Годин

Александр Ермак

Годин

Посвящается моей любимой, жене, другу – Светлане Митковой Кировой

Часть первая. Отсрочка

«Пусть идет куда хочет!»

Алексей вошел в свою комнату, затворил дверь, сел на стул у окна. Взгляд его сначала упал на стекло, местами покрытое морозными узорами, потом заскользил по мечущимся снаружи снежинкам. На улице разыгрывалась морозная, колючая метель. Он едва успел прибежать домой до нее.

– Ужинать! – раздался из-за двери голос матери.

Вспомнил, что не обедал сегодня. Не очень хотелось есть и сейчас. И очень не хотелось выходить из комнаты, говорить с кем-либо. Даже и думать. Совсем-совсем. Вот бы взяло оно все, да и само собой. Как-нибудь без разговоров, хмурых взглядов. Раз – и улетело бы куда-нибудь, как эти снежинки, и он снова бы спокоен и уверен в себе, а все – в нем.

– Ужинать!

Алексей по-прежнему не спешил. Глядя за окно, начал припоминать виды метели: влечение, когда снежинки перекатываются вдоль поверхности земли, сальтация, при которой они сначала подскакивают почти вертикально, а затем снижаются по пологой кривой, захватывая с собой несколько других, и еще витание, или диффузия, когда сорванные со снежного покрова ажурные звездочки поднимаются ветром высоко над поверхностью. Не идти на ужин? Но тогда уж точно начнутся расспросы.

– Алексей! Третий раз зову! – снова раздался голос матери.

– Алексей! Третий раз зову! – пропищал следом тоненький голосок.

Дверь приоткрылась, и в комнату протиснулась сестренка. Лиля строго смотрела на старшего брата. Покачав головой и, явно подражая маме, строго произнесла:

– Алексей! Сколько можно ждать?

Тут же голос ее смягчился и глаза блеснули от любопытства:

– А что ты тут делаешь?

Алексей не успел ничего сказать, так как Лиля, сделав шаг, наступила на носок собственных растянувшихся колготок и потеряла равновесие. Она, конечно, шлепнулась бы на пол, но брат успел среагировать. Кинувшись к сестренке, подхватил ее на руки:

– Все, идем кушать!

Не выпуская из рук брыкающееся, пытающееся вырваться тельце, понес его через большую комнату. Она была уже пуста. Телевизор выключен. Возле кресла на светлом полированном журнальном столике чернел по белому шрифт, видимо, еще не дочитанной «Комсомольской правды». Над пепельницей висел дымок от недавно потушенной «беломорины». Он тянулся следом за уплывающим к открытой форточке голубоватым облачком.

Родители были на кухне. Отец сидел за столом, уже ополовинив тарелку с супом. Мама стояла у плиты.

– Наконец-то! – сказала, разливая суп в остальные приготовленные тарелки.

– Это я его привела! – гордо заявила сестренка, которую Алексей осторожно посадил на стул с подушечкой.

Брат поправил ей сбившуюся на лоб кудряшку:

– Конечно, только благодаря тебе.

Отец, в очередной раз прожевав и проглотив, спросил:

– Так много, сынок, сегодня занимались, что у тебя аппетит отбило?

– Дело не в занятиях…

Глава семейства усмехнулся, глянув на мать:

– Никак с Катюхой поругались?

– Нет…

– Ну что ты к нему с расспросами лезешь? – поставила мать на стол последнюю тарелку. – Дай человеку поесть!

– Дай человеку поесть! – повторила Лиля, отважно запуская ложку в тарелку.

Отец кивнул и замолчал. Вздрогнул и зажужжал в углу холодильник. Лиля строго глянула на него:

– «Бирюса»! «Бирюса»! Брысь-брысь!..

Тут же с громким хлопком распахнулась прикрытая, но не защелкнутая форточка. На кухню влетел ворох снежинок, так и не упав на пол, растаял в теплом воздухе.

Лиля вздохнула:

– Это они от голода… растаяли.

Форточку снова захлопнул, защелкнул отец. Он же первым доел суп, посмотрел на мать:

– Что там у тебя еще?

Та по очереди положила всем картофельное пюре, котлеты, на отдельную тарелку – соленые огурчики из тех, что летом выросли на деревенском огороде дедушки и бабушки и были закатаны на зиму в банки.

– Молодец, мать! – похвалил отец, хрустнув зелененьким. – Ни у кого таких не получается!

– Я старалась!

– И я старалась! – снова подала голос Лиля, которая была летом в Потаповке.

Потом мать разлила каждому в его любимую кружку чай, заваренный из пачки с надписью «Грузинский черный байховый». Пили его с деревенским же вареньем из клубники. Все, кроме Алексея, оживились: ведь наконец собрались вместе. Днем мать с отцом были на работе, Алексей – в институте, Лиля – в школе.

Родители, видимо, заканчивая ранее начатый разговор, быстро перебросились несколькими словами о делах, потом со всем вниманием заслушали «отчет о проделанном за день» дочки-первоклассницы. Когда та наконец выложила все, чем хотела поделиться, отец спросил отмалчивающегося Алексея:

– А у тебя как дела, сынок?

Алексей вздохнул, но ничего не ответил.

– Тебя отец спрашивает, – напомнила мать.

И строго повторила сестренка:

– Тебя отец спрашивает!

– Да-да, – откликнулся наконец Алексей, но не продолжил.

Глава семейства посмотрел на него, потом на Лилю:

– Доча, поела? Беги в комнату, поиграй.

Лиля, однако, не спешила из-за стола:

– Вот еще! А вы тут без меня самое главное и поговорите.

Отец не успел раскрыть рта, как мать его опередила:

– Лиля!

Сестренка, обиженно вздохнув, сползла со стула и отправилась в большую комнату.

– Ну! – посмотрел отец на Алексея.

– Сынок, что-то случилось? – глаза матери светились беспокойством.

– Так…

– Ну, хватит уже тянуть резину, рассказывай! – приказал отец.

Алексей набрал в грудь воздуха и выговорил:

– В институте началась сессия…

Отец вспомнил:

– Да, ты вроде говорил, что скоро начнется. Делов-то…

Мать продолжала с беспокойством глядеть на сына:

– И как… началась?

Алексей сглотнул:

– Не очень. Сегодня был первый экзамен… Сдал… на тройку…

Отец кивнул:

– То, что сдал, это уже хорошо. Ну, а то, что на тройку… Будем считать: первый блин комом. Это тебе не школа, из которой ты одни четверки-пятерки таскал. Теперь, после тройки, поймешь, что в институте другой уровень, готовиться нужно серьезно. Так что учтешь все и сдашь остальные экзамены лучше. Так – нет?

Сын ответил не сразу:

– Наверное.

– Не «наверное», а подготовишься! В общем, не расстраивайся, а лучше готовься. Так ведь, мать?

Та продолжала молча смотреть на сына. Отец встал из-за стола:

– Я пойду покурю и «Комсомолку» дочитаю. Наши первый в мире автоматический грузовик на орбитальную станцию отправили. Или отправляют… А ты, Леш, ложись сегодня спать пораньше, завтра с новыми силами соберешься, и все у тебя получится.

– Все получится, сынок, – подала наконец голос и мать, когда отец вышел из кухни.

Алексей хотел было возразить, вернуть отца на кухню, но тоже встал из-за стола, немного подумал и кивнул:

– Спасибо, мама.

Он прошел через большую комнату мимо скрывшегося за газетой отца и сидящей на диване сестренки. Лиля рисовала в альбоме цветными карандашами с экрана черно-белой «Ладоги», которая тихо бормотала какой-то передачей о сельском хозяйстве. Желтое солнце, красный трактор и почему-то синяя пшеница.

Зайдя к себе, прикрыл дверь и включил «Иней». Этот катушечный транзисторный магнитофон ему подарил отец на день рождения. Прежде Алексей крутил на ламповой «Ригонде» родительские пластинки в 33 и даже 45 оборотов. Слушал Утесова, Шульженко, Русланову, Бернеса… Многие песни запомнил наизусть: