Страница 169 из 182
Тяжёлый и отчаянный вздох вырывается из горла ледяного, когда он пробегается в последний раз своими пальцами по роялю, выдавая короткую мелодию, резко обрывающуюся на особо высокой ноте.
— Брат… Он решил потратить свой дар, чтобы наказать этого дракона. Всё, что он создавал, всё, к чему он стремился, кануло в бездну океана. Имя этого дракона было стёрто и забыто всеми драконами Пиррии, даже им самим. Его деяния были стёрты — больше никто не помнил этого дракона. Но, что самое страшное, бесценный опыт о дракомантии, копящийся веками, был полностью уничтожен. В порыве ярости каждая крупица знаний, каждый свиток с тайнами был стёрт, оставив лишь устные сказания, передающиеся как легенды и страшилки для маленьких драконят. И если бы брат знал, что именно этого добивался коварный ночной… Те места, где раньше была наука, заняло суеверие. Больше не учили дракомантов, не передавали накопленную поколениями им мудрость о ценности мысли, о собственных эмоциях. Самая болезненная утрата, приведшая к рождению Мракокрада. Маленький дракончик, не знающий границ собственных сил. Заложник судьбы, который не только забрал у ледяного племени дракомантию, передав её ночными, но и должен был стать первым шагом на пути к их величию… Если бы он не оступился. Иронично, что именно незнание в конечном итоге привело к его падению. Нехватка чужих наставлений, понимания природы своих способностей. Для всех дракомантов их сила — лишь опасная игрушка, облечённая суевериями и страхом. Столько было потеряно на долгие века, но теперь… оно будет восстановлено.
Встрепенувшийся ледяной окидывает своим взглядом библиотеку вокруг, с улыбкой смотря на каждый перетянутый кожаной ленточкой свиток.
— И дополнено, — тихо шепчет себе под нос Мастер, упёрший свои локти в клавиши и вновь глянувший на нас. — Этот дракон возвращается к своей речи. Осталось совсем немного, не беспокойтесь. На этом, Дар брата, Дар Забвения не был закончен. Он заточил этого дракона. Глубоко под вечными льдами была темница младшего принца, в которой он должен был существовать до конца всего сущего, способный лишь смотреть на мир глазами тех, в ком есть родственная кровь. Но был и второй дар, отданный королеве, забывшей о существовании одного из своих братьев. Дар Спасения, как назвал его старший, глазами которого в то время этот дракон смотрел на мир. И дар этот гласил, что если ледяному племени будет грозить полное уничтожение, оно будет спасено чудом, явившимся из вечных льдов. Честь и надежда, возложенная на плечи этого дракона. Пугающая и тяжёлая. Ведь этот дракон не винил своего брата в содеянном, не винил своё племя. Их обманули, обвели вокруг когтя, и они этого даже не понимали. Их вины в случившемся не было, и в час величайшей нужды этот дракон готов помочь тем, кто о нём забыл. На этом всё закончилось. Почти. Последнее, что помнит этот дракон перед долгим сном, это как его брат медленно поднимается всё выше и выше, с сожалением говоря себе под нос, что всё могло бы быть по-другому, что этот дракон поддался проклятью, позабыв о том, чему их учили. Он поднимался всё выше и выше, туда, где даже небесные не отваживались летать. Дорога старшего брата вела его туда, откуда когда-то он пришёл — к звёздам, загорающимся узором на темнеющем небе, одной из которых он и стал. «Око великого ледяного дракона» — красивая легенда для того, кто был слеп в своих суждениях. Этот дракон лишь надеется, что где-то там средь звёзд скитается по небу его прозревший брат…
Неужели эта история закончилась? Я смотрю на этого явно ненормального дракона, прикрывшего глаза, пытаясь структурировать всю сказанную им информацию. Стоп, но ведь, по его словам, выходит, что сейчас ледяному племени угрожало что-то смертельно опасное?
— Вот только последнем даре старшего брата была порождённая спешкой ошибка, — тяжело вздыхает дракомант. — В самой формулировке. Каждый раз, когда ледяному племени угрожала опасность или возникала вероятность гибели — оковы этого дракона слабели, постепенно теряя над ним власть. Событие за событием он покоился во льдах, чувствуя, как постепенно возвращаются к нему отнятые силы. И даже больше — в тишине и во мраке у него было достаточно времени, чтобы поразмышлять над природой дракомантии. Он видел падение Мракокрада его же глазами, ведь в ночном текла его кровь. Видел очередное предательство, задуманное коварными ночными, не желающими услышать голос несчастного полукровки. Снова ложь и страх непонимания. Он видел войны минувших тысячелетий, безумие и страх, сковывающие новых дракомантов. Каждое событие подтачивало оковы его тюрьмы, и к очередной войне в песчаном королевстве он смог пустить в мир идею своего образа. Сотканный из тумана дракон, скользящий под облаками и способный подарить надежду тем, кто был предан или обманут. Он спас морскую, которую её сородичи хотели растерзать за непохожесть. Он помог небесному дракону, не заметившему, как он прилетел в засаду другого племени. Он дал новую цель тому, кто также, как и этот дракон, сразился со смертью. Они стали первыми, выжидая последнего момента, перед тем как направиться на зов этого дракона. Пробуждение Мракокрада… Треснувшие цепи уже практически не держали этого дракона. Ему было больно знать, что его свобода стоит десятков жизней заживо гниющих сородичей, но он не мог в тот момент им помочь, не мог поделиться своим знанием и сохранить их от мести ослеплённого ложью полукровки. И затем, через несколько лет, цепи рассыпались. Свобода пришла к этому дракону, но он не понимал почему. Он знал, что лишь угроза родному племени может освободить его, но он не видел этой угрозы. Он искал по всей Пиррии, но нужно было искать за пределами. Другие земли, объятые кровавой расправой. Они копили силы, они знали об Пиррии. Он готовились нести смерть и уничтожение. Разрушить всё на своём пути, что так любил этот дракон. Они готовились принести своё осквернённое подобие порядка, где не достойные поднимаются к вершинам, а роль играет право рождения. Этот дракон не мог допустить этого. И он начал действовать, собирая силы и вырабатывая план.
— И при этом ты всё ещё хочешь подарить свой, кхм, «дар» своему племени? — на всякий случай решаю уточнить я.
— О, ты начала понимать? — улыбается ледяной дракон. — Конечно. Таким образом можно будет навсегда обезопасить Пиррию, ведь драконы, представляющие угрозу, не будут способны жить в таких условиях сами по себе.
«Угу, как и часть коренных племён», — с ужасом думаю я, не решаясь, впрочем, этого произносить. Не стоит лишний раз провоцировать этого дракона.
— А после, когда защиту родных земель уже нельзя будет пройти и объединённое королевство под руководством благородной правительницы расправит свои крылья, можно будет подумать над тем, что делать с теми драконами. Возможно, даже им принести истинный порядок? — с глухим смешком кивает ледяной дракон, вместе с этим проводя лапой по своей морде. А затем ухмылка, пугающая меня, мелькает на его морде, когда он, подавшись вперёд, наполовину нависает над роялем. — Но это не всё. Осталась ещё одна маленькая деталь, которую этот дракон жаждет рассказать вам, ведь кто, если не вы, поймёт его.
«Возможно, конечно, поймём, но не одобрим», — мрачно отмечаю я про себя.
— А заодно это послужит и доказательством того, что этот дракон не врёт. Тогда, на площади, ещё до заточения, тело этого дракона умерло. Сердце перестало биться, разорванное замёрзшей кровью на куски. Но этот дракон продолжал мыслить, продолжал существовать, пусть его тело и было похоронено отдельно от заключённого в тюрьму камня. И когда пришло время, он нашёл его. Останки, которые он смог восстановить. Кости и разорванная кожа, изменённая подчинённой ему силой. Незнающие устали, не требующие воды и еды. Забавно, что только за чертой жизни можно найти бессмертие. Смотрите же.
Кажется, я уже знаю, что сейчас увижу, а поэтому прикрываю крылом мордочку своей сестрице, с ужасом смотря, как чешуйки дракона оплывают волной тумана, утекающего куда-то во внутрь доспеха. Лишь гладкий, полированный драконий череп, в глазницах которого горят два пылающих голубых огня, будто зависших в пустоте.