Я и Ю, или Все хорошие девушки уже замужем

– Это все не совсем так, как ты себя представляешь, – спокойно отозвалась девушка. – На самом деле речь не идет о гаджетах или загрузке информации. Я ведь просто перевожу на земной язык, то есть на язык земных понятий, то, о чем вы представления не имеете. И то, что я при всем желании не объясню тебе как следует, особенно учитывая, что мы с тобой не технари. Я не смогу рассказать, а если б и могла, ты бы все равно этого не понял.

– И опять все очень удобно и складно у тебя выходит! – воскликнул я. – Сейчас ты скажешь, что это вообще биологическое свойство всех эфирцев – быть наполовину компьютером, роботом или… не знаю, как еще у вас там это все называют…

– Ты сейчас весьма близок к истине, – заметила Ю. – Действительно, это все каким-то образом наши биологические свойства. Но только привносимые извне. Специальная, как это по-вашему сказать, обработка, что ли, каждого младенца…

– Ну-ну, генная инженерия, – кивнул я уже с меньшим скепсисом.

– Что-то типа того, – пошевелила пальцами Ю. – Так мне ждать от тебя статьи?

Но я продолжал стоять на своем:

– Из-за такой статьи у меня могут быть неприятности.

– Уволят тебя, что ли? – недоверчиво посмотрела на меня Ю.

– Не исключено.

– Но тебе же дали это задание!

– Да нет, я сам вызвался. Просто проверить. И теперь, когда я знаю, что это связано с тобой, я не хочу об этом писать. Тем более в редакции я уже сказал, что это все чушь и писать тут не о чем.

– Очень мило с твоей стороны, – обиженно сказала Ю.

Я уже хотел было согласиться, но мы подходили к моему подъезду – и я решил продолжить этот разговор дома.

Однако дома мы продолжали соблюдать правило относительно запрета всяческих «рабочих» разговоров. И Ю была так же бесконечно мила, прелестна, сексуальна и отзывчива, как всегда, ни единым жестом или словом не намекнув, что она мной хоть в чем-то недовольна.

«Ладно, – подумал я, когда через несколько часов мы с Ю по традиции пошли обратно до ее дома, – если она снова об этом заговорит, я сразу соглашусь».

Но она не заговорила, и я тоже не стал возвращаться к этой теме.

037

Утром я включил телевизор, пока собирался на работу. Телевидение я не смотрел, а только изредка слушал в фоновом режиме, да и то лишь те каналы, где круглосуточно крутили старое кино.

В этот день на одном из таких каналов показывали «Девять дней одного года». Этот фильм я смотрел когда-то давно, чуть ли не в детстве, и не помнил из него почти ничего. Но сейчас я включил на сцене, которая сразу привлекла мое внимание, – я даже сделал погромче.

На экране молодой черно-белый Козаков стоял с бокалом в руке и разглагольствовал на космические темы: «Может быть, еще наш современник вырвется за пределы Солнечной системы и устремится в глубины Галактики».

Эта реплика вызывает протесты со стороны других присутствующих – Баталова, Никулина (не Юрия, а Валентина) и особенно Евстигнеева. «Размер нашей Галактики – сто тысяч световых лет», – принимается поучать последний. Затем он интересуется у Козакова, как глубоко тот намерен забраться в эту самую Галактику. «Пятьсот световых лет», – бросает Козаков. Дальше кто-то резонно шутит, что столько не живут и что при полете при скорости, близкой к скорости света, пассажиры попросту распадутся на элементарные частицы. Скрупулезный Евстигнеев же принимается что-то высчитывать по бумажке – и в конце концов провозглашает: «Для облета части Галактики в разумный для человеческой жизни срок вам десять в двадцать второй степени тонн самого современного экстрагорячего. Справка: наша планета весит несколько меньше».

Я погасил телик – и вышел на улицу. Настроение после кинокуска советской жизни было немного подавленное, хотя обычно бывало наоборот.

Я вновь задумался о побасенках Ю, хотя дал себе слово думать только о ней, а не о ее фантастическом, так сказать, дискурсе. Но, как известно, усилием воли нельзя заставить себя не думать о чем-то. И на сей раз я решил попытаться не насиловать себя, а, выражаясь языком пошляков, расслабиться и получиться удовольствие. Удовольствие, правда, было ниже среднего – и как только я предался этим мыслям, мне все больше становилось не по себе.

Как ловко она все-таки придумала с этим другим измерением! Видимо, что-то понимает и в астрономии и так далее. Да еще б не понимала – она ведь умная. Да, очень умная – уже хотя бы потому, что надо быть семи пядей во лбу, чтобы изобрести такой розыгрыш и так долго его поддерживать.

Впрочем, розыгрыш ли?.. Нет-нет, об этом лучше и не заикаться – даже с самим собой. Я не поддамся. Я могу сделать вид, что поверил, и даже очень убедительный вид – и ради Ю я сделаю это, не моргнув глазом. То есть, понятно, не ради нее, а ради того, чтобы быть с ней. Но пытаться искренне поверить – это все равно что… Все равно как если бы я влюбился в очень религиозную девушку и принял бы ее религию по этой причине. Хотя это перебор, разумеется. Нет, я бы на такое не пошел. Потому что – а если такая девушка оказалась бы сектанткой? Я бы и в секту, что ли, вступил? Нет, истово верующая девушка мне вряд ли бы понравилась… Хотя в таких вещах лучше не зарекаться. Если бы мне еще месяц назад сказали, что я полюблю барышню, которая считает себя инопланетянкой, я бы очень долго смеялся…

Но в том-то и штука, что Ю слишком умна и нормальна, чтобы быть сумасшедшей. Нет, тут только два варианта: либо она разыгрывает, либо… Либо – что? Либо с другой планеты, из другого измерения? Этого не может быть, потому что не может быть никогда! Однако чеховский герой, которого обессмертила эта фраза, заблуждался. Может, и я заблуждаюсь?..

Честно говоря, в глубине души мне бы очень хотелось, чтобы все слова Ю оказались абсолютной правдой. Не потому, что мне приятно было бы узнать на существование внеземного разума, – плевать мне, честно говоря, на эту проблему. Но мне более чем небезразлична Ю – и, конечно, ее отношение ко мне. И если в конце концов окажется, что все это и впрямь было затянувшимся розыгрышем, издевательским фарсом, то… то… то я не знаю, что со мной будет. Я сойду с ума или умру от горя, обиды, от такой жестокой игры с моими чувствами…

К счастью, я уже подходил к редакции, где смог оперативно отвлечься от всех этих бесплодных и тяжелых размышлений.

А вечером того же дня случилось такое, что проблемы, мучавшие меня утром, показались совершенно незначительными и пустяковыми.

038

В течение дня настроение у меня понемногу улучшалось, ибо каждая прошедшая минута приближала вечернюю встречу с Ю.

А в конце концов мне еще удалось вырваться из редакции раньше, чем я рассчитывал. Я позвонил Ю, сказал, что зайду за ней буквально через четверть часа, она была очень рада этому – и на всех парусах я полетел к ее дому.

И вот мы уже снова идем по улице и мило разговариваем. Хотя до моей квартиры еще далеко, и табу, наложенное нами на определенные разговоры (их можно назвать «серьезными», а то и «неприятными», учитывая, какие мучительный осадок подчас после них остается), не действует, мы почему-то говорим исключительно о посторонних пустяках. Что меня очень радует.

По мере приближения к моменту, когда мы с Ю наконец снова останемся одни в пустой квартире, возбуждение мое растет – и я, не боясь выглядеть пошлым, с придыханием произношу:

– Очень тебя хочу. Весь день только об этом и думаю.

Ю выглядит польщенной и смеется. Но все-таки отвечает примерно такой репликой, какую я от нее и ожидал:

– Об этом – или все-таки обо мне?

Как приятно предугадывать слова возлюбленной! Тем более что заранее можно придумать подходящий ответ. Вот и я отвечаю Ю той фразой, которую она, вероятно, тоже предугадала:

– В первую очередь – о тебе. А об этом я вообще отныне думаю только в связи с тобой. Ты и это для меня теперь неразрывны. Это без тебя меня больше не интересует…