Годин

Счастлива тем, что пою это. А теперь мне страшно от этой песни – как от черной кошки, которая перебежала перед тобой дорогу. Дома зять мне позвонил и сообщил о бабушке…»

Почти незаметно пролетели еще шесть месяцев. Как и положено, отслуживший год Алексей стал «черпаком». Теперь его уже никто не обижал. Он сам должен был бить, гонять «духов» и «слонов». Но руки он не распускал, чем вызывал недовольство своих товарищей:

– Тебя же били!

Он только жал плечами:

– Били…

Но он никого не бил, хотя иногда очень хотелось дать пинка какому-нибудь обнаглевшему «духу». А пустить кулаки в ход вместо него всегда находилось немало желающих – нынешних «черпаков», вчерашних «боевых слонов». Старался не думать ни о своих товарищах, ни о «гражданке», о которой мечтали все вокруг. Но разные мысли в голову лезли и лезли. Годин не мог, не умел не думать. Тем более что появилась призрачная надежда съездить домой в краткосрочный отпуск. После года службы некоторым солдатам такое счастье приваливало.

В привычных буднях прошло еще шесть месяцев, в течение которых счастье побывать дома так и не привалило. Вроде и особых нареканий на него у начальства не имелось, и был он специалистом первого класса и отличником боевой и политической подготовки, но не свезло. А может быть, дело было и не в везении. Может, прошляпил свой отпуск просто потому, что, следуя заповеди отца, держался от начальства подальше. На товарищей не доносил, на работы по ремонту жилья и дач офицеров не напрашивался.

Алексей стал «дедушкой», и в голове у него зароилось еще больше мыслей. В том числе и новых, очень тревожных. Сослуживцы переглядывались, переговаривались, перешептывали разными путями поступавшие новости:

– В Афганистане наши штурмовали дворец Амина в Кабуле…

– Советский Союз ввел войска в Афганистан.

– Это война с афганцами?

– Да, с американцами!

– Нас туда пошлют?

– А как же! Зачем нас столько здесь дрессировали? Как там без танковой поддержки?

– Так там вроде горы. А у нас тут…

– Сопки – те же горы, только маленькие…

– Мне друган написал-намекнул: у них вроде пока добровольцев набирают…

– Значит, и у нас будут.

– Добровольно-принудительно…

– А я сам хочу. Может, медаль дадут или орден!

– Цинковый гроб тебе дадут!

– Дурак ты!

– Сам дурак!

И правда, через несколько недель во время построения на плацу замполит части почти торжественно объявил:

– Требуются добровольцы для выполнения интернационального долга, для помощи братскому афганскому народу, страдающему от американского империализма… Кто хочет быть добровольцем – шаг вперед!

Годин не очень понимал, о каком интернациональном долге идет речь, но хорошо помнил отцовское: «Не отставай, но и вперед сильно не суйся». Поэтому чуть запоздал, когда танкисты всех рот шагнули вперед. Он, как «дедушка», стоял в заднем ряду и уже догнал вышагнувших вперед молодых. Едва ли «духи» действительно рвались в бой с американским империализмом. Скорее, рвались из части, где каждый день шла «отечественная война» на выживание.

Многие «дедушки», как и Годин, приняли решение с запозданием. Все уже думали исключительно о «гражданке». Тем более что их последние месяцы-недели в части пролетали весело. В выходные можно было сходить в увольнение в райцентр. Попробовать пообнимать или поцеловать какую-нибудь местную свободную, пусть и не очень красивую, девушку. Конечно, не посмотрел бы на такую дома, но тут на одну девицу – два взвода солдат, десяток прапорщиков и еще пара молодых неженатых офицеров – лейтенантов.

В части, пока «духи» и «слоны» работали, а «черпаки» за ними присматривали, «дедушки» спали, слонялись по закоулкам, фотографировались для «дембельского» альбома в танке, под танком, за танком. И еще размышляли:

– Значит, перед «дембелем» повоевать придется?

– Ну а что? У меня оба деда воевали в Великую Отечественную с немцами.

– А у меня отец успел на Восточный фронт против японцев.

– Мой прадед в Первую мировую с австрияками воевал.

– Мой англичан из Севастополя выковыривал.

– А у меня предок французов гнал из России.

– У всех нас предки воевали, и мы повоюем, если надо. Хоть американцам, хоть китайцам, да кому угодно по зубам настучим, если полезут куда не звали. Как отцы наши и деды…

Как только появилось свободное время, Годин начал учиться играть на гитаре, которая была у сослуживца. Завидовал сестренке, которая в своем музыкальном училище «шпарит по нотам». Тем не менее освоил «три аккорда» и был доволен собой: данную когда-то клятву научиться играть на гитаре выполнил. По просьбе товарищей теперь мог запросто сбацать и «Мурку», и «Мясоедовскую» и, конечно же, «Колокола»:

Хотел было завести собственную гитару, но сомневался, что хочет и дальше развиваться в музыке. Решил, что, если потребуется, уже на гражданке купит себе хорошую шестиструнку. Или не купит.

От скуки пошел в художественную самодеятельность части. Не то чтобы хотел к возвращению на «гражданку» вспомнить танцевальные навыки, полученные в школе. Просто надо было занять голову, задающую в свободное время неудобные вопросы. Еще более скучающие жены офицеров части с удовольствием танцевали с ним в паре:

– Молодой человек, а вы неплохо ведете!

Весьма свободная бухгалтерша в синем мини-платьице предпочитала выбирать в партнеры именно его:

– Как, говоришь, тебя зовут, солдатик?.. А меня Валентина. Как Терешкову – первую женщину-космонавта. Сколько тебе еще служить?

Он кружил, и кружил, и кружил вспотевшую деву до упаду. Очень хотелось быть уверенным на танцполе. Кто знает, может, и бывшая пионерка Арина оценит, если они где-нибудь случайно встретятся? А Катя – Катя едва ли когда-нибудь так скажет. Она не самая большая ценительница танцев. Да и в музыке не очень разбирается. Хотя ведь поет, поет, пусть и не очень верно:

Бухглатерша так жарко, нерастраченно прижималась в танце. И еще шептала:

– Не поверишь, но у меня еще ни с кем… Не за кого здесь было замуж выходить. А ты такой ладный…

После отбоя и прохода дежурного офицера по казарме Алексей вместе с другими «дембелями» лепил и варил пельмени из присланного столовским «гонцом» фарша. Запивал их то синеватой самодельной брагой, то доставленной через забор голубой водкой. Перебирал струны гитары. Ребята просили сыграть то одну песню, то другую. Чаще всего «Я ухожу»:

Никто из «дедушек» не успел попасть в Афган. Первых на войну из их части отправили уже тогда, когда Алексей, Казарян, Гвозденков, Зозуля и прочие его призыва стали «дембелями».

– Все, Годин, отслужил!

Какое странное чувство! За воротами части тебя ждет долгожданная свобода. Но как же Алексей отвык от нее! Годин вспоминал, как это было – до армии. Теперь снова придется делать все самому. Самому решать, где спать, что есть, что одевать, как, чем себя занять. И за все, что ждет его там, за воротами части, на «гражданке», отвечать тоже только ему. Готов? Ко всему?