Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 8



Отперла машину, села в нее, хлопнула дверью и завела двигатель. Я не мог позволить ей так уехать, позволить оставить за ней последнее слово. Я обошел автомобиль и сел на пассажирское сиденье.

— Поговорим? — предложил я.

Яна откинулась на сиденье, устало вздохнула, помассировала кончиками пальцев виски, словно пытаясь успокоиться, затем повернулась ко мне.

— Говори.

Я закурил, дым расплылся душным сизым облаком по салону автомобиля.

— У меня не курят, — категорично сказала она. — На улицу. Только имей ввиду, ждать пока докуришь не буду.

Я мог бы поступить наперекор, из принципа, но и меня время научило многому. В том числе — науке компромиссов. Сейчас она была нужна мне, эта категоричная, внезапно повзрослевшая девчонка. Я открыл окно и выбросил сигарету.

— Мне нужен мой сын, — решил не тянуть я.

— Нет, — отрезала она. — Это все, что ты хотел сказать?

Она смотрела прямо перед собой, словно завороженная ритмичными движениями оконных дворников, что пытались счистить со стекла намерзшую наледь. Я чуть придвинулся к ней, надеясь, что она так же остро, как и я ощущает каждый разделяющий нас сантиметр. Потом поймал ее пальцами за подбородок, вынудил смотреть мне в глаза. Ее кожа была бархатистой и прохладной с мороза, мне хотелось провести по щеке большим пальцем, но это нелепое желание я отбросил в сторону.

— Я заберу его если ты не пойдешь мне навстречу. Ты понимаешь? Целиком и полностью заберу, безоговорочно, мне по карману купить любое судебное решение.

А Яна… отпрянула от меня и засмеялась. Засмеялась, блядь! Плечи ее тряслись, на глазах заблестели слезы, и вызвал их отнюдь не страх. Я подумал, что в общем-то, она удивительно похожа на своего отца. А Яна потянулась к бардачку, достала упаковку салфеток и промокнула уголки глаз.

— Насмешил, — улыбнулась она короткой, едва уловимой улыбкой. — Потому что ты блефуешь, Ярик. Ты знаешь, что дети имеют обыкновение вырастать? Они ходят в школу, учат уроки, капризничают, порой даже истерят. Они болеют. Они имеют свою точку зрения. С ними… не так просто, как кажется. И там, в твоей новой благополучной жизни моему ребенку просто нет места. Он будет словно лишний винтик в механизме, который только разлаживает всю работу. И ты прекрасно это знаешь, Ярик. Идиотом ты никогда не был.

Мое имя она произнесла даже мягко. Меня снова чуть кольнуло. Так называла меня только Яна, Даша, да и многие другие предпочитали называть Славой. Те, кого я не подпустил настолько близко произносили мое имя полностью.

— Но ты же не будешь проверять, — вкрадчиво спросил я. — Не так ли?

— Зачем тебе это? — ответила она вопросом на вопрос. — Мы привыкли жить без тебя, ты понимаешь? Ты тот самый лишний винтик в нашей маленькой семье. Ты просто все испортишь. Илья… он тебя не знает. Зачем?

— Он нужен мне, — просто ответил я. — Чтобы я тебе не рассказал, ты мне не поверишь, наверное, правильно сделаешь. Слишком… много лет позади. Но сейчас как никогда ранее я чувствую свое отцовство. Я не смогу исправить уже сделанное. Но я хочу, чтобы мой сын знал меня.

Янка снова потерла виски. Я вдруг неожиданно подумал — снег будет. Вспомнилось, что к обильным снегопадам у нее всегда болела голова. Многое вспоминалось и лезло в голову не спрашивая на то позволения. Как не крути — Яна это этап моей жизни.

— Нужен… — Грустно улыбнулась она. — Как ты себе это представляешь? Придешь к школе и скажешь здравствуй, я твой блудный папа?

— А как ты себе это представляешь?

Она задумалась, отстучала пальцем затейливую дробь на руле. Пытливо на меня посмотрела.

— Ему восьмой год пошел, Ярик. Он большой. Он — личность. Так нельзя. Если уж ты решил влезть в нашу жизнь в грязных сапогах, то делай это не так… топорно. Я поговорю с ним. Если он захочет тебя увидеть, вы увидитесь. Если нет, то я готова сражаться с целым миром, Ярик. И поверь мне, опыт у меня есть. А теперь иди… где искать меня знаешь.

Я вышел из машины и с удовольствием закурил. Вслед смотреть не стал. Настроение было… удивительно хорошим. Я сделал то, что не давало мне покоя последние месяцы, словно оборвал цепь, на которой сидел, обрел свободу. Пошел по правильному пути.

А дома резко пахло спиртом, которым пропитывались дезинфицирующие салфетки для инъекций. В воздухе висела, тревога, такая густая, осязаемая — хоть ножом режь.

— Сто семьдесят на сто тридцать, — выскочила медсестра мне навстречу. — Я сбить не смогла.



Я сжал кулаки так, что хрустнули суставы. Девушка испуганно попятилась.

— Внизу машина с шофером, — тихо сказал я. — Еще есть скорые. Вы почему не в больнице?

— Она сказала вас будет ждать, — вздрогнула медсестра имени которой я даже не помнил.

— Я не для того плачу тебе, чтобы ты принимала столь рискованные решения! — рявкнул я.

Дашка была тяжелой. Я нес ее легко, но я помнил, каким невесомым может быть ее тело. Кожа покрылась липким потом, под воздействием лекарств она совсем ослабела и забылась сном. Наверное это к лучшему. Уже в машине открыла глаза, меня увидела, улыбнулась.

— Ты видел его? — жарким шепотом спросила она.

— Еще нет, — покачала головой я.

Даша схватила мою руку, прижала к животу, в котором нервно билась моя дочь. Закрыла глаза, поморщилась, когда летящий на полной скорости автомобиль подпрыгнул на неровном дорожном покрытии. Скорость имела значение, но я подал водителю знак ехать аккуратнее.

— Может тогда не нужно? — зашептала она так тихо, что мне пришлось к ней склониться. — Если она, та женщина не хочет… У тебя же будет наш ребенок, маленькая девочка….

— Нужно, — твердо ответил я.

Глава 2. Яна

Меня накрывали панические атаки. Я держала себя в руках при разговоре, один господь знает, чего мне это стоило. Я спокойно доехала до ближайшего перекрестка. А потом… на красный даже пролетела, под возмущенный вой клаксонов. Я очень боялась опоздать. Боялась того, что приеду, а моего ребенка уже… забрали из школы.

— Мам, ты чего? — удивился Илья, когда я крепко стиснула его руку.

— Соскучилась просто, — выдавила я улыбку из себя.

Дома не выдержала, прижала его к себе изо всех сил, так, что дыхание перехватило и сидела так несколько минут. Он еще позволял мне любить себя открыто, хотя на примере подруг, у которых были сыновья старше я знала, что вскоре наступит момент, когда птенец оперится, и морально готовилась.

— Хочешь завтра прогуляем школу? — спросила я.

Причина была проста — мне страшно оторвать от себя сына.

— Мам, у нас же проверочная по математике будет, ты забыла?

Квартира у меня маленькая. Был вариант либо просторная однокомнатная, либо тесная двушка. Я тяготела к открытым пространствам, но пришлось принять во внимание, что у меня сын растет. Поэтому две маленькие комнаты, зато кухня большая, она и стала сердцем моего дома. Илюшка даже уроки здесь учит, пока я готовлю ужин. Иногда задает мне вопросы, я отвечаю, подхожу, стараясь не испачкать мукой, в которой мои руки, тетради, наклоняюсь и целую сына в макушку.

— Нет, ты сегодня точно странная, — засмеялся Илья.

— Скоро день всех влюбленных, — улыбнулась я. — А я влюблена в тебя, так что, терпи.

И ночью, когда он уже спал, разметавшись в постели я подошла, села на край постели. Я понимаю, что не смогу держать его возле себя вечно. Я стараюсь быть хорошей мамой, я не душу ребенка заботой, стараюсь быть его другом. Но… нам так хорошо вдвоем. Нам никто больше не нужен.

А ночью, как назло, мне приснился Ярослав. Так давно не снился, а тут нате, получайте, распишитесь. Я была в той самой квартире, которую так горячо ненавидела, стояла у окна, прижимала к себе маленького Илюшку и смотрела, как Ярослав уходит. Весь двор устелило свежим снегом, но там, под ним — вода. И следы Ярика отпечатываются черным, шаг за шагом. Я смотрю на него, на упрямо прямую спину, пальто, которое он опять не застегнул развевается в такт ходьбе и молюсь — обернись. Ради того, что было, что могло бы быть, просто обернись, найди меня глазами в десятках чужих окон. Посмотри на меня и только потом уходи.