Развратный муж

— Выпей, — протянул таблетку и стакан воды.

— Хочешь отравить?

— Всего лишь хочу, чтобы у тебя ничего не болело, — улыбнулся, проигнорировав мой тон.

Выпив обезболивающее, все же произнесла слова благодарности.

— Ты хотела узнать, почему проснулась в самолете? — улыбнулся.

— Для начала было бы неплохо.

— Мы летим на обследование в Германию к одному старому знакомому отца. Твое здоровье их беспокоит, они бы не хотели выкидыша.

— Но я не беременна! — вскрикнула.

— Правда? — наиграно изумился и добавил с сарказмом. — Можешь кричать об этом громче, и тогда знать об этом буду не только я.

— И ты не мог отказать? Придумать что-нибудь? — яростно прошептала, наклонившись ближе к Глебу.

— Зачем? Отец позвонил вчера вечером, я согласился, потому что это хороший повод провернуть задуманное мной.

— Задуманное тобой? — сжала подлокотники кресла.

— Да, милая, а если бы ты все же решила со мной обговорить свои выходки, то была бы в курсе, какой выход нашел я. Но ты решила действовать одна, самоуверенно решив, что тебя не раскусят и не сожрут заживо.

Поджав губы, смотрела на Глеба.

Он больше не усмехался, его взгляд, мимика — все отражало серьезность его слов. Шутки кончились.

— Ты даже не знаешь, куда хотела сунуть свой красивый носик. Ты не знаешь этот мир, его законы. Не знаешь, скольких заказали наши родители, скольких затравили. Ты наивна, — слова Глеба звучали горько. — Я с восемнадцати лет кручусь с ними, видел не только внешний лоск, — Глеб сделал паузу. — Внутренняя кухня, где постоянная грызня из-за больших денег, омерзительна. Человеческая жизнь там не стоит ничего. Союз отцов означал конец войны, которая унесла не одну жизнь. Поэтому столько танцев с бубнами возле них, чтобы все так и оставалось спокойно. Да, им невыгодно быть партнерами, много денег теряют, но другим это выгодно. Им важно, чтобы сохранился мир за внешним лоском. Рассорить их, значит нажить себе проблемы и влиятельных, чаще всего беспринципных, врагов. Да, милая, ты предсказуема. И твой отец не дурак. Ты бы исчезла, как только он понял, что пытаешься его обмануть. У него дочек и вне брака хватает, мне нашли бы новую жену, которая бы с радостью родила хоть десятерых.

— О чем ты? — шепчу, пребывая, мягко говоря, в растерянности.

— Малыш, правда, давай я не буду посвящать тебя во все дерьмо. Это не для тебя. Зачем марать твою нежную душу? Оставь эту грязь мне, — Глеб поморщился.

Мы молчим. Каждый думает о своем. Я нахожусь в оцепенении и не могу поверить, переварить… Но одна мысль все же отчетливо отдается тяжестью в груди.

— Глеб, им ничего не будет за то, что они так со мной? с нами? — прошептала, по щекам скатывались слезы.

— То, что было в моих силах, я сделал. Год им точно будет не до нас. Но если глобально, то нет, ничего не будет.

— Это несправедливо, — тихо проговариваю, когда хочется кричать.

Весь настрой летит к чертям. Все планы, мысли. Все должно быть не так! Смотрю на мужа, отчаянно желая услышать, что это все была шутка. Злая и не смешная.

Взгляд Глеба меняется, его глаза впервые отражают покровительственный блеск, сроду тому, как смотрел на меня отец.

— Несправедливо потерять близких в аварии. Несправедливо стать инвалидом в двадцать лет. Несправедливо, когда предают самые близкие. Несправедливо, когда глаза любимого человека больше не видят в тебе весь мир. Несправедливо заболеть раком. В этой жизни много несправедливости, порой страшной и пугающей, болезненной и выматывающей, но с этим учишься жить. Принимаешь жизнь такой, какая она есть, и продолжаешь свой путь. Наверное, в этом и заключается жизнь, Плюша, проживать свои несправедливости, не останавливаясь на пути.

— Я так не смогу! Меня это сожрет изнутри, — сдерживаю желание закатить глаза на пафосную речь Глебушки.

Оно уже жрет!

— Сможешь. Не забудешь, не простишь, возможно. Но мы с тобой молоды, красивы, сексуальны, — ласково улыбается и добавляет, — но главное, мы свободны, и перед нами весь мир. Я столько хочу тебе показать, столько моментов пережить. Так что прекрати вешать нос, хорошо?

«Свободны!» — эта мысль соблазняет, уводя взор от терзающих душу демонов.

— Не хорошо! Кто сказал, что я хочу что-то с тобой переживать? — прищурилась.

— А что, не хочешь? — усмехнулся, наконец-то расслабившись.

Его взгляд ласкал, успокаивал, излучал нежность.

— Я ещё обижена на то, что ты врал.

— А я думал, сейчас будешь говорить про то, что я снова принял решение без тебя, — закатил глаза.

— К этому я уже привыкла, — фыркнула.

— Ты очаровательна, когда злишься. Знала об этом?

— Не подлизывайся.

— Проголодалась?

— И это все, что ты хочешь у меня спросить?

— Детка, я буду добиваться твоего прощения, и для этого мне не нужно спрашивать, как это сделать.

— Будешь? — прищурилась.

— Всеми возможными способами, и даже сделаю вид, что не заметил, что уже прощен, — подмигнул.

Закусила губу, чтобы не улыбнуться.

Все же не верится, что так все просто.

— Я снова сбегаю, да? — грустно спрашиваю.

— Нет, милая, — улыбается. — Мы не сбегаем, мы уезжаем. Пусть отцы ищут другие способы укрепления сотрудничества, без нас.

— Значит, уезжаем, — откидываюсь на спинку сиденья. — А куда?

— Сначала запутаем следы, а потом махнем в Швейцарию. Сноуборд, горячие источники, — голос Глебушки излучает мечтательность.

— Там такие виды, — закрываю глаза и уже представляю, как рисую.

— А какой секс будет возле камина вечером… — мурлыкал Глебушка.

Открыла глаза, смерив замечтавшегося муженька скептическим взглядом.

— Ты сначала прощения заслужи, а потом о сексе мечтай.

— Умеешь ты портить моменты, — буркнул, поправляя очки, и уставился в книгу.

— Кстати, а я бы поела.

Через некоторое время, сытая, дремала в кресле, положив ноги на Глебушку. Но тут вспомнила про помощника и подскочила.

— Артем! — схватилась за голову.

— Успокойся, твой «миленький» в порядке, — закатил глаза. — Я попросил сестру устроить его на нормальную работу.

— Правда? — спросила восторженно.

— У него будет неплохая зарплата, так что в течение трех лет выплатит тебе за машину, я заключил договор, — покосился на меня.

— Вот не начинай, — фыркнула.

— Вести бюджет в нашей семье буду я, иначе мы останемся ни с чем, — подколол Глебушка.

— Ой, прекрати, — раздраженно засопела.

— Кстати, я позаботился о твоем «миленьком».

— И к чему ты ведешь? — приподняла бровь.

— Может, я заслужил прощение?

— Неплохая попытка, Глебушка, но нет, ты не прощен, ехидно улыбнулась.

— Вредная Плюша, — улыбнулся.

— Самоуверенный Глебушка, — вернула, подарив мужу ласковый взгляд.

Глава 24

Глеб

Рано или поздно ночь сменяет день. Темнота в душе рассеивается в лучах рассвета. Солнце ослепляет глаза, дарит тепло и надежду на лучшее. Все плохое остается позади.

Есть только ты и твой опыт, самый ценный актив пережитого. В моем случае ещё и одна капризная женщина. Самая любимая и желанная. Та, которая, запрыгнув на меня в аэропорту, перевернула жизнь вверх тормашками. Та, которая показала, что такое настоящая, безвозмездная любовь. Любовь, за которую не нужно платить, которая не делает слабым. Любовь, которая дарит крылья.

Моя Плюша, моё рыжее чудовище. Она делает меня счастливым, даже когда мучает месяц без секса, играючи дразня. У неё постоянно меняется мнение. То она кричит о равноправии в наших отношениях, то о том, что она всего лишь хрупкая женщина, а я мужчина, который все должен решить. Неугомонная женщина. Но я привык. Привык так, что предложи мне идеальную послушную жену, откажусь. Ни на кого не променяю свою эмоциональную фурию.

Мне так жаль, что я причинил ей боль. Обманул свою доверчивую девочку. Поэтому, сжимая зубы, терплю все возможные проверки. Нужно заметить, что у Плюши нет проблем с фантазией. Она не щадит, медленно лишает рассудка. Спит каждую ночь обнаженной, прижимаясь ко мне попкой во сне, или закидывает ногу на пах. Ходит по коттеджу в откровенных нарядах. Делает растяжку перед камином, когда я там же читаю книгу. Изогнутая Плюша с задницей к верху — это срыв башки.