Алмазы Карибского моря

– Осторожнее, не порежься!

Быков подсадил спутницу и помог ей выбраться наружу. Пока он занимался этим, сильный удар по голове оглушил его и заставил слепо переступать с ноги на ногу, чтобы сохранить равновесие. Повар подскочил сбоку и занес бутылку для повторного удара. Его глаза были абсолютно черные и безумные, как у насекомого. Быков поймал его пятерней, сжал и оттолкнул от себя. Китаец попятился и опять окунулся в тот холодный грязный бульон, который быстро заполнял помещение. Не дожидаясь, пока он вынырнет и вооружится чем-нибудь посущественнее, чем винная бутылка, Быков выбрался на улицу, где воды было почти по пояс.

Люди уже не просто бежали, их подгонял бурный поток, а некоторых нес, ударяя о машины и столбы. Движение было парализовано. За потерявшим управление автобусом образовался затор, и тем, кто утыкался в него, приходилось перебираться по крышам и капотам автомобилей. Мокрая, отяжелевшая одежда мешала беглецам, они падали и хватались за соседей, чтобы встать или удержаться на ногах.

Лу-Лу была уже далеко, призывно оглядываясь на Быкова. Было видно, что она хочет остановиться, но не может. Он догнал ее, схватил за локоть и заставил свернуть в боковую улочку.

– Зачем? – испугалась она. – Все бегут туда!

– Вниз по склону, – пропыхтел Быков. – А вода куда течет, по-твоему?

– Не понимаю.

– И не надо. Просто доверься мне.

Вместо того чтобы послушаться, Лу-Лу неожиданно вырвалась и побежала обратно, расплескивая воду, которой тут было значительно меньше, чем внизу.

– Куда?! – взревел Быков. – Стой!

Она повернула к нему лицо, сравнявшееся по цвету с белой блузкой, и крикнула в ответ:

– Там деньги!

Она вспомнила о конверте, оставшемся на столе в ресторане. Как можно было надеяться найти его среди всего этого столпотворения? Поиски китаянки были обречены на неудачу. И все же Быков последовал за ней. Дело было не в деньгах. Он попал в переделку вместе с Лу-Лу, а значит, отвечал за нее.

– Подожди! – окликнул он. – Вместе пойдем.

Она хотела остановиться, но течение не позволило, снося ее вниз по запруженной улице. Осознав опасность, Лу-Лу закричала пронзительно и тоскливо, как зверушка, попавшая в наводнение.

Из коричневой воды виднелись только крыши автомобилей, на которых тут и там торчали жалкие кучки людей, надеющихся спастись на этих ненадежных островках. Вокруг бурлил поток, все быстрее набирающий силу. Только теперь Быков ощутил, как холодна вода и как мощен ее напор. Бороться со стихией было полным безумием, но, выругавшись, он принялся догонять Лу-Лу. Делать это пришлось вплавь, поскольку на цыпочках с задранной головой далеко не уйдешь.

Рядом с Быковым, тараща глаза и судорожно дергая лапами, плыла собака. Он хотел затолкнуть ее на кабину грузовика, но заметил с другой стороны мальчонку и переключился на него. Бедняжка совсем продрог и зажмурился, словно боясь смотреть на то, что творилось вокруг. Быков подхватил его под мышки и буквально забросил в открытое окно второго этажа.

Трудно сказать наверняка, спасется ли мальчик или наводнение достанет его и там, но больше для него ничего нельзя было сделать. Быкова уже несло дальше и, уворачиваясь от препятствий, он торопился подхватить Лу-Лу до того, как она скроется под водой или разобьет голову.

Мокрая голова китаянки, облепленная волосами, походила на причудливый черный поплавок. Таких «поплавков» вокруг было величайшее множество, и Быков не спускал с Лу-Лу глаз, боясь потерять ее из виду или спутать с кем-нибудь другим.

Течение замедлялось, но становилось все глубже. Барахтающиеся в воде люди были беспомощны, как муравьи, брошенные в ручей. Их несло, переворачивало, захлестывало, разлучало, кружило водоворотами, затягивало на глубину, расшибало о стены. В этой бурлящей каше трудно было сохранить хладнокровие.

Быков почувствовал, что начинает паниковать. Если сначала наводнение представлялось небольшим приключением, которое закончится скоро и, главное, благополучно, то теперь началась паника, леденящая душу, в то время как холодная вода сковывала мышцы. Было жутко видеть, как живых людей подминают машины, перекатываемые бурным потоком. Оглянувшись, он увидел, что его догоняет вспененный вал, несущий превеликое множество предметов, способных проломить череп и отправить ко дну. Быков едва разминулся со здоровенным резиновым скатом, поднырнул под сорванное уличное ограждение, пробкой выскочил на поверхность и понял, что не видит бедняжку Лу-Лу.

Еще надеясь догнать ее, он позволил течению нести себя по улице, превратившейся в узкое речное русло. Грязная вода кипела и бурлила, вливаясь в окна, которые оказались открытыми или разбитыми. Повсюду происходили свои трагедии. Вот вынырнула слева человеческая голова с безумно вытаращенными глазами, схватила ртом воздух и опять пропала, возможно, насовсем. А вот пронесло мимо женское тело… А вот собачье… А дальше кошка пытается пересечь бурный поток… А там голый ребенок кричит на балконе… Взрослые причитают на крыше… Надувную лодку перевернуло вместе с теми, кто в ней находился…

Отрывочные картинки мелькали перед глазами Быкова, как кадры фильма или телевизионного репортажа. Люди обожают пощекотать себе нервы зрелищами катастроф и кровопролитий. Происходящее воспринимается ими как кино. Они не сочувствуют чужой беде, они не способны ощутить себя на месте утопающих, горящих, падающих в самолетах, убегающих от террористов. Так устроена наша психика, и, наверное, это правильно, потому что без отстраненного отношения к мировым трагедиям мы бы свихнулись или умерли от сердечного приступа. Но все же есть что-то кощунственное, согласитесь, в том, чтобы следить за наводнением в далекой стране, комфортно устроившись перед экраном и жуя, допустим, конфету. Потому что природные катаклизмы – это всегда беда: утраченные жизни, сломанные судьбы, погибшие родственники, уничтоженные жилища, рухнувшие надежды.

Быков видел это воочию, и сердце его разрывалось от горя. Он потерял Лу-Лу и сумел помочь только двоим, прежде чем его помыслы целиком заняла отчаянная борьба за собственную жизнь, потребовав максимального напряжения всех сил.

Поток вырвался на открытое пространство, соединившись здесь с другими такими же желто-коричневыми потоками. Образовавшееся озеро было таким глубоким, что столбы и опоры выглядывали над поверхностью лишь наполовину. Повсюду, сколько хватало глаз, разлилась вода, где-то бурля, где-то кружась и волнуясь, но в общей своей массе заполняя долину до самого горизонта.

Спасение можно было найти только на разбросанных там и сям крышах промышленных строений и металлических ангаров. Десятки китайцев уже забрались туда или только карабкались наверх, помогая друг другу и поддерживая товарищей по несчастью ободряющими криками.

Быков наметил для себя один такой спасительный островок и направился туда, когда раскатистый грохот над головой заставил его поднять голову. Он увидел большой сине-белый вертолет с болтающимся трапом, спущенным для тех несчастных, которые сгрудились на краю алюминиевой кровли какого-то склада или цеха. Пилот хотел сделать плавный круг, чтобы зависнуть прямо над крышей, но не заметил проводов, протянутых между опорами.

Вспыхнуло, полетели искры. Вертолет качнуло, он попытался выйти из крена, но вместо этого врезался в угол здания и, задрав хвост, рухнул прямо на тех, кого собирался спасать. Рокот двигателя сменился многоголосым воплем ужаса. Быков, оцепенев от неожиданности, проследил, как прямо над его головой пролетела отломанная лопасть, а потом еще какие-то куски и осколки. Увлекаемый течением, он видел, как выжившие выбираются из-под обломков и вытаскивают раненых. Вертолет горел, пуская в небо столб дыма. Когда рванули баки с горючим, Быков был уже далеко, но ему показалось, что и до него достала тепловая волна.

Сразу после этого полил дождь, словно спеша погасить пламя. Теперь вода была повсюду – снизу, сверху, куда ни повернись. Быков увидел прямо по курсу серебристую цилиндрическую емкость, в каких обычно хранится горючее или химикаты. Она торчала особняком и возвышалась над безбрежным затоном, словно неприступная башня. Наверх вела металлическая лесенка. По ней уже успело взобраться несколько человек, с верхней площадки они взирали на проплывающих мимо.