Архангельские поморы

Дорога осударева – дорога от Нюхацкой пристани до Повенцов, длиной почти в двести километров. Рубили через леса просеку в три сажени шириной, корчевали пни, ворочали с насиженных мест камни-валуны, застилали деревянный настил. Шесть мостов навели. За полтора месяца управился народ крестьянский. Дорога была ровной, иначе невозможно было два малых фрегата протащить.

«Орешек» – мощная деревянная крепость построенная в XIV веке новгородцами на острове в истоке Невы. Остров по форме напоминал лесной орех, отсюда и название пошло.

Нотебург – город Орешек переименованный шведами после его взятия в 1611 году и заключения Столбовского «вечного» мира в 1617 году.

После взятия его русской армией под командованием Петра 22 октября 1702 года, город был переименован в Шлиссельбург (ключ-город в переводе с немецкого), ныне это Петрокрепость.

Шпангоут – поперечные жесткости бортовой обшивки судна, между днищем и палубой.

Фрегат – Целый класс кораблей строящийся с XV века. Трех мачтовое судно стоящее по своим размерам перед Линейными кораблями. В XVII веке на фрегатах располагалось на одной палубе от 24 до 38 пушек. Позже число палуб и пушек увеличилось.

Рангоут – мачты, реи и прочие деревянные конструкции, способствующие несению парусов.

Такелаж – общее наименование всех снастей (тросы, веревки, цепи) и стрелах. Различают стоячий и бегучий такелаж. Назначение такелажа – поддерживать и укреплять рангоут.

Нагнали народу из прилежащих местностей тысяч пять, а может и более. В полтора месяца леса порубили и мощенное полотно по болотам и трясинам проложили, а через реки мосты плавучие навели. Волокли оба корабля в кадках по суше, под полозья бревна подкладывали мужички крестьянские, и многие тогда жизни свои за царев переход до Ладоги положили. Венцом усилий ратных явилось взятие «Орешка»-города, Нотебурга шведского, что на острове по выходу Невы реки из Ладоги стоит. Здесь и пошел счет победам Петровым над королем Карлом шведским.

А что же Арсений наш? Весь остаток лета и осень трудился на верфи над корпусом корабля своего. Стук топора, шуршание пилы и грохот кувалд и деревянных молотков надолго впился в его слух. Леса не хватало, судно конструкции особенной было, и не всякая древесина подходила. Пришлось ее за двадцать, тридцать верст подвозить, а иную, для шпангоутов, твердую кедровую породу выписали аж из-под самого Урала. Две тысячи возов везли загодя обработанных бревен. Надрывались люди, надрывались лошади, но все же доставили энто дерево диковинное в Архангельский город. Его пока переправляли из далека, оно дюже просохло, а потом граждане заморские дивились, отчего у Арсения так долго корабль без ремонта обходится и срок службы удлинился. А поначалу-то пальцем у виска вертели и смеялись. Через сто лет только его секрет и узнали, а так все из сырого леса корабли-то строили.

Кленом обшивку корабля выполнили, а из сосны смолистой мачты поставили. Арсений сам лак мудреный изготовил промазывать днище корабельное, а в кузне пленку медную заказал, чтобы ею закутать пониже линии воды корпус, дабы уберечь его от протечки в дальнейшем. Много таких специальных работ было сделано, вот и затянулась постройка корабля-фрегата. Когда пришел мороз и дармовое искусство на окнах оставил, стоял корабль Арсения, словно башмак без шнурков, без снастей, значит, без рангоута и такелажа должного.

Всю зиму Арсений на отборе был. Народу по жестяным грамотам собралось с избытку. Плату обещали щедрую, по пятнадцати рублев в год, водочное довольствие, хлебные и кормовые запасы. В подчинении у Арсения офицеры: Берг Гаутман – голландских кровей, другой – английских, Олаф Эйдер, да врач, немец Томас Твит из баварских земель. Вот они втроем смотрины вели, дохлой и худой кабальной челяди набралось множество, так их отсеивали в первую очередь. Брали у кого зубы крепкие и кто ростом высок. Зазря бегал Арсений к своим поморцам, зазывая на службу морскую, не хотел народ вольный в найм идти, на стороннем судне ходить. Лучше дело свое знать, на карбасах плавать, семгу промышлять, чем подневольным быть, не для того он сюда в суровый край забрался.

Для отбора отрядили избу просторную, топили изрядно, в сенях народ толпился, порты сымал, догола раздевался. В горсть срам подбирали и, дверь дощатую отворив, внутрь вбегали, а из комнат пар как из бани валил – на улице мороз суровый ходил, за бороды всех брал. Хвать за волосищи и поседел мужик.

Кто есть такоф? – спрашивал Олаф Эйдер.

Поспелко Олексеев, сын Барандыкова, – ответил молодой еще не мужичонка, но и пареньком уже не назовешь.

Какоф от роду год идет? – продолжал англичанин суровой речью допрос строгий вести.

Мне ужно весной буде о тридцати двух, – ответил Поспелко и всмотрелся в Арсения, что за столом с бумагою и пером сидел. – Сенька, черт, ты?

Поспелко… , – подняв голову кучерявую вымолвил Арсений.

Ну ты, князь, ажно работу хлопотну выбрал, а я из Холмогор сюды прикорячился, дядька Прохарий, слава Богу на подводу взял. Да я не один, тама вона в сенях еще Первушка Макеев околевает.

Арсений оторопел немного от встречи не предусмотренной и вид начальствующий потерял. Затем оправился, улыбку ребяческую, оставшуюся с юной поры, подобрал и велел Бергу, Гаутману позвать знакомца своего, с кем по молодости лет приходилось путешествовать по окрестным местам и в Холмогоры заглядывать.

Жестяные грамоты – вид объявления для простого люда. Жестяная пластина с чеканкой текста прибивалась на столбах.

Карбас – парусно-гребное судно древнерусского образца для речного и прибрежного плаванья.

Боцман – корабельный старший унтер-офицер.

Там и познакомились и сдружились, только ни того ни другого уж с десяток лет как не видывал Арсений, забыл и думать про них. А оно вон как вывернулось, сами пришли и в ноги поклонились. Приветствия долго не растягивая, Арсений проводил дружков своих в гостевую и велел там дожидаться. А вечером, когда отбор окончен был на этот день, собрались товарищи и за столом хлебосольным выпили по чарке за встречу да и разговорились.

Вот удача пришла, что вы мне подвернулись, – сказал Арсений, – а то я уж и не знаю, кого себе в помощь взять, работы много, на офицеров иноземных опора не велика, а с вами уж теперь полегче будет.

Да мы как узнали, что жалованье хорошее дадут, тут же в Архангельск и засобирались. Своих-то карбасов нет, так, чем задарма рыбу удить, лучше на службу осудареву пойдем, вот какая думка у нас созрела. А вот ты каким чудом князем стал? – спросил Первушка.

Никаким, я в заграницах по Петрову указу обучался и вот приехал сюды корабль строить. Вот что вам, братцы, скажу я. Ты, Поспелка, будешь старшим канониром у меня, у тебя глаз наметан, снежки лихо помню в башку заряжал, а ты Первушка, здоровый бес, голосище у тебя хороший, мертвого на ноги поставишь, знать, в боцмана тебя назначим. Как вам такие распоряжения?

Да мы согласны, согласны, – отвечали хором друзья, – а ты что, самый главный тута али как?

На наборе главный, вот обуем в канаты фрегат – и я ваш капитан. К весне оба учиться будете, смотрите, не лениться, ежели замечу, ноздри вырву! Поняли меня?

Да уж как не понять, дело известное, копейку не задарма дают, – ответил Первушка.

Поселил их Арсений рядом с собой и отбор с той поры вел в их присутствии и к мнению их прислушивался, хоть и вздор они иногда несли.

К февралю людей набрали на два экипажа и в этот месяц вели уже сортировку на смекалку. Кто на голову не слишком расторопным оказался и не знал, где у него левая нога, а где правая, так их в регулярные войска отсылали, что в Солдатской слободе квартировались. К марту откормили немного народ отобранный, и по солнцу весеннему начали муштровать. В шеренге учили ходить, повороты дружно выполнять обучали и всему такому, что в строю требуется. А как потеплело более и зашнуровали фрегат-корабль – такелаж, значит, наладили и парусину к реям примотали, выпустили его со стапелей в реку и название перед спуском дали – «Петр I». Как с этим делом покончили, приступили к изучению дела морского. Заставили мужиков по мачтам лазить – паруса спускать да поднимать по команде. Двое в ходе этакой работе с фор-брам-рей свалились и замертво разбились, а так потерь более не наблюдалось, разве что увечий разных, когда из пушек стрелять учились. Худо да бедно все ж выучились: и команды различать, и паруса к разным погодам и ветрам предназначенные ставить, и из пушек палить прицельно. Все вроде налажено было, только самую малость не хватает, штурмана Арсений из добровольцев так и не нашел. Здесь человек особый был потребен, учености немалой и практикой морской владеющий, а таковых из прибывших не оказалось. И решил тогда Арсений идти к другу своему Якову Родионову, сыну Бодышки. На соседней улице сруб его стоял, он давно в штурманах у торговцев ходит, единственный, наверно, из русских у немцев на службе был. У него жона немчина, вот тесть, хозяин амбаров крупных и лавок торговых, послал его по воде ходить, для научения наукам морским, чтоб после корабль под его начало доверить. В июле месяце Яков как раз дома обретался в отдыхе после перехода из гамбургских земель. Но к Якову Арсения не пустил тесть, как только прочуял, куда сманить хочет его зятя Арсений. И вот, гуляя по многолюдным улицам Архангельска, наш Арсений надеялся на случай свидеться с другом своим, с которым еще малолетками в лодке вместе по Двине-реке под парусами ходили.