Обещанная временем

– Лали, дочка! Где ты была весь день?

Отец шагает ко мне с распростертыми объятиями. Что-то в его поведении настораживает. Слишком наигранно.

Стягивая с себя кружевные перчатки и бросая их на столик возле двери, я иду к нему на встречу, позволяя обнять, а сама, тем временем, оглядываю прихожую, пытаясь понять первопричину.

Но ничего нет. Даже слуг.

Белая прихожая с мраморным полом переходит в зал высотой в три этажа, увенчанный стеклянным расписным полотком. Дальше двусторонняя лестница, красиво овивающая обе стены.

Из прихожей, когда задираешь голову вверх, открываются пролеты двух жилых этажей, с ограждениями из красного дерева. Там располагаются в основном спальни, гардеробные и комнаты для гостей. Здесь же, на первом, проходят все приёмы отца, благо, огромное пространство это позволяет. Также, тут находится библиотека, кухня, и в дальнем крыле – комнаты слуг.

Я сворачиваю направо, следуя за отцом, который продолжает щебетать какие-то глупости.

И снова это предчувствие. Он никогда так не делает. Обычно папа лишь мельком целует меня, и уходит в кабинет, продолжая заниматься государственными делами. Частенько он даже обедает там, оставляя меня в одиночестве в огромной столовой.

И лишь когда мы заходим в гостиную для особо важных гостей, я наконец, понимаю в чем дело.

Красные расписные ковры и антикварная мебель, обитая алым бархатом. Золото на канделябрах и стенах, окна в пол с выходом с прекрасный сад, особую гордость моего отца. Ну и, разумеется, рояль, на котором никто не играет. Точнее, когда-то за ним ним сидела моя мать. Одни из самых светлых воспоминаний моего детства – как я просыпалась, слыша чудесные звуки музыки, разносящиеся по нашему дому, и неслась со всех ног, чтобы обнять ее.

С ее ранней и несправедливой смертью, музыка в нашем доме стихла. Отец становился все более замкнутым, а я обрастала все большим количеством нянек и учителей. В конечном итоге, мы с отцом виделись крайне редко, хоть и жили в одном доме. Он посвятил всего себя Государству и Аргарду. Судя по всему, политика для него была надежнее, чем хрупкая человеческая жизнь.

– Лали, дочка, это Гай Яр, – выплывая из собственных мыслей, я замечаю стоящего у окна мужчину.

Его голова гладко выбрита, исключение составляет только косичка на самом затылке. Череп покрыт татуировками геометрических символов, что сразу выдает в нем человека, принадлежащего к граштриям – касте воинов.

– Добро пожаловать в дом Ра, – любезно произношу я, протягивая ему руку.

Гай сомневается, бросая взгляд на моего отца за спиной. Тот, судя по всему, кивает, потому что Гай тут же берет мою руку в свою и подносит к губам. Высших девушек не должен касаться мужчина. Лишь с разрешения отца или мужа. В противном случае, угадайте, что? Правильно – смерть.

Я замечаю, что костяшки пальцев Гая сбиты, и руки так же покрывают причудливые узоры. Мне становится интересно, как далеко тянутся татуировки, но моему взгляду открыта только кожа на запястье и голова. Все остальное его тело затянуто в тугую жесткую ткань формы воина. Спасибо еще, что снял оружие, явно готовился ко встрече. Вместо этого надел пояс с металлическими медалями разной формы, каждая из которых говорила о какой-то его заслуге перед Аргардом.

И тут мне становится интересно. Военный в нашем доме. В форме, но без оружия. Костюм не напялил, что говорит о том, что не рук моих, ни сердца, он не хочет. По крайней мере, пока. Но медали-то все-таки при нем. Что это значит?

С вопросительным взглядом, приправленным самой любезной из моих улыбок, я оборачиваюсь к отцу.

– Ну, – папа тут же начинает суетиться, и я безошибочно угадываю его волнение, – Гай Яр зашел ко мне по важному делу, и мы должны отправиться в ратушу, но мне нужно закончить одно, кхм, дело. Лали, будь добра, развлеки пока нашего гостя, а я закончу, – он идет в сторону параллельную от своего кабинета, но тут же спохватывается, и разворачивается, – да, а я закончу.

Пряча улыбку, я смотрю вслед отцу, прежде чем повернуться к Гаю.

– Что же…

– Что же…

Мы одновременно произносим одно и то же и улыбаемся друг другу.

– Значит, вы играете, вега Ра? – интересуется он, указывая на рояль.

– Нет, – я отрицательно качаю головой, приглашая его сесть на красную софу, – играла моя мать, но она уже давно покинула наш мир.

– Мне очень жаль…

– Нет стоит, это было очень давно, – я улыбаюсь, чтобы сгладить неловкость. – А вы связаны делами с моим отцом?

– Не совсем так, – он даже на софе сидит с идеально ровной спиной, – он связан с моим отцом, министром военных дел.

Самореклама пошла, ага. Значит, все-таки жених.

– Тогда как же вы оказались в нашем доме? – я улыбаюсь очень любезно и хлопаю глазами специально, чтобы мои слова не выглядели дерзостью.

Гай Яр смотрит на меня несколько секунд, явно въезжая в смысл сказанного. А потом… Начинает громко и заразительно смеяться.

Теперь уже мне становится неловко.

– Простите, – он старается прекратить приступ, беря чашку чая с подноса, который как раз принесла горничная, – меня предупреждали о вашем характере, но я не ожидал, что нападение произойдет мгновенно.

– Пре… Предупреждали? – не понимаю я.

– Только не говорите, что для вас это новость, – он подмигивает, делая еще один глоток из чашки.

– Простите, но при при всем уважении, я правда не понимаю, о чем вы. – Беря с него пример, я хватаю вторую чашку, но скорее, чтобы прервать зрительный контакт и привести мысли в порядок.

– Не надо, Лали, вы так хорошо начали, и вдруг включили отступление?

Уже не пряча удивление, я смотрю на него во все глаза, видя в них задорную искорку. Что же, ты сам напросился…

– Любите досужие сплетни? – надменно произношу я.

– О вас говорят все Аргарде, сложно остаться в стороне. Но позвольте заметить, что не все слухи оказываются ложью.

– О моей неземной красоте, например? – усмехаюсь я.

– О вашем ядовитом характере, – все с такой же уверенностью и учтивой улыбкой отвечает он.

Да он издевается!

Нападать на меня в моем же доме!

И вообще, атака – моя прерогатива. Не его. Да что он вообще себе позволяет?!

– Не знаю, что за игру вы затеяли, но она мне не нравится. – С самым оскорбленным видом произношу я, указывая глазами в сторону выхода. На языке нашего этикета это значит, что гостю пора уходить.

Но нахал не двигается с места.

Более того, теперь он принимает расслабленную позу, откидываясь на спинку софы, и вытягивая руку вдоль ее спинки. Его пальцы тут же оказываются в опасной близости от моего плеча.

Да этому типу нравится играть с огнем!

Не двигаюсь с места, делая вид, что не заметила его жеста.

– Я не виню вас, Лали, – внезапно произносит он, склоняя голову к плечу, – наверное, это утомительно, испытывать на себе атаку буквально каждого веги в Аргарде. Но и их можно понять, – тут же добавляет он, получая за это еще один сердитый взгляд, – вы самая желанная невеста Аргарда. Не только из-за вашей неземной красоты, как вы выразились, но и из-за связей вашего отца, чистоты крови. Поверьте, девушек с такой безупречной родословной и незапятнанной честью просто нет.

– Вы это не понаслышке знаете, да? – не удерживаюсь и вворачиваю я.

К моему неудовольствию, он вновь заходится громким грудным смехом.

И тут я замечаю, что вообще-то он ничего.

Эта мысль ударяет меня обухом по голове.

Обычно я даже не рассматривала своих жертв на предмет привлекательности.

Мне просто хотелось досадить отцу, который сетовал на то, что я отшила всех мужчин из приличных семей, и остались одни только кутхи.

Гай Яр обладал жесткими, мужскими чертами лица. Его кожа была немного обветренной, гладко выбритой. Глаза глубоко посажены, от чего взгляд казался еще более пронзительным. Мощное тело с сильными мышцами, которые читались даже сквозь толстую ткань военной формы. Но самым притягательным был тембр голоса и сила, буквально исходящая от него. Да, разумеется он был воином, и это казалось должно было быть очевидным. Но я знала многие примеры того, как наследники своего рода совсем не соответствовали этому званию. Гай Яр же был настоящим граштрием.