Пупсик

– Могу только рассказать, что видел.

– Это я уже слышала. А куда исчезли два бойца из банды кошек? Их убила богиня любви? Ты так вчера говорил?

– Я вчера очень испугался, – сказал я. – И у меня случилась истерика. Кричал всякую ерунду.

– А куда же они делись? Оставили у нас одежду и отправились купаться в фонтане?

– Не знаю.

– Вот и никто не знает, – сказала Ряба. – Можно, конечно, представить, что это имперцы распылили вчера в нашем кафе какой-нибудь свой газ, вызвавший у многих видения. Но предполагать такое никто не хочет: это уже политика. А вляпаться в политические интриги – врагу не пожелаешь.

– И что теперь? – спросил я.

– А ничего, – сказала Ряба. – Работаем, как работали. Представь, что ничего вчера не было: тебе привиделось от усталости. А банды между собой разберутся сами. Обойдутся без нашего участия.

«Умное поведение, – сказал Ордош. – Зачем ей все эти богини и бандитские разборки? Ей выручку считать нужно».

«Странно, что она меня ни о чем не расспрашивает».

«О чем? Рану Елки она не видела. Докажи ей теперь, что там не крохотная царапина была. А кровь… так может она из разбитого носа натекла. И кучки праха смели с пола без участия нашей хозяйки. Да и вообще, если человек не может чего-либо объяснить, то он старается убедить себя в том, что этого и не было».

«Возможно, ты и прав, – сказал я. – Я прожил прошлую жизнь, общаясь с одним лишь человеком, которого не назовешь обычным и нормальным, и в психологии людей разбираться не научился. Потому, наверное, людские поступки и кажутся мне странными».

«Не напрягайся, Сигей. Вари спокойно свой кофе».

День завершился привычным пересчетом выручки и дележкой чаевых.

Ночевал я в своей комнате.

***

А на следующий день начались странности. С самого утра.

Нет, термос квартальной я наполнил.

Но на работу не явились официантки. Ни Липа, ни две другие девчонки. И никто из них не предупредил Рябу о том, что не сможет выйти на смену.

День пролетел быстро. Потому что у меня не было ни минуты на скуку. Он напомнил мне тот вечер, когда я только пытался устроиться на работу в это кафе. Снова Ряба принимала заказы и рассчитывала гостей. Я же занимался всем остальным. А теперь еще и варил «фирменный» кофе, проклиная себя за то, что «засветил» его в этом мире.

Самые напряженные минуты выдались, когда под вечер явилась квартальная. Она вызвала Рябу «на разговор», оставив меня в зале одного, если не считать позевывавшую у стойки женщину из банды гадюк.

Я передвигался по залу с такой скоростью, что, вполне вероятно, мои ноги касались пола не при каждом шаге. Но не сбил никого и не перевернул столик.

Даже Ордош посочувствовал мне и перестал надо мной подшучивать. К полуночи он извел четырех крыс, не позволив мне свалиться на пол кафе без сил.

Ряба вернулась после разговора с квартальной с покрасневшими глазами и припухшими от слез веками.

– Что случилось? – спросил я.

– Не отвлекайся, Пупсик, – сказала Рябина. – Сейчас я умою лицо и буду помогать тебе.

Ночью, позабыв даже снять фартук, я поднялся к себе и со стоном опустился в кресло, которое по-прежнему стояло у кровати. Я понимал, что нужно сразу идти мыться, чтобы поскорее лечь спать. Но проявил слабость, позволив себе присесть.

И теперь не мог заставить себя подняться на ноги.

Раздался стук.

Я не успел раскрыть рот, чтобы узнать, кто явился ко мне в столь поздний час, как в комнату вошла Елка. В руках она держала свернутый матрас.

– Привет, малыш, – сказала она.

Положила матрас около стены, сбросила с плеча лямку сумки. Уперла кулаки в бока. Замерла напротив меня.

«Что это за незаконное подселение?» – напомнил о себе Ордош.

– Ты зачем пришла? – спросил я.

– Ха! Ты мне не рад? Буду у тебя ночевать.

Даже усталость не помешала мне удивиться.

– С какой стати? – сказал я.

– Охранять тебя буду, дурачок. Чо, не ясно?

– Зачем? От чего?

– Ты работаешь в нашем кафе, малыш, – сказала Елка. – Значит, мы за тебя отвечаем. Побуду здесь ночью, чтобы эти драные кошаки с тобой ничо не сотворили.

– А что они могут сделать? – спросил я. – И почему?

– Гадины они, потому что! – сказала Елка.

Ногами расстелила матрас. Из одежды на ней была лишь майка, одетая на голое тело, да короткие шорты. При каждом движении ног на бедрах и голенях девушки вырисовывались внушительные бугорки мышц.

– Официанток ваших, вон, уже обработали.

– О чем ты говоришь? – спросил я.

– А ты не знаешь? – сказала Елка. – Это из-за кошек тебе пришлось сегодня работать в одиночку.

Подняла с пола сумку и вынула из нее пулемет – точно такой же, какие были позавчера у женщин из банды кошек. Бросила пулемет на матрас.

– Что они сделали?

– Запугали ваших девок. Запретили им выходить на работу. Решили отомстить нам хоть таким образом. Ссстервы!

Елка осматривалась, подыскивая место для своей сумки. Не найдя места лучше, бросила ее около кресла.

– Запугали? – переспросил я. – Всех? Как? Зачем? И Липу тоже?

– Угрожали, что зарежут их, если те продолжат работать в кафе, – сказала Елка. – А Липу… нет, не запугали. Разве Ряба не сказала тебе, малыш?

– Что она должна была мне сказать?

– Липу убили.

***

– Как, убили? – сказал я.

– Зарезали, – сказала Елка. – Ее нашли сегодня около рынка. Без одежды; в мусорной куче. Не сразу и узнали ее: девчонки сказали, на ней живого места не осталось. Всю исполосовали ножами, даже лицо. Истекла кровью.

– Кто это сделал?

– Ха! Кошки! Токо они так развлекаются. Называют это: «поточить коготки». Сучки сумасшедшие.

Слова Елки показались мне лишенными смысла.

– Развлекаются? Коготки? Зачем?

– Видишь ли, малыш, – ответила Елка. – Тут… это: войны между гадюками и кошками не будет.

Елка уселась на свое ложе, поместила пулемет в изголовье.

– Почему?

Елка отвела взгляд в сторону, скривила губы.

– Нам запретили воевать, – сказала она. – Вот кошаки и решили ответить нам хоть чем-то: среди банд так принято. Ну, и… ничо лучше не придумали, как напакостить нам, запугав официанток. Теперь мало кто захочет у Рябы работать. Так что, и завтра, малыш, ты будешь снова работать один.

– Но… Липа тут причем? – спросил я.

– Ну, как же, она была тогда в кафе. И она не гадюка – под запрет не попадает. Как, впрочем, и ты, малыш.

– Под чей запрет, вашу мать?!

Я сжал кулаки, испытывая желание кого-нибудь ударить.

«Успокойся, дубина, – сказал Ордош. – Не ори. Елка-то тут причем?»

– Не злись, Пупсик, – сказала Елка. – Тут уже ничо не поделаешь. Кто ж мог подумать, что эти гадины на такое пойдут? Мы готовились воевать. Правда! Хотели всерьез пустить им кровушку. Пока нам не запретили.

– Кто может вам такое запретить? Вы же бандиты!

Я заметил, что слово «бандиты» заставило Елку поморщиться.

– Кто-кто… – сказала она, – чет я забыла, что ты всего лишь мужчина и вряд ли можешь такое знать. Полиция, конечно! Те их начальницы, которые получают долю от доходов наших банд.

– Не понимаю, – сказал я. – Как это? Полиция состоит с вами в доле и может вам приказывать?

– Ну, не то, что бы приказывать…, но да, может. У нас… как бы это… такой договор с ними: они нас не трогают, пока не поймают на горячем, а мы не пускаем на свою территорию всякую шушеру, прогоняем залетных и таким образом облегчаем им работу; да, и еще не творим на улицах беспредела.

– Но кошки ведь на вас напали! Тебя ранили!

– И чо? – сказала Елка. – Они потеряли при этом двоих бойцов. Как ни крути, а победа осталась за нами.

– А Липа? – спросил я.

Елка пожала плечами.

– А чо она? Она не наша. Да, Пупсик, как бы она мне ни нравилась, но это так. Все понимают, что это камень в наш огород. Но предъявить мы кошакам за нее ни чо не можем. Мы их пальцем тронуть сейчас не имеем права, как и они нас. Если только полиция с них за Липу спросит. Но и это вряд ли.