Страница 11 из 15
Наконец багром зацепили и подтянули к борту. Потом отпаивали. Словом, ночь прошла чудесно, и вот теперь он веселится, идиот.
ГЕСТАПО
И снова завод - вонь - мрак - сварка - резка. Все время что-то вырывают и уносят, вырывают и уносят. Туда-сюда по центральному ходят люди. Работяги, разумеется, в ватниках, шапках, окаменевших сапогах. В центральном бедлам и непрекращающиеся звонки телефона. Только трубку положил - она опять задергалась. Ошалевший дежурный всякий раз хватается за телефон и говорит:
- 424 заказ, дежурный...
Наконец - после трехтысячного звонка - он не выдерживает и рявкает в трубу:
- Гестапо!!!
Центральный онемел, там, в трубке, тоже, потом оттуда раздается несчастненькое такое:
- Извините...
Минут пять не звонит никто, потом робкое - дзинь!
- 424 заказ, дежурный...
- О! - говорят в трубке и, повернувшись к кому-то: - А ты говорил "гестапо"!..
ДАЙТЕ МНЕ...
- Але... дайте мне крейсер "Киров" в Бискайском заливе... ...это крейсер "Киров"?
- Да.
- В Бискайском заливе?
- Да.
- Дайте мне начхима.. Начхим?.. Але... начхим?! Начхим?! Это начхим?! а?!.
- Это - начхим!
- А-а... наконец-то... Это ты, скотина!!!
МАЛЕНЬКИЕ ТРАГЕДИИ
(три штуки)
И КИНОСЦЕНАРИЙ
(одна штука)
I
Для чего существует флот?
Для инспекции Министра Обороны.
Генерал-инспектор - для флота стихийное бедствие: смерч - самум ураган - цунами, без штанов можно остаться.
- Всем по казармам и не высовываться! Вахтенных по подъездам расставить не ниже капитана третьего ранга!
Генерал на вертолете. На площадке его ждут. Генерал медленно вышел. Вертолетчики остались на местах с вертолетными лицами. Генерал по тылу.
Растопыренный начальник тыла шагнул к нему с рапортом. Ручки дрожат. Что-то долго докладывает. В это время появляется стая собак. Собаки любят парады, доклады, чувствуют торжественность минуты. Счастливая, улыбающаяся сука расположилась у ног генерала, весело поглядывая на начальника тыла. Ее свита - кобелей пятнадцать - расположилась полукругом, демонстрируя хвостами свое добродушие.
Начальник тыла, с лицом перекошенного страдальца, склонившись вперед, рука к козырьку, едя глазами, пытается ногой незаметно отогнать кобелей. Те весело отпрыгивают и возвращаются.
Замначальпика тыла понимает это движение ляжки начальника как сигнал лично ему, подзывает кого-то:
- Так, дуй на камбуз, и чтоб все там было в ажуре... да, и шампанское... (посмотрел на отчаянно лягающегося начальника) а лучше коньяк... давай...
II
Озверевший комендант врывается под стекло в рубку дежурного по гарнизону и орет:
- Я вам что?! Сколько раз?! Я вас спрашиваю! Хлопоухи! Вы что?!
Дежурный, вскакивая, тут же начинает орать в тон коменданту, но гораздо сильнее его, и орет он, обращаясь куда-то в угол, за шкаф:
- Я посылал?! Я кого посылал?! Я ему приказал что?! Что?! Что вы там сопли жуете?! Что я ему приказал?! ЧТО я ему говорил?! Где этот недоносок, мама его партизанская?! Сюда его!!! Сейчас я из него буду пищевод добывать!!!
Комендант, несколько ошалевший, пораженный тем, что у кого-то голос сильнее, чем у него, прислушивается с тем уважением, с каким один барбос слушает другого, успокаивается и говорит:
- Ладно, разберитесь... я у себя буду... - и уходит. Тишина. Дежурный смотрит хитро и говорит мичману, стоящему за шкафом:
- Никитич, пойди узнай, чего он хотел...
Мичман, принявший к этому времени окончательно форму табурета, осатаневший, вздернутый, застывший в икоте, ослабевает, выдыхая:
- Фу... ты... черт... Вот и дослужи так до пенсии... здоровым... суки... - и идет разбираться.
III
Лучший штурман флота на карачках у бордюра с гвоздем в руках.
Матросы рвут траву и подносят ему.
Он делает в песке дырку и втыкает пучок - получается ковер травяной.
Здесь утром проехал командующий, и командующий увидел, что везде растет трава, а здесь она не растет, и место от этого какое-то лысое. Крайним оказался штурман, вот поэтому он и втыкает теперь траву. Мимо едет комдив. Увидев штурмана, он тормозит.
- Что вы делаете?
Штурман на карачках:
- Траву сажаю.
- А если б вам рожи приказали на лопухах рисовать?
- Стал бы рисовать рожи,
Вскоре этот штурман был назначен флагманским штурманом.
КИНОСЦЕНАРИЙ
БРАТЬЯ НАДВОДНИКИ
Длинный, метров пятнадцать, железный трап закинут на противолодочный корабль. Трап стоит под 60° к планете. Он скользкий-прескользкий. Влезть невозможно... У трапа вахтенный.
Развевается флаг.
По трапу пытаются подняться слушатели Академии тыла и транспорта. Они прибыли на экскурсию. Полковник и два майора. В сапогах. Залезть можно, лишь хватаясь руками за леера и втягиваясь. Полковник и майоры ползут. Несколько раз оступившись, повисают, потом опять ползут. Доползли.
Развевается флаг.
Самый верхний, полковник, вдруг вспоминает, что нужно отдать честь флагу, отпускает руки от лееров и вытягивается (лапа к уху), какое-то время отдает честь, потом, поскользнувшись, (портретом о железо) падает, и, увлекая за собой остальных, с грохотом сапог все это несется к земле: трах-тарарах-тах-тах (последние "тах-тах" - два майора).
Ужасно.
Все это лежит, отчего пирс зеленеет.
Развевается флаг.
На звуки выбегает старпом.
- Так, - говорит он двум матросам, кивая на полковника, - вон тот мешок с сапогами втащить сюда, - думает секунду: - остальным бросить шкерт.
Остальные влезли по шкерту.
НЕТ, РЕБЯТА!
Замов не истребить! Это такая медуза, что режь ее хоть на миллион частей, а она все равно жива, да еще и дополнительные щупальца выпустила.
Были у меня, конечно, разные там мечтанья, что на заре перестройки им все-таки головки-то отвинтят. Особенно я эту замечательную возможность почувствовал тогда, когда они наверх стали подавать по своему обыкновению бумаги о комплексных планах перестройки и докладывать ежедневно о количествах перестроившихся. Но быстро те мысли меня оставили, хоть я и видел, что политотдел переживает непростые дни, и длительное время считал, что скоро они будут зарабатывать на жизнь тем, что начнут продавать за рубеж недоношенных младенцев, Я даже на стенде наглядной агитации - том, что в штабе дивизии висит, - наблюдал начавшиеся у них содрогания. Там была фотография - "Михаил Сергеич и Раиса Максимовна посещают корабли", - так вот, показалось мне, что Раиса Максимовна горько плачет. Придвинулся поближе, а это ей глазки кто-то аккуратненько иголочкой выколол.