Страница 2 из 104
"Нет, ничего не помню. Ничего... Э-эй, стартер, ты слышишь меня? Заводись! Крутись, подлец! Вращайся".
Демид стиснул зубы, напрягся, мысленно пытаясь провернуть стартер. Боль отозвалась резким толчком в затылке. Никакой реакции. Двигатель молчал.
Дема закрыл глаза и улыбнулся, кулаки его разжались. Он вдруг перестал воспринимать машину как механическое существо, сборище соединенных между собой шестеренок, шлангов и болтов. В глубине сознания он уловил нечто похожее на душу этой жестянки на колесах. Жигуль чувствовал себя сейчас, как пятилетний ребенок, который обиделся на маму, отшлепавшую его за разорванные штаны.
– Ну, что ты, малыш, не обижайся, – сказал Демид. – Прости свою глупую хозяйку. Она ведь такой же ребенок, как ты. – Дема погладил руль – пластмассовая поверхность его была теплой и гладкой.
Стартер заработал. Звонко и спокойно. В голосе его слышалось: "Я самый исправный стартер на свете, похвалите меня, пожалуйста!". Демид нажал на педаль газа, мотор чихнул и уверенно набрал обороты. Дема открыл глаза – американка вытаращилась на него с изумлением и испугом. Удивляться было чему – Демид забыл вставить ключ зажигания в гнездо. Двигатель работал и без этого.
– Ничего, ничего, спокойно, – пробормотал Демид и вернул ключ на место.
Маленькая теплая рука опустилась на его колено.
– Оh, how did you cope?* [О, как у вас это получается?(англ.)]– Девочка смотрела на него, как на волшебника.
– Very simple. That's a kind of magic.* [Очень просто. Что-то вроде волшебства (англ.) – Фраза из кинофильма "Горец".]
– Sorry, I was too much trouble for your. Thank you for all you've done for me. I don't know what to do for you. Maybe...* [Извините, я доставила вам столько хлопот. Спасибо за все, что вы для меня сделали. Даже не знаю, как вас вас отблагодарить. Может быть... (англ.)]
– Слушай, говори по-русски, а? Это будет самым большим подарком. Понимайт?
– Нье понимаю, – неожиданно сказала девушка. – Плохо знаю русски. Извиньите. Sorry.
"Ах ты глупышка! – Дема растрогался. – Надо же, русского языка не знает!"
– Jane, you must go. You are wonderful girl, but I think this place is not suitable for communication. Go and good luck!* [Джейн, тебе надо ехать. Ты замечательная девушка, но мне кажется, что это место не очень-то подходит для разговора. Поезжай и всего хорошего!(англ.)]
– Thank you very much, Demid! Where can I meet you? I'd like to present you something for a keepsake.* [Спасибо вам огромное, Демид! Как вас найти? Я бы хотела подарить вам кое-что на память.(англ.)]
– Here is my telephone number, – улыбнулся Дема и написал ручкой номер на ладошке девушки. – Well, don't hate your car. I think, this is very miserable creature! Good bye!* [Вот мой телефон. Да, зря ты ненавидишь свою машину. Мне кажется, это очень несчастное создание! Пока! (англ.)]
Он вылез из машины и побежал дальше. Не оглядываясь.
"Зря я так быстро смотался. Пригласил бы эту американку на дачу. Чайку бы погоняли. На англицком поговорили. Может быть, я бы ей и понравился?"
Если бы бедный Дема знал, какие последствия в его жизни будет иметь эта встреча, он бы сменил внешность, ушел в глубокое подполье и год не высовывал носа. Но он бежал, блаженно щурясь от солнца и вспоминал забавную белобрысую девчонку.
ГЛАВА 2
– Подъем! – громко скомандовал Демид.
Было уже одиннадцать часов утра, а он все еще сидел на диване, положив ноги на табуретку, и никак не мог заставить себя вымыть посуду после завтрака. Честно говоря, тарелки были не мыты также и с ужина. Посуда уныло кисла, сгрудившись жирными фаянсовыми блинами в раковине и на кухонном подоконнике. Это был своеобразный запой, хотя не водка, а лень и слабовольность правили бал в маленькой квартирке Демида.
Так начинался каждый отпуск Демы, если он только не уезжал немедленно из дома. Обычно жизнь его была расписана по минутам и он не позволял себе расслабиться. Вечный цейтнот – вот что было уделом Демы. И мечты его носили некий отвлеченно-утопический характер: "Господи, дожить бы до отпуска! Клянусь, я не буду более думать о работе, я сделаю все то, что задолжал своим друзьям и себе самому". И список неотложных дел давно уже был составлен, и на первом месте, конечно, стояли дела самые приятные и милые сердцу, и ничто не препятствовало наконец предаться долгожданному действу
(С чего начать? Открыть учебник китайского языка и вглядываться в хитрые закорючки до белых пятен в глазах? Позвонить Лариске – сказать, что виноват и приглашаю ее на ужин при свечах? Чертыхаясь готовить курицу, мыть пол, целовать ручку, пить сухое вино и чувствовать что все это не то, не то, не то... Повесить полку в ванной? Долбить дурацкую стенку дрелью, ввинчивать шурупы, хряснуть кривую полку молотком чтоб она разлетелась на тысячу кривых осколков...)
Увы, увы, увы... Все эти дела не требовали принуждения. Они были лекарством для души и нуждались во вдохновении. А вдохновение не приходило... Демид третий день лежал кверху пузом на диване и читал какую-то кретинскую фантастику, от которой выворачивало кишки.
Дема медленно, как во сне, поднял правую ногу и поставил ее на пол. Нога не выражала особого желания идти куда-то. Она глядела на хозяина с немым укором: "Послушай, мужик, оставь меня в покое. Если я к тебе приделана, это еще не значит, что ты можешь заставлять меня делать все, что тебе заблагорассудится. Положи меня обратно. Считай, что меня вообще нет. Я тоже в отпуске".
– Ну-ну, не балуй, – лениво сказал Демид.
Господи, да что же это такое! Неужели никто о нем так и не вспомнит? Небось, когда он занят так, что дым из ушей валит, всякие там друзья просто покою не дают, всем почему-то до зарезу нужен Демочка, и немедленно! А теперь, когда он сражен острым приступом хандры и лени, когда у него нет сил доползти до телефона, ни одна собака не позвонит. Лежи и помирай тут с голоду.
Телефон зазвонил.
– Да перестань ты звонить, гад! Подушкой, что ли, в тебя запустить? Звонют и звонют, не дают человеку отдохнуть... Сейчас в гости напросятся, уборку делать придется...
Так бормотал Демид Петрович Коробов, вялой трусцой продвигаясь к телефону. Он был страшно рад, что кто-то вспомнил о нем. Без внешнего импульса выйти из своего каталептического безделья он был не в состоянии.