Страница 4 из 19
P.S. – слово девушка можешь заменить словом женщина, для меня это разницы не составит.
10 письмо от 16 июля 1937 года
Ржавая сентенция: говорят, что можно поступать в согласии с добрым здравым смыслом. Ерунда. Здравый смысл нужен лишь тогда, когда его отсутствие грозит неприятными последствиями. Я полагаю, ты сообразуешь свои действия со здравым смыслом.
Имел счастье быть представленным знакомому досточтимой Ревекки, приехавшему из (ах!) Ленинграда. Знакомый из (ах!) Ленинграда сообщил мне ряд сведений, которые я едва ли сумел оплатить вследствие их высокой цены. Оказывается:
1) в Ленинграде белые ночи,
2) в Ленинграде ночи белые,
3) белые ночи в Ленинграде,
4) ночи белые в Ленинграде.
Прочёл несколько вещей из Шекспира: «Отелло», «Король Лир», «Веницианский купец» и др.
Будто поел салата. Тонкий, но пресный вкус. Больше не буду употреблять Шекспира в пищу духовную. Книги Гребера и Эрка о теплопередаче значительно интереснее.
«Возвращение Максима» было возвращением Козинцева и Трауберга. Основатели школы эксцентрического актёра в «Юности Максима» ушли в сторону от эксцентрики. Получилось плохо. Теперь вместе с «Возвращением Максима» они вернулись к эксцентрике. Тоже плохо. Потому что возвращение оказалось не полным, замахнулись, но не ударили.
Ударьте. Сделайте милость.
Здесь слово «плохо» не нужно понимать как слово «бездарно».
Ожидаю третьей части трилогии. Авось удастся.
Текущая защита дипломных проектов в нашем институте доставила публике ряд весёлых минут. Очень забавно видеть великовозрастного дядю, несущего с видом отрока несусветную чепуху, или булочкообразную девицу, строящую глазки попеременно каждому члену комиссии, но ещё забавнее видеть барахтающуюся комиссию, когда она поставлена в тупик более или менее соображающим студентом. Буду надеяться, что в феврале я не буду в числе великовозрастных отроков, или, что равносильно, в числе булочкообразных девиц и не напомню своим видом барахтающуюся комиссию. Валентина (сестра Елены) защитила диплом на «отлично».
Половина июля – это половина лета. Всё ещё холодно. Любитель воды, я купался всего три раза. Это не дело. Последнее свободное лето мне хотелось провести на Волге. Я люблю Волгу, потому что она мало напоминает природу. Впрочем, я природу люблю, но организованную. Чтобы можно было, выехав на трамвае, встретить на асфальтовой дорожке среди джунглей бенгальского тигра в наморднике или, например, в Сахаре – киоск с пивом.
Пиши чаще, если это тебя не затруднит. Интересуюсь твоей женатостью. Твои письма от 3 и 5 июля получил. Сам я очень аккуратен и не оставляю твоих писем без ответа.
Вини почту. Пока.
11 письмо от 14 августа 1937 года
Погода похожа на истеричную девушку: с каждым днём характер её становится сложнее и непостижимее: глядя на небо, не веришь, что пять минут тому назад был дождь, а через десять, вероятно, польёт снова.
Сегодня прочёл уэллсовского «Игрока в крокет». Выдающийся аттракцион среди балаганных номеров современной литературы. Пусть царствуют страх и неуверенность, пусть назревают мировые катастрофы – автор рекомендует играть в крокет, ибо невозможно остановить неминуемое. Здесь слова «страх, неуверенность, неминуемое» можно было представить с большой буквы, но я, давнишний игрок в крокет, не имею к ним должного уважения: пусть останутся с маленькой.
Иные предаются воспоминаниям о детских годах.
Я не люблю.
Детство – время без прошлого, а следовательно, и без будущего, ибо представление о последнем складывается из опыта первого. Это время настоящего – животное время.
Юность интересна построением фактических перспектив. Они рухнут, как рухнет любое сложное здание, построенное без должного знания.
Когда человек повзрослеет и станет скучным, он начнёт играть в крокет, подобно многим другим. Взрослое же дитя зрелище пренеприятное.
Я писал раньше о том, что люблю смотреть на тридцатилетних хорошеньких женщин.
Вечер. Трамвай. Такая женщина. Любопытный разговор, если угодно, о судьбах человеческих. Её замечания вскользь:
«Знаете, молодой человек, бывают платья, на вид скромно сшитые, с фокусом. Расстёгиваются подобно халату».
Я смотрю на неё: скромное платье с фокусом. Чёрное.
«Как прикажете понимать замечание? Намек?»
Потом мы сердечно прощаемся: она сходит здесь, я – дальше.
Вот история о несостоявшейся мопассановской встрече. С каждым годом я становлюсь холоднее и жёстче.
Если человек, занимающийся искусством, не имеет таланта, а таких подавляющее большинство, то он должен обратиться к подражательству. Здесь выход. К сожалению, у нас очень мало подражателей, каждый мнит себя гением и, забывая о прошлой культуре, пытается голыми руками на голом месте создать свою цивилизацию; имея спички, хочет получить огонь путём трения.
Это смешно. Это грустно, потому что приняло массовый характер.
Вот частный пример пользы подражательства в кинематографии.
1. Резниченко «Юность».
2. Усольцев «Клятва».
3. Александров «Цирк».
Резниченко «творил», как дикарь, поэтому ленту его стыдно смотреть.
Усольцев, обладая довольно малой культурой, осознал пользу подражательства – ленту его можно смотреть, если не с удовольствием, то, во всяком случае, и без желания покинуть театр.
Александров делал свою вещь, опираясь на опыт, накопленный другими, работавшими до Александрова и при Александрове, поэтому его вещь смотрится не только с удовольствием, но доставляет ещё эстетическое наслаждение. Научиться хорошо подражать – значит научиться делать хорошие произведения искусства. Научиться критически подражать – значит научиться делать выдающиеся произведения искусства. Но это уже разговор об инженерах от искусства. Об этом и фильме Ромма «Тринадцать» я уже писал.
Мне удалось посмотреть ныне запрещённый фильм Костерлица «Маленькая мама». Как и в «Петере» – крепкий остроумный сценарий, квалифицированная работа режиссёра, мягкая оптика оператора, обаятельная актриса, лёгкая музыка и прочее, и прочее.
Мотив запрещения: искажение буржуазной действительности. Попробуем согласиться с официальной версией дикого поступка.
Сегодня получил твоё письмо. Я взял смелость информировать о его содержании Елену. Она, наверное, возьмётся прочесть тебе необходимую нотацию. Сам я, исповедуя политику невмешательства, нотации не читаю.
Так вот: её письмо, если она его напишет, я читать не буду, но готов отвечать за каждую строчку – такова моя вера в правильность мышления этой удивительной, по существу, девушки.
Что касается выражения моей уверенности в благоразумии твоих поступков, то ошибка моя произошла вследствие неправильной оценки твоего возраста: оказывается, тебе не 24, а 18. Что ж, ты вырастешь. 18 лет, как я говорил, недостаток хотя и большой, но поправимый.
Это длинное письмо я заключу сердечным рукопожатием.
12 письмо от 26 августа 1937 года
После длительного и довольно праздного размышления решил прочесть тебе небольшую, слегка неприятную нотацию.
Не надеясь на её блестящий успех, ибо человек прежде всего самолюбив, а потом разумен, я долго подбирал форму нотации. Наиболее простая форма была бы, на мой взгляд, наиболее подходящая: это форма критики писем от 31.07.37 и 11.08.37, которые вызвали нотацию.
Получи, но не сердись.
Основная бравада этих писем заключается в том, что ты, Василий К. Бодашков, живёшь не так, как живут все простые смертные, т.е. не следуешь велению разума, а согласуешь свои поступки лишь с движением неких обуревающих тебя чувств.
С этой бравадой я согласиться не могу, потому что подчинение интеллекта эмоции свойственно подавляющему большинству и не является уделом особого сорта тонко чувствующих человеческих существ. Особым сортом я назову людей разума.