаработать немного, а потом я вернусь к тебе обязательно.
– Послушай меня, сынок, деньги до добра не доводят. Деньги – это зло, запомни это!
– Ой, мам, что ты понимаешь! Там нормальные деньги готовы платить, здесь я и за полгода столько не заработаю! – с вызовом воскликнул сын.
– Ну как знаешь, как знаешь. Я вот что подумала, пока ты здесь, пообещай, что сделаешь кое-что для меня – выполнишь маленькую просьбу. Я не думаю, что для тебя это будет тяжело. Хорошо? Обещай, что выполнишь! – произнесла миссис Джонс.
– Конечно, всё что угодно, для моей любимой мамочки, – Патрик обнял её и поцеловал морщинистые, но такие родные руки.
– Я тут на днях закончила читать книгу одну, она оказалась такая интересная и поучительная. Я, конечно, понимаю, что ты не очень любишь читать. Жаль, что я не привила тебе любовь к чтению, но эту книгу ты просто обязан прочитать.
– Да когда читать, у меня и времени-то нет, я уезжаю скоро, – произнёс нехотя Патрик, пытаясь отговорить себя и маму от этого непривлекательного занятия. Но вспомнив только что данное обещание, снизил обороты, понимая, что это не такая уж большая просьба, и мысленно согласился.