Куликово поле

Дмитрий помнил. Словно бес тогда вселился в Великого князя, и его подчинённые уловили это, с точностью и старанием выполняя его желания, всё то, что он говорил и приказывал. Или не говорил, но подразумевал. А Сергий продолжал:

– Он схватил всю митрополичью процессию числом в сорок пять человек. Он вёл себя с митрополитом и его людьми довольно нагло, жёстко, подло, не церемонясь! Коней конфисковал, слуг приказал обобрать, снять с них богатые одежды, одеть в одежды нищенские, и лишь затем, выпроводив их из Москвы, отпустил. А самого Киприана тогда продержали всю ночь и весь последующий день под арестом, а потом, выпроводили и его.

– Когда митрополит Алексий возвращался в Москву, Ольгерд его захватил и два года держал в темнице. А я продержал Киприана всего лишь один день. А учитывая то, что Киприан стал единственным митрополитом без разрешения хана Орды, то моё поведение не только гуманно, но и законно.

– С твоей стороны возможно. Ты пытаешься себя оправдать, говоря, что некоторые поступают ещё хуже. Да, это так. Некоторые поступают ещё хуже. Но плохой поступок от этого хорошим не станет. Частично в твоей оплошности, конечно же, виноват покойный митрополит. С раннего детства ты общался с митрополитом Алексием. Он заменил тебе отца. Ты при нем был постоянно, видел не только его церковную жизнь, но и обычную, житейскую. А мирянину этого видеть не следует. Из-за этого Алексий, незаметно для себя, я думаю, сам того не желая, разрушил в тебе тот невидимый барьер, который есть абсолютно у каждого нашего православного человека – он разрушил боязнь, святой трепет, святое почитание священнослужителя и его сана! Ты понимаешь? Эта грань была у всех русских князей до тебя. Для тебя её нет! И ты переступил её, приказав схватить, арестовать, обобрать Киприана и его окружение. Такое отношение, при определённых обстоятельствах, допустимо к светскому лицу, но по отношению к церковнослужителю, да ещё стоящему во главе церкви, является святотатством! И так как это было сделано по твоему приказу, и ты, и твои бояре, и дворяне, и, конечно же, Митяй, были им прокляты и преданы анафеме.

Сергий наклонился вперёд, и, по-отцовски, взял руку Дмитрия в свою.

– Но, понимаешь, он проклял вас не потому, что испытывает к вам ненависть, нет. Эмоции, месть и прочие низменные чувства и желания тут ни при чём, Киприан выше этого. Такова натура истинного исихаста! Понимаешь, вы посягнули на митрополита! На основы православной церкви! Вы совершили святотатство! И вот потому он и не может вас не проклясть! Ты понимаешь? Киприан, как человек, как исихаст, вас всех наверняка уже давно простил. Но как митрополит он не имеет право на это! Вот почему вы все прокляты! И будь уверен, всех, кто участвовал в этом, познают гнев Божий!

Дмитрий в ужасе отпрянул от старца. Сергий, продолжая держать его за руку, чуть потянул к себе. Его голос смягчился. Правая ладонь старца мягко легла на зажатую ладонь Великого князя, накрыв её подобно одеялу.

– Я скажу больше – тут даже Божественного провидения не надо. Ведь все мы – глубоко верующие люди. И вот когда твои люди так поступили с митрополитом, опозорив его, вы тем самым опозорили церковь и нашу веру. Своими действиями и ты и твои люди поставили себя выше неё. А ведь церковь – это один из столпов нашего общества! И потому, совершив этот низменный поступок, вы опозорили сами себя! Вы как бы совершили его с самим собой. Понимаешь? Когда муж при всех позорит жену, он в глазах всех позорит самого себя. Когда жена при всех принижает мужа, она тем самым принижает и саму себя. Потому что муж и жена – одна семья. Они одно целое, две половинки целого. И если одна половинка с гнильцой, то, что говорить о второй половине? Власть мирская и церковь так же одно целое. Одна семья. Унизив авторитет церкви, с которой вы же связаны, вы унизили и самих себя! Причём не только в чужих, но и в своих собственных глазах!

Мягкая речь старца успокаивала. Размеренные, неторопливые скупые жесты, которыми Сергий подчёркивал свои слова, снимали общее напряжение Дмитрия. В какой-то момент Великому князю показалось, что ещё чуть-чуть, и что-то произойдёт, что-то большое, желанное, великое. Он не понимал, что именно хочет сказать сейчас старец, но интуитивно догадывался об этом.

– Ты хочешь сказать, что из-за этого все несчастья? Не-ет Сергий! Ещё можно было бы привязать твои слова к неудачному походу в декабре прошлого года на Литву. И то, что Мамай хочет выплат дани, как при Джанибеке, и что этого, похоже, окажется недостаточным, и Мамай, собрав войско, идёт сюда. А вот смерь моего сына Семёна осенью прошлого года они не объясняют! Это проклятие! Но если патриарх признает Митяя митрополитом, то и проклятье, и анафема Киприана потеряют силу.

Сергий грустно улыбнулся, слыша подтверждение своих собственных слов. Проклятье Киприана в действии… Наивность Дмитрия. Как утопающий хватается за соломинку в надежде на спасение, так и Великий князь хватается за Митяя. Он хотел ещё раз сказать Дмитрию, что не будет Митяй митрополитом, но удержался. Зачем? Он уже один раз сказал, и получил спор. Затевать новый спор незачем.

– Ты надеешься с помощью денег поставить своего митрополита, которого благословит на митрополию патриарх, что снимет с него проклятье и анафему митрополита Киприана, а затем, новый патриарх снимет это всё с тебя. Но будет ли это снятие иметь реальную силу, когда пост митрополита будет куплен? Людей обманешь, а Бога нет. И ты боишься. И потому приехал за помощью. Подстраховаться. Чтобы я перед Богом за тебя похлопотал, заступился.

Дмитрий виновато опустил голову вниз, уставившись на старые доски стола. Всё видит старец. Как книгу читает его душу, всё тайное, всё сокровенное, даже то, в чём сам себе Дмитрий не может признаться, для него открыто. Ещё чуть-чуть и он разревётся, как нашкодивший мальчишка.

– Мамай, собрав огромную рать, идёт сюда. Не встретить я его не могу, но и достойного войска собрать тоже. А если к нему присоединится ещё и Рязань с Литвой, а меня предадут все великие князья, то шанса совсем не будет.

Сергий вновь откинулся назад, к стенке.

– Но ты же уже бил Мамая…

Дмитрий снова встал, и стал ходить из угла в угол. Только что Сергий совершил типичную ошибку мирянина. Мирянина, весьма далёкого от битв, политики, интриг и точных определений. Дмитрий сыграл на этом пир разговоре с купцами, но в разговоре со святым лукавить не хотел.

– Не бил я Мамая. Его войска – да. Того же Бегича. Когда в 1378 году он послал Бегича на меня, он надеялся на помощь рязанского князя. Но Олег открыто не поддержал ни его, ни меня. Впрочем, он не помешал Даниилу Пронскому совместно с другими рязанскими князьями присоединиться ко мне. Когда мы встретили Бегича, тот не спешил воевать, хотя и было у него пять туменов. Бегич на протяжении несколько суток пытался уговорить князя Олега встать под его знамёна. Ведь мы же стояли почти под самой Рязанью! Но когда он получил окончательный отказ, форсировал реку и, вопреки обыкновению, не стал устраивать перестрелку, а сразу набросился на меня в лобовую атаку с копьями наперевес. Такой бой, как тебе известно, может быть довольно скор и кровопролитен. Я думаю, что Бегич, потеряв несколько дней на уговоры Олега, уже не хотел больше терять время, решил расправиться с нами побыстрей. И у него тогда это почти получилось! Если бы не одновременная атака вовремя с флангов князя Даниила Пронского с одной стороны, и Тимофея Вельяминова с другой, ещё не известно, чем бы всё закончилось. А так бой закончился настолько быстро, что, когда татары отступили, мы все не минуты не сомневались, что их отход притворный, и они, по своему обыкновению, хотят заманить нас в ловушку. Тогда нам повезло. Тогда мы ещё не знали, что все пятеро темников у татар погибли. Лишь на следующий день мы начали преследование. Конечно, никого не догнали, но брошенный обоз захватили.

Дмитрий подошёл к Сергию, положил ладони на стол, посмотрел на старца сверху вниз. Массивная фигура Великого князя делала его похожим на огромного медведя. Постепенно распаляясь, Дмитрий продолжил.