Магазин натипков

Тут я не выдержал:

– Тебя чего-то не устраивает? Так и скажи ему.

– Да мне вообще фиолетово. Я с женой поеду, а она у меня коренная петербурженка.

После того, как Дима увел у Олега даму сердца, Олег поехал на все летние каникулы в Питер развеять свое горе. И там-то познакомился с девушкой Анютой, на которой скоропостижно женился.

– Она у меня блокадница! – гордо заявил он, когда знакомил нас. – Ее мама и бабушка блокаду пережили!

Я, конечно же, поздравил его с таким жизненным приобретением. Хотя мне самому было непонятно, зачем и ради чего. Но он сам дал ответ, продолжив свою речь:

– Я вот закончу институт и перееду в Питер с Анютой. А этот Дима пусть подавится своей Катей…

Катя – это та девушка, которую Дима увел у Олега. А я возьми и ляпни:

– Так пока ты в Питере искал свое счастье, они уже расстались…

– Да? – Олег покрылся алыми пятнами и заходил желваками. Он всегда так делал, когда злился. А еще зубами скрипел. Но сейчас сдержался, чтобы виду не подать. – Быстро они! За три месяца, да? Ну, так все равно пусть оба подавятся. А мы в Питер переедем. Да, Анюта?

Анюта, девушка с хищными чертами лица, маленькими острыми глазками и орлиным носом типа клюв, улыбнулась, обнажив свои клыки, и произнесла совершенно беззаботно:

– Ну, конечно, Олежек!

Я подумал: «То ли она совсем бум-бум, то ли вид делает. Все же понятно!..» А еще «О» у нее выходило какое-то особенно круглое и протяжное. Вологодское какое-то… Мне стало жалко Ооолега. Все же было шито белыми нитками. Анюту, кстати, взяли швеей-костюмером в нашу студию. Тут еще дым прошлых любовных баталий не развеялся… А она как ни в чем не бывало мерила, шила, гладила и одевала… Лучше бы она этого не делала. Потому что птичий у нее был не только нос, но и руки… Но надо же ей было где-то работать… и желательно рядом с мужем… А так как на такую зарплату костюмера никто не соглашался, тут для нее все и сошлось. В общем пригодилась она…

А меня опять унесло в сторону! Но это чтобы вам понятно было!

Закончилось, значит, собрание, и мы отправились по домам укладывать чемоданы и набираться творческих сил, как рекомендовал нам худрук. Отъезд планировался через неделю.

Я вам не рассказал про состав нашего коллектива… Но это и не к спеху. Меня, Олега, Анюту, Ларису, Дмитрия и Катю вы уже знаете. С остальными познакомитесь по ходу наших гастролей. Скажу только, что жили мы одним дружным, насколько это возможно, как вы уже понимаете, коллективом. А Дима называл нас семьей. Наверно, потому, что успел переспать почти со всеми девушками нашей студии.

– Мы – семья! – говорил он.

– Со всеми вытекающими и втекающими последствиями! – язвил на ухо Олег.

В ближайшие семь дней нужно было найти зимнюю верхнюю одежду. Хоть какую-нибудь. Подобающую, по нашим представлениям, питерской зиме. А еще Анюта как истинный знаток нравов северной столицы написала список того, что необходимо взять с собой «в обязательном порядке». Среди всего прочего красным были выделены следующие позиции:

– Чай в пакетиках (можно и развесной, если будет, где заваривать), так как в Петербурге с чаем могут быть проблемы ввиду не особой популярности.

– Теплые носки и варежки.

– Консервы, тушенку на первое время, так как неизвестно, где и на каких условиях нас поселят. А Питер полон сюрпризов в плане снабжения продовольствием.

– Хозяйственное мыло. По причинам см. пункт 3. А стирать придется.

– Червонцы. Т.е. купюры достоинством десять рублей красного цвета. Для обмена с гостями из Финляндии на товары импортного производства. (джинсу, салями, жвачки и т.д.). Финны падки на эту красную бумажку.

– Водку в бутылках 0,5 литра. Самую дешевую, за 9 руб. 10 коп. Для натурального обмена с финнами. См. пункт 5. Финны падки на водку.

Приняв этот список как руководство к действию, мы кинулись менять все деньги на червонцы и набивать свои чемоданы водкой, рискуя нарваться на перевес. Летели ведь самолетом. 20 кг и не более. Ни о какой тушенке и хозяйственном мыле и речи не могло быть! К чему все эти мещанские мелочи, когда на горизонте маячат грандиозные финансовые махинации.

Назанимав пять сотен, я обменял их на десятирублевые купюры и спрятал в потайной карман, который опять же «гениальная Анюта», как ее называли Дмитрий с Ларисой, вырезала из цветастого сатина и пришила к моим черным семейным трусам желтыми нитками. Решение по подбору материала было, мягко говоря, спорным, но других вариантов у меня не было. И в конце концов, она художник по костюмам… Может, у нее такое видение. Да и какая разница. Спрятал – и ладно.

Пятнадцать бутылок водки, заботливо обмотанные рубашками, свитерами и прочей одеждой мирно покоились в чемодане, как снаряды, готовые в нужный момент поразить цель, то есть обменяться на товары импортного производства. Передо мной, как перед О. Бендером, расстилался бриллиантовый туман.

Входя в зал аэропорта с пятьюдесятью червонцами в трусах и пятнадцатью бутылками в чемодане, я чувствовал себя контрабандистом, объявленным в международный розыск. Казалось, взгляды всех милиционеров обращены на меня. Да вообще на меня смотрел весь мир.

Пачка денег упиралась в пах. Бутылки предательски булькали в недрах багажа. Отчего походка моя была очень сосредоточенно медленной и напоминала перенос шкафа методом кантования по дорогому паркету.

Кое-как я добрался до нашей группы, которая уже собралась в условленном месте, рядом с туалетами. Улыбки друзей выражали понимание и одобрение. Анюта с Олежеком гордо располагались в центре театрального коллектива контрабандистов, довольные тем, что все воспользовались их шпаргалкой. Ждали только Дмитрия. Начали нервничать. Худрук появился за десять минут до конца регистрации. Своей походкой он напоминал большой чугунный циркуль в дубленке.

Мы поспешили, если это можно было так назвать, к стойке. Казалось, небольшой мебельный магазин самостоятельно двинулся в путь. Покрываясь испариной то ли от страха, то ли от волнения за свой груз, то ли из-за чрезмерно теплой для бакинского климата одежды, мы прошли регистрацию. Каждый из нас с тревогой глядел вслед уезжающему по транспортной ленте чемодану. Только бы доехало все в целости и сохранности. Нам стало чуть легче физически, но психологического облегчения мы не испытали. И комфорта тоже не прибавилось. Продолжая потеть мы испытывали неудобства, вызываемые карманами, которые всем нашила Анюта. Я уж не стал выяснять, но думается мне, что наши девчонки тоже были в семейных трусах от студийного кутюрье.

Попав на борт самолета, наш коллектив первым делом образовал очередь в туалеты. Каждому хотелось побыстрее переложить ценный груз червонцев в более удобное место. Потому что сидеть с этим изобретением от Анюты не было никакой возможности. Я ощущал себя кенгуру, которому в сумочку положили кирпич и оторвали хвост. После проведения мероприятий по перепрятыванию денег и избавлению от верхней одежды стало немного уютнее. И я, измученный, заснул еще на взлетной полосе.

Разбудила меня свалившаяся с полки спортивная сумка. Мы совершили посадку, и народ, как это у нас водится, подорвался с мест хватать свои вещи. Ну, и я спросонья подскочил как ошпаренный. Между тем самолет еще долго водили по рулежке… Потом было ожидание подачи трапа… А мы все так и стояли в узком проходе между креслами, плотно прижавшись друг к другу, одетые в верхнюю одежду, навьюченные своим драгоценным скарбом и опять очень вспотевшие, но зато готовые в любой момент покинуть летательный аппарат.

Наконец-то свершилось чудо. Открылась дверь, и вереница нервных взмокших пассажиров потянулась к выходу…

Вечерний Санкт-Петербург принял нас в лютые объятия. Своими морозными поцелуями он обжигал лица и легкие. Мы, конечно, готовились морально, но не к такой «горячей» встрече. Прогноз погоды по телевизору сообщал: – 23 градуса днем. Я пытался себе это представить и даже засовывал голову в морозилку. Но я не думал, что это настолько МИНУС ДВАДЦАТЬ ТРИ!