Страница 2 из 13
Сомов с яростью наблюдал за этими маневрами.
Бок глайдера разошелся. И из салона на землю пружинящее спрыгнул человек в легкомысленном туристском костюме с искрящимися фривольными голограммами. Такую одежду таскать было не совсем прилично, но что взять с ее обладателя.
– Филатов! – истошно заорал госпитальер. Это был именно полковник разведки собственной персоной. Ну конечно, кто еще мог разрушить умиротворение и плавное течение его жизни?! – Чтоб ты провалился!
– Это вместо здрассьте? – удивился разведчик, приближаясь к своему другу.
– Ты чего сделал?! Ты хоть понимаешь, что ты сделал?!
– И чего? – озадачился Филатов.
– Ты спугнул его! Теперь он не появится здесь еще месяц!
– Кто? Та жаба в панамке?
Сомов аж задохнулся от возмущения. Назвать великолепного пузырчатого змея жабой, а его роскошный гребень панамкой!
– Ты враг, Филатов! Ты теперь мой кровный враг! Ты выбрал самый худший момент! У тебя талант выбирать такие моменты!
– Не кипятись, доктор, – хищно улыбнулся разведчик.
Тут к Сомову, наконец, тактично постучалась способность рассуждать здраво. И он ее впустил. И более-менее сдержанно осведомился:
– Ты за мной?
– Нет, за тем червяком, – хмыкнул Филатов. – За тобой, друг мой. За тобой. Пришлось отмахать пятнадцать светолет и добраться до этой дыры.
– Бог мой, ты не можешь оставить меня хоть ненадолго в покое?!
– В покое?… А я думал, тебя заинтересует, что опять появились «замороженные»…
Сомов с тоской оглянулся на болото. Ему вдруг захотелось нырнуть вслед за пузырчатым змеем и не выныривать.
– Поехали, – вздохнул он и, сложив СТ-фиксатор, направился к глайдеру.
***
– Неслыханно, – шептал руководитель испытательного центра Космофлота адмирал Белидзе.
Он заимел все шансы загреметь в реаниматор с сердечным приступом, когда передавал посторонним лицам свое любимое детище, которое, можно сказать, нянчил на руках, с которого сдувал пылинки – экспериментальный боевой корабль «Гамаюн». Большей иезуитской подлости столичные штабные крысы придумать для него не смогли бы при всем желании.
У адмирала было лицо человека, которого заставляют ходить на голове, и при этом еще пинают ногами. Когда он напоследок инструктировал двоих самозванцев, как управляться с любимцем, в его глазах застыло страдание. Но против приказа Генерального штаба военно-космических сил не попрешь. А приказ был однозначен, обсуждению и обжалованию не подлежал – отдать корабль попугаю, разодетому, как типичный аризонский «балдежник», и тюфяку, у которого на лице написано освобождение от военной службы.
– Тут умный компьютер, – напутствовал адмирал. – Но это не значит, что он будет слушаться людей, имеющих отдаленное представление о космонавигации.
– Мы имеем представление, – успокаивал его Филатов. – А чего не знаем, тому по дороге научимся.
– Научимся! –всплеснул руками Беридзе. – Лучшие испытатели Федерации обкатывали его. И больше никто. А вы – поучимся! Это единственный рабочий борт. И если…
– Мы все знаем, – обрезал Филатов.
Пока имелся единственный экземпляр малых боевых кораблей этой серии. Его еще не довели до ума – испытания входили в конечную стадию Космофлот намеревался в будущем использовать их как разведчики, истребители-прыгуны, эвакуаторы. В общем то это был новый этап в кораблестроении. Силовая установка позволяла быстрее входить в надпространственный режим. И скорость была раза в два выше, чем у самых скоростных судов. За это приходилось расплачиваться теснотой. Все свободное место занято силовыми установками, разными системами вооружения. Со временем эти корабли оснастят самыми совершенными устройствами маскировки, и они превратятся в грозную силу.
– Нам пора включать в штат испытателей космотехники, – узнав, на чем им придется лететь, сказал госпитальер еще в пограничном глайдере, летящем над болотами,
– Экспериментальный корабль нам дают не от хорошей жизни, – поморщился Филатов. – Точка кризиса находится на Фениксе.
– Это где?
– Сектор восемь-Б. Самая окраина Звездной Ойкумены. Обычный рейдер будет тащиться туда непозволительно долго. Вот и пошли на такой шаг.
– Отлично. Мы уже испытали «космическую лошадь». Теперь этот «Гамаюн». Только мы – не испытатели, Сережа. Мы мыши лабораторные.
– Не занудствуй, доктор. Главное, что весело.
– Обхохочешься, – мрачно произнес Сомов.
Им повезло, что единственный рабочий экземпляр «Гамаюна» находился на станции «Поиск» испытательного центра корпорации «Большая верфь». Сам центр располагался на Луне-два, вращающейся вокруг Тайны, той самой планеты, где госпитальер расслаблялся, валяясь в зарослях и выслеживая пугливого пузырчатого змея. Станция «Поиск» висела на геостационарной орбите Тайны.
Двое суток на базе ушло на то, чтобы подготовить корабль к полету, а его нежданный и незваный экипаж обучить навыкам управления, которое, впрочем, не отличалось сильно от управления обычными боевыми кораблями – тут опыт у Филатова был большой.
За день перед отлетом Филатов в самое сердце поразил своего друга неожиданным сюрпризом. В сопровождении адмирала друзья проследовали в помещение высокой защиты в самой сердцевине комплекса – эта капсула могла выдержать плазменный удар корабельных орудий. В таких местах хранились предметы, которые ни в коем случае не должны достаться противнику.
Филатов открыл контейнер, напоминавший черную коробку балаганного фокусника. И вытащил наружу хранящийся там предмет.
У госпитальера екнуло сердце. В ящике лежала раковина. На вид самая обычная… Для тех, кто не любит смотреть в суть вещей.
Госпитальер протянул руку, коснулся раковины и ощутил, что от нее исходит тепло…
Та самая раковина, которую нашли они с Филатовым и которая позже была конфискована научниками. Артефакт приоров – таинственной сверхцивилизации, следы которой обнаруживаются по всей Галактике. До сих пор непонятно, какую физику они использовали, но их предметы, совершенно неказистые с виду, действовали потрясающим образом. С помощью этой раковины ему удалось поставить на ноги безнадежных больных.
– В Петербурге считают, что риск оправдан.
– Нам разрешили взять с собой артефакт? – удивился Сомов. Эта штука стоила не меньше, чем флотилия кораблей.
– Да. Слова об ответственности, которая на нас легла…
– Излишни.
– Тогда бери…
Настал момент прощания со станцией. Адмирал лично проводил в стартовый ангар. И теперь они стояли на шершавой поверхности трапа-пузыря, присосавшегося к чернильно-черному боку экспериментального корабля. Раскрылся люк, приглашая экипаж занять положенные по расписанию места.
– Берегите малыша, – вздохнул Беридзе, гладя пальцами упругую броню корабля.
– Куда же мы денемся, – произнес Филатов.
«Гамаюн» по виду напоминал классическую сигару с утолщением рубки и наростами эфирогенераторов и стабилизаторов, которые имели несколько непривычные формы. Впрочем, текущая броня могла легко менять форму в зависимости от задач.
– Ни пуха, – оторвавшись от любимца, произнес адмирал.
– К черту, – кивнул Филатов и шагнул в проем.
Госпитальер последовал за ним.
Люк зарос, будто и не было. Трап пузырь сдулся. Адмирал резко обернулся и, не оглядываясь, покинул стартовый ангар.
Кабина была удручающе тесной. В проходы едва можно было протиснуться человеку обширной комплекции в скафе. И вообще все в малом боевом корабле класса «Гамаюн» было сжато, компактно, с минимумом удобств.
Обычные спейсеры подразумевают наличие хоть какого-то простора. В них можно дышать свободно. Экипаж экспериментального «Гамаюна» решили не баловать. Здесь все было подчинено стремительности боевой мощи.
Двое людей, которые составляли экипаж экспериментального корабля в его первом боевом вылете погрузились в кресла-трансформеры, которые с легким шелестом приняли наиболее удобную форму. Филатов надел золотой, с бегающей синей искрой, контактный обруч управления и привычно влился в информационные потоки компа корабля.