Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 17 из 20

Мылись эти галантные дамы и кавалеры далеко не столь часто и не столь тщательно, как того требуют элементарные правила гигиены. А чтобы забить исходивший от них не очень приятный запах, они обильно, до тошноты пользовались духами и помадами. Под их пышными париками могла кишеть куча вшей, что, впрочем, не очень их и шокировало. Шутки их были просты и непосредственны, как у детдомовских детей. Скажем, если кто-то зевал, не прикрывая лицо рукой, то мог получить плевок в открытый рот, что страшно веселило всю компанию. В порядке заигрывания во время званого обеда не возбранялось перекидываться с дамами хлебными шариками. А за неимением оных – даже яблоком или апельсином. А то и салатом. А может быть, даже тортом. Такие вот милые шутки. В общем, простой был народ. Хоть и аристократы по происхождению.

Но в это же время происходит расцвет наук и искусств. Развивается театр, строятся прекрасные архитектурные ансамбли, утончаются вкусы и восприятие прекрасного.

Что же касается женщин того времени, они как пол более консервативный, но, тем не менее, весьма восприимчивый к изменению моды, в основном перенимают внешние формы поведения. По сути, – если, конечно, верить описаниям их современников-мужчин, – женщины галантного века остались такими же, как были век назад, – пустыми и тщеславными, наивно-хитрыми и мелочными. Понятие равенства и свободы они восприняли лишь в одном смысле – обретение одинаковых с мужчиной возможностей менять партнеров. При первом же удобном случае они изменяли и мужу, и любовнику и тешили свое тщеславие, требуя от влюбленных в них мужчин выполнения любых своих прихотей и сумасбродств. Именно тогда во Франции родилось знаменитое изречение “Что хочет женщина, того хочет Бог”. Скорее всего, эту фразу произнесла какая-нибудь капризная фаворитка короля или метресса какого-нибудь графа. А может быть, и сам король, желая польстить очередной любовнице. Именно в это время любовь становится своего рода искусством. И, как всякое искусство, порождает самые различные, порой довольно изысканные формы ухаживания, общения и духовного влечения. Не говоря уже о способах телесного наслаждения.

Борение высокого и низкого, происходящее в этот период в Европе, прежде всего проявилось в отношениях между мужчиной и женщиной. С одной стороны, как мы уже сказали, адюльтер становится чуть ли не нормой жизни. С другой – условности морали и придворного этикета часто заставляют женщин скрывать и подавлять свои искренние чувства.

В «Принцессе Клевской» (1678 г.), которую Анатоль Франс назвал «первым французским романом, основанным на правде страстей», рассказывается о судьбе знатной дамы, самой красивой женщины при королевском дворе, притягивавшей восторженные мужские взоры. Особо пылкой любовью к ней проникся некий герцог Немурский, считавшийся самым безупречным кавалером королевства. То есть покорителем женских сердец и великолепным любовником. Полюбив, наконец, по-настоящему, он превращается в робкого воздыхателя. Но принцесса Клевская, как все женщины, быстро понимает, что тот страстно в нее влюблен. Мало того, она проникается к нему встречным пылким чувством. Но далее происходит нечто странное. Дабы найти в себе силы противостоять нахлынувшему на нее чувству, эта дама не придумывает ничего лучшего, как поделиться своими страхами с мужем. Она признается ему, что очень боится герцога и самое себя и просит поддержать ее в этой борьбе с искушением. Муж успокаивает и утешает ее как может. На этом первая часть драмы заканчивается. А дальше происходит то, что и должно было произойти. Герцог Немурский, одолеваемый неутоленной страсть, продолжает все более настойчиво оказывать знаки внимания объекту своей любви, а муж, после исповеди супруги уже настроенный определенным образом, начинает ее безумно ревновать и видеть в этих знаках приметы состоявшейся измены. Поскольку он очень любит свою жену, то, не выдержав, видно, подобной нервотрепки, вскорости умирает. Третья часть этой драматической истории напоминает финал «Евгения Онегина», но в еще более форсированном варианте. Вдова остается верной даже мертвому супругу, которого она к тому же никогда не любила. То есть оплатой добродетели нашей героини стали смерть ее мужа и отчаяние ее несостоявшегося любовника. Да и ее личное счастье тоже было принесено на алтарь все той же абстрактной добродетели, а, скорее, гордыни этой дамы. История принцессы Клевской лишний раз свидетельствует о том, что многим женщинам высшего света в ту пору свойственно преклонение перед внешними приличиями и что торжество условностей и этикета тогда доводилось порой, как в данной истории, до героизма самопожертвования.

Эта же мода на внешние приличия и морализаторство приводит в XVIII в. к десексуализации всех сфер жизни и культуры. В литературе доминирует направление, получившее название сентиментализм. Писатели в это время акцентируют внимание на любых чувствах, ощущениях, впечатлениях. Кроме откровенно эротических. Художники той поры рисуют галантные сцены, в которых все изящно, прикрыто, а отношения между мужчиной и женщиной показываются косвенно, обозначаясь лишь легким намеком. Подхвативший эти настроения романтизм, которым пронизано искусство начала XIX века, начинает трактовать любовь и вообще отношения полов как нечто возвышенно-мистическое. Поэты-романтики стремятся соединить духовное и чувственное. Любовь земная, плотская соединяется с обожанием женщины, которую хочется боготворить. Однако поэтическая экзальтированность при этом все же явно доминирует. Вплоть до конца XIX века цензура продолжает бдительно следить за тем, чтобы никакие “вольности”, связанные с чувственной стороной любви, не проникали на страницы художественной литературы. Ставшая классикой литературы “Манон Леско”, написанная аббатом Прево, неоднократно запрещалась к публикации. Немало неприятностей с цензурой пережили Вольтер, Руссо и Беранже. А по поводу своей знаменитой “Мадам Бовари” Флобер должен был оправдываться на суде, доказывая, что книга его вовсе не оскорбляет целомудрие и нравственность читателя.





Женщины в

XIX

веке

О женщинах XIX века каждый из нас что-нибудь да знает – из литературы, живописи или, на худой конец, из фильмов с героями той поры. Девятнадцатое столетие во многом стало переломным в жизни европейского общества. Это век капитализации, индустриализации, модернизации, в общем, бурного развития всего хорошего и плохого. Естественно, это не могло не затронуть общественную и частную жизнь.

Во-первых, происходят изменения в привычных трудовых функциях мужчин и женщин. Если крестьяне-земледельцы, составлявшие в то время большинство населения во всех европейских странах и в России, еще сохраняют старый уклад жизни и четкое разделение мужских и женских занятий, то уже деревенские надомные текстильные промыслы значительно изменяют привычные представления о разделении труда. В семьях ткачей мужчина работает прядильщиком, женщина чистит основу, а дети наматывают нити. Могло быть и наоборот – женщины сидели за прялкой, а мужчины и работоспособные сыновья не только работали в поле, но и готовили пищу и выполняли другую домашнюю работу. Хотя, надо сказать, и тут мужчины старались монополизировать наиболее выгодную, хорошо оплачиваемую работу. В самом первом снятом братьями Люмьер в 1895 году киноролике, который именуется «Выход рабочих с фабрики», нетрудно заметить, что подавляющее большинство контингента – женщины. Это потому, что на этой фабрике, принадлежащей Люмьерам, производились различные фотоматериалы, то есть работа не требовала труд особых физических усилий. Почти что все работницы довольно прилично одеты и все носят шляпки разнообразных фасонов (в ту пору у парижанок была повальная мода на шляпки), то есть они зарабатывают на жизнь своим трудом и стараются походить на дам, стоящих на более высоких социальных ступенях. Что же касается буржуазной семьи, то здесь женщина остается по-прежнему в рамках частной сферы, в то время как мужчина живет преимущественно в мире внешнем. В словаре Брокгауза за 1815 г. именно так, без всяких там обиняков, и написано: "Мужчина должен добывать, а женщина старается сохранить; мужчина – силой, а женщина – добротой или хитростью. Этот принадлежит шумной общественной жизни, а та – тихому домашнему кругу. Мужчина трудится в поте лица своего и, устав, нуждается в глубоком покое; женщина вечно в хлопотах, в никогда не затихающих стараниях. Мужчина сопротивляется судьбе и даже будучи повержен, всё равно не сдаётся; покорно склоняет женщина голову и только в слезах находит она помощь и утешение".