Страница 5 из 9
Последовало долгое молчание, которое наконец прервал Большое Озеро:
– Ну, друзья мои, значит, зимовать мы будем на Среднем ручье?
Да, все согласились, что зимовать будут там – все, кроме Три Бизона, который хранил молчание. Он сопроводил нашу четверку к вигваму Картера, и там сказал ему:
– Ну, Бобренок, что скажешь?
Картер ответил, что Средний ручей для нас как место зимовки не годится, потому что бобров по его течению очень мало. Мало их и вдоль ручьев, текущих со склонов Медвежьей лапы и Волчьих (Малых Скалистых) гор. Мы должны, сказал он, собраться и пойти на лучший бобровый ручей – Медвежью реку Другой Стороны (реку Устричных раковин).
На это Пайотаки и две другие женщины стразу стали возражать: нас слишком мало, чтобы зимовать в этой части страны, через которую постоянно проходят военные отряды враждебных племен. Беллари напомнил им, что зимой военные отряды не ходят. Они ответили, что зима еще не настала, а лучшее время для ловли бобров капканами – начало весны. Стоит ли собираться и отправляться туда прежде этого времени? Нет. Пойти туда – просто безумие; будем ставить там капканы, пока всех нас не убьют. Беллари предложил найти еще двух или трех трапперов, готовых пойти с нами.
Тут Три Бизона нетерпеливо воскликнул:
– Это не птичья голова4! Я пойду с вами!
– При этом мы, мужчины, заулыбались, а женщины затряслись в восклицаниях. Выражение, которое произнес Три Бизона, в данном случае означало «Я не боюсь!»
Мы продолжили разговаривать. Три Бизона сказал, что может пригласить двух своих бесстрашных друзей, одного из них зовут Ахкайя (Одинокий Человек), другого – Икаскина (Короткий Рог), вместе с их семействами. Беллари сказал, что Джон Берд и Генри Уилсон, которые только что расположились в устье Шонкин, немного ниже форта Бентон, будут рады присоединиться к нам. Женщины стали громко протестовать, мы же решили отправиться в путь, как только станет достаточно светло, и с этим наши гости покинули нас.
Солнце едва появилось, когда Три Бизона остановился у нашего вигвама и сказал, что его друзья пойдут с нами. Мы торопливо поели и начали сборы, при этом нас сильно мешали посещения Большого Озера и других вождей, и все он уговаривали нас не ходить вниз по Медвежьей реке Другой Стороны, потому что эта местность кишит врагами. Было около одиннадцати часов, когда мы наконец выехали; женщины из нашей группы со слезами на глазах попрощались со своими родичами, говоря им, что едут туда с тяжелыми сердцами, предчувствуя свой скорый конец, и тени их скоро присоединятся в унылых Песчаных Холмах к тем пикуни, кто ушел туда раньше,.
Когда несколькими часами позже мы приблизились к форту Бентон, где должны были пополнить запасы на зиму и переночевать, Ричардс ушел в лагерь Берда и Уилсона, чтобы предложить им присоединиться к нашей экспедиции. Появившись в воротах форта, агент Доусон сердечно приветствовал нас и отдал в наше распоряжение большую гостевую комнату с очагом, избавив нас от необходимости ставить на ночь вигвамы. Мы разгрузили и расседлали своих вьючных лошадей, пустили их пастись и стали заниматься покупками; во время этого процесса женщины сразу повеселели, начав выбирать разные нужные им вещи и украшения, о которых так давно мечтали. Но, когда вечером они стали готовить нам ужин, лица их снова стали мрачными и глаза наполнились слезами, потому что женщины из форта собрались вокруг них и стали рассказывать им о том, какие опасности поджидают их, если они пойдут в эту полную врагов страну, повинуясь своим безумным мужчинам.
В сумерках пришел Ричардс с Бердом, Уилсоном и их семьями – они были готовы присоединиться к нам в нашем предприятии, хотя оно и выглядело рискованным. Раньше, тем летом, мы Картер, Ричардс, Беллари и я купили у Доусона многозарядные винтовки Генри, которые в тот год только появились в продаже, и теперь эти двое тоже хотели их приобрести, и пять сотен патронов, но купить их не могли, потому что кредита для них не было. В результате мы с Картером выдали им поручительство на триста долларов, и еще на столько же за два ружья и триста патронов для Ахкайи и Икаскина. Три Бизона оставил себе карабин Спенсера, так что все мы были хорошо вооружены.
Тем вечером агент Доусон пригласил меня поужинать с ним и его доброй женой из племени утсена (гро-вантров), в их домике, самом удобном во всем форте. Это было настоящее наслаждение – на десерт у нас было по большой порции сливового пудинга! Я давно знал, что агент ко мне относится с отеческой любовью, и сейчас он был против того, чтобы я отправлялся в этот опасный путь на реку Устричных Раковин, чтобы ставить там капканы или по любым иным причинам.
С остальными все в порядке, сказал он. Это их жизнь, и другой они не знают. Ставить капканы – занятие нестоящее. У меня хорошее образование, я могу рассчитывать на что-то получше. Он может сделать меня служащим, и со временем я смогу добиться хорошего положения в компании. Его слова вкупе с сердечным ко мне отношением привели меня в некоторое замешательство. Я взял свою шляпу, поблагодарил хозяев за ужин и сказал, что, раз уж у меня есть договоренность с Картером и другими, я должен зимовать с ними вместе. Быть может, весной я вернусь и приму его предложение, если к тому времени он не передумает.
Я аккуратно прикрыл за собой дверь, пересек веранду и присел у верхней ступени лестницы, глядя на залитый лунным светом форт, сделанный из сырцового кирпича. Александр Гильбертсон, агент компании, с помощью мексиканских рабочих строил его в течение нескольких лет, завершив работу в 1855 году. Это был квадрат со стороной в восемьдесят ярдов, с двумя двухэтажными башнями, на которых стояли пушки, на северо-восточном и юго-западном углах. Его наружные стены представляли собой двухэтажные постройки. Выглядел форт очень внушительно; его обитатели могли чувствовать себя в полной безопасности. У меня было большое желание вернуться к агенту и сказать, что принимаю его предложение. Но нет. Я набрался смелости и заставил себя спуститься в комнату для гостей и лечь в постель, которую приготовила мне Пайотаки.
Все остальные в большой комнате уже спали, было тихо. Несколько мерцающих угольков в догорающем камине давали мне достаточно света. Я разделся и растянулся под одеялом, и уже засыпал, когда услышал, как Пайотаки шепчет:
– Бобренок, муж мой, послушай же меня. Сделай что-то для меня, для себя, для всех нас.
– Ну что еще? – пробурчал Картер.
– Выбрось эти желтые камни или оставь их здесь, в Большом Доме.
– Нет. Хватит приставать ко мне с этим делом. Спи.
– Ты очень об этом пожалеешь. Скоро придет время, когда ты пожалеешь о том, что не выполнил просьбу бедной женщины.
– Это глупая просьба, совершенно бессмысленная.
Больше Пайотаки ничего не сказала, но, пока я не уснул, я слышал, как она тихо плакала. Но все это не прошло впустую: я, как и женщина, чувствовал глубокую подавленность; как и она, я чувствовал, страх перед будущим.
Поскольку запасов для зимовки у нас было много, нам пришлось навьючивать много лошадей, так что из форта мы вышли поздно. Было около десяти часов, когда мы пересекли мелкий брод чуть выше форта и вышли на утоптанную тропу, по которой ходили черноногие, и которая соединяла реки Миссури и Йеллоустоун, и несколько дней двигались по ней.
Появление нашего каравана, думается, могло вызвать страх в сердцах воинов любого вражеского отряда. Нас было девять мужчин и трое почти взрослых подростка, все хорошо вооруженные; и, поскольку Три Бизона имел двух жен, Икаскина трех и Ахкайа двух, всего в отряде насчитывалось двенадцать женщин, некоторые из которых тоже могли сражаться, если бы возникла такая необходимость. В любом случае все они, а также шесть или восемь детей, могли ехать верхом, что увеличивало видимую численность отряда. Наш табун – верховые лошади, вьючные и пустые – насчитывал больше двухсот голов.
Поднявшись на равнину, мы сразу увидели стада бизонов и антилоп, которые разбегались при нашем появлении, и с этого времени они были постоянно на виду, и у нас всегда было столько жирного мяса, сколько было нам нужно. Я почти не знал Берда и Уилсона, поэтому в течение дня ехал рядом то с одним из них, то с другим, чтобы поближе с ними познакомиться. Джон Берд сразу мне не понравился – это был крупный мужчина, атлетически сложенный, с холодными глазами навыкате, очень нечистоплотный. Его жена была стройной, маленького роста привлекательной шошонкой, которую, как я скоро узнал, он частенько ругал и поколачивал. Он любил рассказывать о своих приключениях и о своей отваге, о том, как он выкручивался из разных переделок и своих похождениях на реках Платт, Зеленой и Змеиной. Но что особенно меня от него отвращало, были его дурные отзывы о Джиме Бриджере, который был, как я хорошо знал, самым лучшим, самым честным, всеми любимым человеком на равнинах Запада.