Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 13



Новодвинская цитадель – строительство началось весной 1701 года на острове Линский Прилук в Березовском устье Двины. Строительство каменной крепости было завершено к 1706 году.

Шнява – двухмачтовое парусное судно длиной 25 – 35 метров с 10 –18 пушками.

Галиот – длинная, обтекаемой формы галера небольших размеров с довольно высокой скоростью, с одним косым парусом. Вооружен от 2 до 10 пушек. Так же корабль снабжен веслами, расположенными в один – три яруса.

На Маркове острове – новый дом Петра выстроили на соседнем острове с Линским прилуком. Чтобы из окон была видна строящаяся Новодвинская цатадель.

Отделились три корабля: один – шнява, а другие – два галиота, для разведки. Шняву Иван ведет, а галиот его сподручник Дмитрий Борисов.

Как только подошли суда шведские и встали аккурат напротив пушек крепостных, тут Иван Рябов с Дмитрием оба корабля и посадили на мель, да так крепко, что и не вырваться никак. Стрельцы и пушкари эту выдумку-идею заметили и давай по кораблям из пушек палить. Враз в щепы разнесли, а народ шведский, спасшийся от гибели неминуемой, столько страху натерпелся, что, когда добрался до кораблей эскадры своей, стоявшей в вольной воде, да рассказал адмиралам про приключения свои, те тут же команду ''паруса опускать'' отдали и обратно в свою Швецию укатили.

Вот к весне и сподобил Господь в третий раз царю Петруше засобираться и ехать до Архангельского города. В апреле месяце, какого числа не скажу, выехал самодержец из столичных ворот целою процессией. Народу набрал великое множество, всю придворную знать собрал вокруг себя и еще пять гвардейских батальонов прихватил. Получалось так, что вся Россия ехала защищать наш Архангельский город. Вот до чего дорого сердцу Петрову оказалось поселение северное.

Путь не близок был, хоть частично и водой преодолевался. Прибыл в земли Двинские государь аккурат только к 18 мая. Воевода Ржевский вместе с гостями иноземными вышед на шлюпках встречать Петра. Когда же в город входил караван с царем, дали залп тройной из мелкого оружия, а затем и из пушек всякого калибра отсалютовали. Хоромы теперь не позорные ждали Петра, а, как полагается, – светлица, хоть и не просторна, но все же для жилья пригодна. На Маркове острове домик о четырех комнатах отстроили для него.

Город укрепляли, батареи артиллерийские по берегам реки устраивали, засорением устьев Мурманского и Пудожемского занимались, крепость Новодвинскую строили. На Троицу два фрегата малых в воду запустили и большой корабль заложили. Во время, для отдыха предназначенного, царь развлекался с народом простым.

Бывало, соберет человек сорок народу простого, напоит так, что они еле ноги волочат, а затем как загонит всех в воду и туда живых моржей запустит. Пьяные мужики давай спасаться от зверя свирепого, только ноги-то не слушаются. Вот где потеха разгулялась, а Петр, несмотря что государь, в самую гущу так и лезет. За то Петра Алексеевича всякий простой люд и уважал, что не гнушался хлеб с ними разделить.

Увлеклись царскими россказнями и об Арсении забыли. А он в обозе государевом ехал и, как только караван в город прибыл, тут же птицею острокрылою полетел в деревню родную, где тятька и мамка находились. Мамка-то, как его увидевши в голландских костюмах разодетого, при дверях стоящего, так от счастья нежданного чуть в обморок не попадала, а отец во дворе копался, так словно и не замечат. Только, когда Ефросиния окрикнула его: «Что ж ты, ирод окаянный, сын на пороге, а ты пнем сидишь!» – так и не признает, будто и не родной вовсе.

Вся деревня собралась вечером в доме у Коржавиных слушать приключения Арсения заморские. Только слушали-то одни бабы, а мужики больше на водку налегали и особо его вопросами бестолковыми не беспокоили.

К исходу июля месяца призывает Петр Алексеевич Арсения к себе. Тот ни ухом, ни бровью не ведет, зачем он занадобился царю. Занят тогда он был работою заветной: постройкой фрегата большого о пятидесяти пушках, задуманного им и воплощенного в чертежах еще в Голландии, на что он в Москве истребовал дозволения царева на его осуществление в древе сосновом, о натуральных размерах.

Ну, Арсений Парфенов, настал черед распрощаться с тобой, – говорит ему Петр. – Вначале мысль имел с собой тебя взять, да уж ты больно чудной корабль затеял. Лишать дела тебя не буду, но зато и наказ даю тебе строгий… Нет, позже об этом. Хочу сначала сказать тебе, что мне сейчас люди образованные смерть как нужны.

Куда путь изволите держать? Что в планах задумано, государь? – спросил Арсений.

Интересуешься?

Каролуса – так русские люди называли Карла XII.

Стекольне – так русские люди называли Стокгольм.



Зело – очень.

Паче – больше.

Не без этого.

Не в планах Арсений, само собой просится. В заграницах побывал, аль не слышал, какие разговоры про нас ведутся?

Что заграница, мне ясно видеть потребно, какие вопросы у государя моего волнительны.

Вопрос один, Арсений. Выйдем к Балтике или нет. Побьем короля Каролуса, поставим печать сапога нашего в их Стекольне или нет. Отторгнем у шведов ливонскую вотчину к твердому русскому основанию или нет. Соединим три моря единою водой или нет. Что, довольно али еще подбавить?

Довольно будет, минхерц.

То-то, Арсений, государство в запустении, дел по макушку, не разгрести мне одному, вот подсобников башковитых и ищу. Ты мне попался думал, вместе дело государственное потянем, думал впряжешься, в одной упряжке пойдем. Видно дороги у нас с тобой разные.

Да я…

Молчи, молчи, знаю, все знаю. Сам к морю не ровно дышу, поэтому и отпускаю. И корабль дал добро сооружать… . Ты, вот что, команду через адмиралтейство набирай, там деньги на твое имя оставлены, я уж и указ на сей счет подписал. И следующей осенью, сукин ты сын, возьмешь с собой купцов архангельских и на остров аглицкий дуй. Понял ли?

Так.

После этого купцы в Лондоне перезимуют и назад домой пойдут, а ты на Балтику иди, на Ладоге ждать тебя, стервеца, буду. Сейчас дело лихо завернется, до этого все шутки были: там стрельнем, там пальнем – баловство одно. Теперь шведа теснить всерьез начнем. Столица без моря не столица, вот что я думаю, Арсений, зело меня, паче всех мыслей, мучит. Хочу на заливе город основать на европейский манер, чтоб знали все о России, что не лес у нас один и мы не звери лютые, а и города не хуже западных имеются и люди не челядь одна. Корабли весной из Голландии, видел, приходили?

Примечал.

Из Европы шлюзовых дел мастеров нанятых привезли, будем реки соединять для судохождения из Черного моря в Балтийское.

Работа неподъемная, народу тыщи потребно будет.

А что ж ты хошь даром во время просвещенное въехать? Нет уж, спали веками, сидели во владеньях своих, носа не показывали, а Европа-то вон куды ускакала, нам теперь знашь сколько поту нужно пролить, чтоб хоть на аршин к ней приблизиться! За границей нам ни почета, ни уважения нет, смеются все на нас да удивляются, аки чуду диковинному, будто не из одного чрева вышли. Тошно мне, Арсений, такой землей управлять. Ты вот не остался в стороне чужой, вернулся на Родину, видно, не захотел служить им. Знать, решил положить талант свой на алтарь отеческий, а раз так, значит, этому можно довериться. У меня вот часом такое желание заскочит, что уж лучше туда в матросы отправиться, чем здесь сидеть и этим хламьем, быльем поросшим, управлять. Вот, как дела-то крутятся. Теперь давай руку свою и вон иди.

Распрощались они по дружбе и о встрече новой зареклись. И на исходе третьего месяца пребывания Петра в Архангельске, опровергнув своим появлением всякое вмешательство в жизнь мирную нашего города, что говорилось в письмах подметных, отправился царь на построенных кораблях до Соловецкого монастыря. Отслуживши литургию и молебен, встретив праздник Успения Пресвятой Богородицы в святой обители, к урочному часу к нему человек посланный подоспел с донесением. Приняв благословение от тамошнего архимандрита, государь засобирался в дорогу, и утром отбыла эскадра кораблей к Поморскому берегу Онежской губы. Выгрузили припасы боевые и отправили корабли все восвояси до Архангельска, оставив только два малых фрегата «Святой Дух» да «Курьер». От Нюхацкой пристани через Пул-озеро до Повенца дорога осударева в сто семьдесят верст была выстроена загодя .