Страница 39 из 55
– А что мне теперь думать? Не знаю, нравлюсь ли я тебе. Я даже не знаю, друзья ли мы. Я ни хрена не понимаю, почему ты, действительно, хочешь, чтобы я была здесь.
– Блядь, Пайпер. Ты не понимаешь.
– Тогда помоги мне понять.
Она хотела знать правду? Уродливую, ужасную, душераздирающую правду?
Хорошо.
Мой голос понизился, став резким и несокрушимым.
– Я попросил тебя переехать в поместье, потому что когда ты и ребенок рядом, я чувствую себя не таким чудовищем, – я уставился на нее, желая своим взглядом наказать ее за то, что она разбудила зверя. – Ты меня не отталкиваешь, красавица. Я сам себе противен.
Пайпер отступила назад, но так просто ей не уйти, не сейчас.
– Но почему же? – ее голос дрожал. – Почему ты так себя ненавидишь?
– А что тут любить? Я должен ненавидеть себя. Если бы я этого не делал... если бы я позволил себе быть этим монстром…
Но слова так и не пришли. Пайпер потянулась ко мне, но я оттолкнул ее. Никаких прикосновений. Никаких разговоров. Ничего. Мое сердце разрывалось в груди. В любом случае, оно мне не нужно.
– Ты хоть представляешь, каково это – жить, постоянно ощущая ярость? – прошептал я.
Пайпер выдохнула, дрожа так близко со мной. От страха?
Нет.
Она слушала. Охотно. Отчаянно.
– Я сражаюсь с ней каждый чертов день, – сказал я. – Я изо всех сил стараюсь сдержать эту ненависть. Я просыпаюсь злым. Я засыпаю в гневе. Я в ярости, когда делаю свою работу. И обычно я могу это контролировать.
– Обычно?
– В последнее время это не выходит у меня из головы. Мучает. Выворачивает меня наизнанку. Ты меня понимаешь? Я не могу избавиться от этой ярости. Она просто... растет.
Пайпер не убежала.
Почему она не убежала?
Почему она осталась, слушала и вела себя так, будто ей не все равно?
– Ты даже не представляешь, как это тяжело. Каждая минута каждого дня – это борьба с самим собой, отрицание темных и ужасных частей меня. Ты спросила, почему я тренируюсь здесь? Один? Дело не в одиночестве. Это единственное место, где я могу каждый день доводить себя до критической точки.
– Ты наказываешь себя?
– Нет. Это единственный способ измотать себя. Я вкладываю все силы до последней капли в свою тренировку, молясь, чтобы этого оказалось достаточно, чтобы я так устал, чтобы мне на все стало наплевать.
– Коул…
Она все еще ничего не понимала. Как, черт возьми, я должен был описать, насколько сломлен я был перед кем-то настолько совершенным?
– Я живу каждый день в страхе, – я не испытал облегчения, признавшись в этом. Только еще больше усугубил этот позор. – Я больше, чем все остальные. Я стал сильнее. Я – проклятое чудовище. Я даже не могу больше играть в эту игру, не сломав человеку спину. Я слишком опасен. Я не могу…
Я отвел взгляд. Встал. Попытался уйти.
Пайпер мне этого не позволила.
Она прижала одну руку к моей груди, а другую – к щеке. Я боролся с ней, но ее прикосновение согревало меня изнутри. Нежное. Чертовски нежное.
– Перестань наказывать себя, – сказала она. – У тебя нет причин бояться.
– Конечно, есть. Ты меня пугаешь, красавица.
Пайпер замерла, понизив голос.
– Ты когда-нибудь думал о том, чтобы причинить мне боль?
Я взял ее за руку и тут же горячо ответил: «Нет».
– Ты когда-нибудь думал о том, чтобы причинить боль Роуз?
Эта мысль вызывала у меня физическое отвращение. Я оттолкнул ее, стараясь вспомнить улыбку ребенка, ее смех и то, как она каждое утро делилась со мной своим бананом.
– Боже, нет.
– Тогда почему ты так боишься? Почему ты не позволяешь мне доверять тебе? – Пайпер придвинулась слишком близко, слишком мягко.
Она хотела, чтобы ее поцеловали. И мне тоже захотелось ее поцеловать. Если бы я мог, то сделал бы больше. Я бы ласкал ее, боготворил, занимался с ней любовью. Я представлял себе, как доставляю ей все удовольствия, которых заслуживает такая женщина, как она.
Я хотел чувствовать ее рядом с собой ночью.
Мне хотелось просыпаться рядом с ней по утрам.
Но этого не случится. Не может случиться.
Я сделал шаг назад.
– Я не рискну причинить тебе боль, – сказал я.
Ее слова поразили меня – честные и печальные.
– Но что ты потеряешь, если уйдешь?
Пайпер не собиралась драться со мной. Роуз заплакала в радионяне, и она оставила меня с эхом своего нежного предупреждения.
Одного.
В тишине.
Когда-то я думал, что люблю одиночество. Но я ошибся.
Я ненавидел его. Тишина была проклятием, а мой собственный страх – узами, приковывающими меня к чудовищу, которое я ненавидел больше всего. Я должен был убежать от него, но не знал как.
Только один человек мог бы мне помочь…
Но я не стану рисковать ею, чтобы спасти себя.
Глава 16
Коул
Игра закончилась, и мне тут же в лицо ткнули микрофон.
У меня не было времени вытереть кровь с носа, лба, щеки, подбородка, волос. Она смешалась с потом и капала с меня, но пресса подпитывалась таким дерьмом.
– Коул, ты играл со сломанным носом целых два тайма! – репортер из «Спортивной Нации» был хорошо одетым павлином, позирующим перед камерой. Он не придвинулся слишком близко – не мог запачкать кровью свой дизайнерский костюм. – Где ты нашел в себе силы продолжить борьбу?
У нас было много подготовленных ответов, которые мы выучили. Или, я ушел в игру с головой. Или, игра заключается в том, чтобы победить или умереть.
Или, я не мог позволить себе плохую игру после того, как тренер Скотт пригрозил меня прирезать, если я даже произнесу имя Тима Моргана.
Вместо этого я сказал репортеру правду. Это был первый раз, когда я смотрел в камеру во время интервью, на поле или вне его.
– На меня рассчитывала маленькая девочка, – сказал я. – Я сказал ей, что выиграю, и я не мог нарушить это обещание.
Репортер чуть не упал.
– Ты... играл для ребенка?
– Да, и это хорошо сработало. Мы сделали свою работу, – я кивнул в сторону камеры. – Привет, Роуз.
Репортер проглотил язык. Я похлопал его по плечу и присоединился к толпе тренеров, все еще пытающихся остановить мое кровотечение. Мы побежали в раздевалку, но я знал, чего ожидать. Мой нос был сломан, и это было наименьшей из моих болей.
Лучшими играми были те, когда я мог почувствовать, что все закончилось, когда адреналин исчезал, и каждые сустав, мышца и кость кричали. Худшими играми были те, когда я едва мог отвезти свою задницу домой.
Сегодня мы перешли эту черту.
Было уже за полночь, когда я вернулся в поместье. Я был благодарен, что, наконец-то, научился открывать детские ограждения, потому что, черт возьми, если бы я мог перешагнуть через них. В синяках и в костюме, оскорбленный и травмированный. Пиджак упал на пол, и я сделал большой глоток воды из-под крана.
Я не представлял, кого разбужу, когда буду шарить по дому.
Пайпер лежала на диване, а Роуз спала у нее на груди. Малышка растянулась на животе, широко раскинув руки и задрав ноги, выглядело неудобно, но, по крайней мере, она спала. Я остановился в дверях.
Улыбка Пайпер согрела меня так же приятно, как купание в горячей ванне.
– Ты поблагодарил Роуз за победу, – сказала она.
Я слишком устал, чтобы лгать.
– Просто пытаюсь произвести впечатление на ее маму.
– Это сработало.
– У меня всегда так гладко получается.
– Не совсем, но, по крайней мере, ты хорошо выглядишь, говоря это... или должен был бы. Как твой нос?
– Ты беспокоишься обо мне?
Не то, чтобы она это признавала.
– Я должна защищать свои активы.
– Сегодня твои активы получили пинок.
– У тебя было много крови.
– Не напоминай мне.
Она ожидала, что я сяду. Если бы я это сделал, то никогда бы не встал. Роуз пошевелилась, издала самый милый гребаный храп и проснулась. Малышка выглядела такой же измученной, как и я, но все равно застенчиво улыбалась.