Страница 19 из 41
— А полярная шапка у этой планеты есть? — придирчиво спросила Лизавета.
— А это что? — Шурка ткнул в светлое пятно на арбузьей макушке.
— Это пустыня, — ревниво сказал Вовка.
— Тогда посмотрим на Южном полюсе, — решил Захар. — Взяли.
Они втроем подняли арбуз над головами и стали похожи на скульптуру соседнего фонтана — ребята с большим мячом.
— Тут, наверно, тоже пустыня, — сказала Лизавета. — Желтое пятно… Ой!
И случилось непоправимое.
«А он не такой уж спелый», — вот что подумал Вовка в первую секунду. И лишь после этого испугался.
Куски арбуза были розовато-красными. Белые и темно-коричневые семечки блестели в них рядами, словно кнопки нового баяна. Ветер заботливо относил в сторону облако пыли, поднявшееся от удара.
— Все… — сказал Шурка.
Вовка стоял и ничего не говорил. Двигаться и говорить было бесполезно. Большая Земля все-таки притянула маленькую Зеленую Планету. А когда планеты сталкиваются, обязательно бывает катастрофа. «Что же теперь делать? — думал он. — Что же теперь делать? Что же теперь?..»
— Здорово попадет? — шепотом спросил Шурка.
— Наверно… — откликнулся Вовка.
— Такая была планета!.. — тихо сказал Талька.
И вдруг Вовка понял, что не боится. Ему было просто очень жаль арбуза. Не арбуза, а планеты. Жаль зеленой сказки, которая разбилась. А больше всего было жаль, что вот сейчас эти мальчишки и Лизавета уйдут и он потащится домой один.
Дома ему, конечно, влетит, но не в этом дело. Была сказка, была игра, были ребята, уже немножко знакомые. Было хорошо.
А сейчас стало плохо…
— Такая хорошая была планета, — снова сказал Талька.
— Перестань хныкать! — приказала Лизавета. И спросила у Вовки: — Сколько он стоит?
— Рубль восемьдесят.
— А у нас только двадцать копеек, — уныло сказал Шурка.
Вовка покачал головой.
— Второй покупать нельзя. Все равно она догадается. По сдаче догадается. Таких больших арбузов больше нет, а если маленький купить, значит, должно денег больше остаться. А у меня мало…
— Кто это «она»? — спросила Лизавета.
— Ну, сестра… Старшая.
— Все сестры такие, — мрачно сказал Захар.
— Умолкни! — сказала Лизавета.
Вовка вздохнул:
— Лучше уж я так… Объясню.
Лизавета молчала.
— Он ведь сам тащил этот арбуз. Без нас, — сказал Шурка.
Лизавета все равно молчала.
— Слушайте, Захаровы! — начал Шурка. — Давайте дотащим до его дома все эти куски. Скажем: нарочно разбили, чтобы легче нести было.
«Значит, у них такая фамилия, — подумал Вовка. — Захар — это Сережка Захаров».
— Понесем! — настаивал Шурка.
— Не городи ерунду, — поморщилась Лизавета.
Вовка понял, что надо что-то сказать.
— Чепуха. Не стоит переживать. — Это получилось у него довольно храбро. Еще он добавил: — Мне даже лучше: не тащить такую тяжесть.
— Ненормальный! — возмутилась Лизавета. — Неужели бы мы дали тебе одному нести?!
Вовке показалось, будто теплая волна прошла по нему.
И захотелось сделать что-нибудь хорошее для этой грозной девчонки и для этих ребят. Но ничего хорошего он сделать не мог и только сказал:
— Давайте съедим планету. Все равно уж теперь.
— А правда… — сказал Шурка.
— Справимся? — спросил Сережа Захаров.
— Справимся, — уверенно ответил Талька.
Это было нелегкое дело — съесть такой арбуз. Нужно было время. И терпение.
Они впятером сидели на скамейке и по уши вгрызались в мягкие красные куски. Семечки прилипали к щекам и подбородку.
— Ты где живешь? — спросил Сережка.
Вовка, не переставая жевать, объяснил.
— Это же рядом с нами, — заметила Лизавета. — Всего через дом.
— Приходи, — сказал Шурка. — Мы в «царя Гороха» играть будем. Умеешь?
— Ну как он может уметь? — вмешался Сережка. И объяснил: — Мы сами эту игру придумали. Вроде лапты, только с тремя мячиками. Мы тебя на левый край поставим.
Лизавета подняла голову. На ушах, как клипсы, висели прилипшие семечки.
— На левом крае у нас Павлик Сенцов играет, — сказала она. — Куда же его девать?
— А в запасные, — объяснил Шурка. — Он же слабак. Думаешь, он поднял бы такой арбуз?
— Лопнул бы, — откликнулся Сережка.
Шурка вытер рукавом подбородок, посмотрел на всех по очереди и осторожно спросил:
— А насчет ПЭС? Сказать? Ведь из-за нее же все…
— Можно, — решил Сережка и повернул к Вовке мокрое лицо. — Мы электрическую станцию делаем, которая от морских приливов работает. Ну, пока модель, в ванне. Уже десять дней возимся. Приходи — увидишь…
Вовке стало весело.
— Я приду, — пообещал он. — Обязательно. Сегодня меня, наверно, не выпустят, а завтра приду. А то у нас во дворе даже ребят нет. Только мелкота всякая. Есть еще одна девчонка, да она какая-то… не поймешь.
Вовка пошел во двор и сразу отыскал взглядом свое окно. Он подумал, что, может быть, увидит в окне сестру и та его сразу спросит: «Ты где это бродяжничал столько времени? Где арбуз?» И тогда Вовка отсюда, издалека, объяснил бы ей все. Издалека такие вещи объяснять гораздо лучше.
Но окно было закрыто и отражало синее блестящее небо.
Вовка тихонько вздохнул. И, наверно, от этого вздоха проснулся и зашелестел клен. Сверху снова сорвался светлый пятипалый лист и снова упал на Вовкино плечо. Как будто дерево хотело утешить мальчика и положило ему на плечо легкую ладонь.
— Такая хорошая была планета… — доверительно сказал Вовка клену.
Тот сочувственно закивал ветвями.
— Ладно, ничего, — сказал Вовка.
Он посмотрел на свой подъезд и тогда увидел девчонку.
Она сидела на корточках недалеко от крыльца и опять что-то рисовала на асфальте. Видимо, новый Вовкин портрет.
Ведь она ничего не знала. Она думала, что Вовка сейчас такой же, как вчера. Такой же, как утром. А он уже понимал, почему бывают приливы и отливы. Он умел устраивать солнечные затмения. Он пережил гибель Зеленой Планеты, и стоило ли после этого думать о глупой девчонке с ее дурацкими рисунками.
— Такая была планета… — негромко и с чувством повторил Вовка. Потом он затолкал кулаки в тесные кармашки штанов и зашагал к подъезду.
До девчонки оставалось шагов десять. Тогда она быстро поднялась и повернулась навстречу Вовке. Пальцы опущенных рук сжались в твердые, кулачки. Глаза тихо сузились и сделались как два тонких золотых полумесяца.
— Только подойди… — негромко сказала она.
Вовка шел.
Девчонка мотнула головой, убирая со лба длинные пряди.
— Только подойди, — повторила она напружиненным голосом.
Вовка шел. Кеды «Два мяча» медленно ступали по серому асфальту. Было в этой мягкой неторопливости что-то непонятное и тревожное. Острые кулачки девчонки дрогнули. Глаза стали широкими.
— Подойди только! — сказала она громко и растерянно. И поняла, что он подойдет. И что лучше ей не ждать, когда он подойдет.
Она отскочила. Отбежала в сторону. Хотела крикнуть Вовке что-нибудь обидное. Хотела и не смогла. Кончилась ее власть. Рухнуло ее могущество. Теперь не от нее, а от Вовки зависело то, о чем она потихонечку мечтала: чтобы перестать быть врагами и чтобы вместе рисовать на асфальте не страшных уродов, а удивительных и веселых зверей.
Она смотрела на Вовку удивленно и грустно. А он прошел и не взглянул на нее. И растоптал ее рисунок.
Она тихонько пошла следом и остановилась в подъезде.
Вовка медленно поднимался по лестнице. Он шел навстречу неприятностям и невзгодам. Но он не боялся. Он шел печальный и гордый.
А внизу, прислонившись к косяку, стояла девчонка. Тоже печальная. И слушала, как затихают Вовкины шаги…